Высшая Каста

– Далеко поедем?
Возвращаться в Тайный Город им было нельзя, Европа, судя по всему, становилась слишком маленькой и тесной для них с Кастой, поэтому…
– Видимо, на другой континент, – мягко ответил шас. – У меня есть кое-какие мысли на этот счёт, но прежде нужно пополнить запас магической энергии и артефактов. Уедем из города сегодня же.
– Зачем торопиться? – удивилась девушка. – Ты ведь попросил у челов сутки.
– Пусть эти сутки они думают, что мы всё ещё в Барселоне, – буркнул шас. – Мне так спокойнее.
– А где мы возьмём артефакты? Ты сам говорил, что из Барселоны контрабандист уехал.
– Не волнуйся, – улыбнулся Лебра. – Я знаю, к кому можно обратиться.
* * *
замок Шанер к северо-востоку от Марселя, Франция
Она хорошо знала, каково это – когда не к кому обратиться.
Когда вокруг лишь равнодушные взгляды. И откровенная враждебность. И враждебность не только от чужаков, от которых её ждёшь, но и от тех, кто вроде бы считается своим, кто должен защищать и обязан прийти на помощь. На кого надеешься до самого последнего момента…
И холодеешь, когда в этот момент они отворачиваются.
Холодеешь, не понимая, что происходит. Почему происходит именно так?
Почему это случилось со мной?
Холодеешь так, что опускаются руки, гаснет улыбка и не хочется ничего, потому что вдруг понимаешь, что надежды нет… Точнее, есть, но только на себя. На то, что хватит сил преодолеть невзгоды, прорваться, хоть в кровь расцарапав душу, и оставить всё это позади. Надежда только на себя.
Кори всегда была бунтаркой.
Все говорили: «Характер такой», она и сама так думала и только много позже, узнав о себе правду, поняла, что, возможно, дело не только в характере, но и в прячущейся внутри силе. Огромной силе, ждущей своего часа. Но иногда проявляющей нетерпение. Возможно…
Однако в те времена Кори о своём таланте к магии не подозревала, считала себя обыкновенной девочкой, только бунтаркой: за словом в карман не лезла, сделала первую татуировку в двенадцать лет, тогда же начала курить и в первый раз нахамила отцу. Отцу, а не матери, мать умерла, когда девочке исполнилось одиннадцать, и связанные с ней воспоминания навсегда остались самыми тёплыми и счастливыми в жизни Кори. Мать была француженкой, перед последним курсом колледжа приехала поглазеть на Лондон в летние каникулы и встретила улыбчивого, немного ушастого студента, вскоре ставшего инженером. Закончила колледж и переехала на остров. Благодаря матери Кори и её старший брат Эндрю, свободно говорили не только на английском, но и на французском и часто бывали во Франции. Мать считала, что дети должны знать не только об английских корнях.
Её смерть стала для Кори первой жизненной катастрофой. Она не замкнулась, и нельзя сказать, что в ней что-то поломалось, просто исчезла яркость, радости давались через силу, и всё вокруг стало казаться неправильным. Не таким, каким должно быть, поскольку теперь в этом «всё вокруг» не хватало очень важного элемента. Очень важного человека. И это, возможно, стало второй, помимо характера, причиной, почему через год девочка превратилась в законченную бунтарку. А может, ей просто хотелось, чтобы на неё обратили внимание – стройная, спортивная Кори считала себя тощей и непривлекательной и думала, что дерзкое поведение и вызывающая одежда помогут ей оказаться в центре внимания. И она своего добилась: в один из дней, вскоре после того, как Кори исполнилось восемнадцать, к ней подошли на улице трое молодых мужчин. Одного из них Кори знала: Магомед, торгующий в их квартале наркотиками, двое других, видимо, были его подельниками. Мужчины коротко, но предельно ясно, используя все известные им английские ругательства, сообщили Кори, что её мерзкий вид оскорбляет честных жителей окрестных домов, и если она не станет одеваться скромно, как подобает женщине, её ожидают большие неприятности. Ошарашенная Кори попыталась ответить в привычной манере, но тут же получила кулаком по зубам и обещание, что если не одумается, то из неё сделают нескромную женщину, которую будут использовать все честные мужчины округи, когда им захочется отдохнуть и расслабиться. После этого Магомед и его приятели ушли, оставив девушку сидеть на грязной мостовой. К её собственному удивлению, Кори сумела сдержать слёзы и разрыдалась лишь оказавшись в своей комнате, там, где её никто не видел. Рыдала долго, чувствуя себя униженной и раздавленной. Затем попыталась скрыть повреждения, но не преуспела – Эндрю мгновенно увидел распухшие губы и потребовал объяснений. Старший брат решил, что Кори получила от приятеля, а узнав правду – впал в бешенство. Однако отец сумел убедить Эндрю не горячиться и обратиться в полицию. В которой их внимательно выслушали и вежливо ответили, что примут информацию к сведению, но поскольку угроз никто, кроме самой Кори, не слышал, а факта избиения никто не видел, привлечь Магомеда к ответственности не получится. «Вы говорите, что он торгует наркотиками? Ну что вы, если бы это можно было доказать, он бы сидел в тюрьме. А пока ваши слова больше смахивают на попытку оклеветать добропорядочного подданного английской короны».
  
Если семья Кори что-то и получила от визита в полицейский участок, так это идеальное понимание понятия «сюрреализм».
Смущённый отец предложил Кори «подумать над сменой имиджа», раздавленная девушка спросила, не пожить ли ей до конца учебного года у тёти Эммы, а Эндрю промолчал. Тогда Кори с отцом не обратили на это внимания, но смысл молчания стал понятен через два дня, когда Эндрю с дружками подловил Магомеда и внятно ему объяснил, что лезть к младшей сестре больше не нужно. Силы Эндрю не переоценил: их с дружками было шестеро, противников – трое, встреча почти закончилась убедительной победой парней, но кто-то вызвал полицию, сбежать у Эндрю не получилось, и победа превратилась в сокрушительное поражение. Нападение с отягчающими, урон здоровью, но главное – нелицеприятные выкрики, наличие которых подтвердило полтора десятка «свидетелей», которых представил адвокат Магомеда. Дружкам Эндрю доходчиво объяснили, чем для них может закончиться суд, после чего они дружно представили Эндрю чуть ли не внебрачным сыном Гитлера и получили мелкие штрафы за хулиганство. Эндрю же обвинили в расизме и закатали на десять лет.
Вторая катастрофа оказалась страшнее первой.
Отец слёг с инфарктом. Кори разрывалась между больницей и тюрьмой, а жила у тёти, всерьёз опасаясь возвращаться в родной район. И да – она «сменила имидж», стала одеваться так, как требовали от скромных женщин современные правила повседневной жизни Лондона. Но не помогло. Да и не могло помочь.
Эндрю убили в тюрьме через два месяца.
Известие привело к обширному инфаркту у отца, поэтому хоронила Кори их обоих.
А через три дня после похорон её схватили на улице, затолкали в фургон и привезли в какой-то подвал. К Магомеду. Который не забыл и не собирался прощать «нанесённого оскорбления». О чём он и заявил перепуганной, на этот раз не сдерживающей слёз Кори.
«Ты останешься здесь, пока нам не надоешь. А потом мы тебя продадим. Или убьём. Всё будет зависеть от тебя. Старайся».
На этих словах его дружки заржали, а Магомед расстегнул штаны.
Их было трое, как и в первый раз. Только теперь у них была другая претензия к одежде девушки: они считали, что на ней её слишком много. Кори завыла от ужаса, но смех стал только громче. Её швырнули на стол, а дальше…
Кори не знала, что произошло дальше. Откуда взялись силы. Как у неё получилось сделать то, что она сделала. Кори ничего не знала – тогда. Тогда она неожиданно почувствовала, что теряет последнее – себя. Смерть матери, отца и брата, испоганенная жизнь, рухнувшие надежды, погибшая вера во всё – эта волна накрыла девушку с головой, заставив захлебнуться в ненависти. Ненависти ко всем. А особенно – к этим троим ублюдкам, собравшимся раздавить то, что от неё ещё оставалось. Захлебнулась в ненависти, которая стала её силой. Кори не лишилась чувств, но потеряла сознание, точнее, контроль над своим сознанием. Не понимала, что делает, потому что ненависть сломала тормоза, оставив только жажду воздаяния.