Главред: назад в СССР 4 (СИ)

— О судьбе «Правдоруба», я полагаю? — уточнил я, задержав на языке приятную кислинку. То, что я люблю.
— Разумеется, Поликарпов тебя уже ввел в курс дела, в этом я даже не сомневался, — рассмеялся Краюхин и тут же опять стал серьезным. — Один из твоего клуба… Сало, кажется? Точно, он. И двое, Женя, из редакции районной газеты. Осознаешь, к чему я клоню?
— Пока не очень, — честно признался я, хотя, конечно, не ждал, что меня осыплют цветами и комплиментами.
— Да это же скандал, Кашеваров! — Анатолий Петрович понизил голос и яростно зашептал. — Как из ситуации выходить будем?
— Я лично займусь ими, — мой голос был тверд. — Тем более что после Пленума, как мы все понимаем, разверзнутся хляби небесные… Я имею в виду свободную прессу, только уже официальную. Закон о печати у нас ведь готовится, но гласность на газеты и телевидение уже распространяется? Извините, я по программе «Время» подробности знаю, а там не обо всем вчера говорили.
Краюхин побагровел, но быстро взял себя в руки. Крепкий мужик, понимает, что я здесь не пальцы гну, а хочу решить ситуацию, в которой мы все оказались.
— Свободная пресса, говоришь… — Анатолий Петрович вытер платком резко вспотевшую лысину.
Я помнил, что закон, о котором я сейчас говорил, выйдет только через три года — в июне 1990-го. Он назывался «Законом о печати и других средствах массовой информации», а первые его строки гласили, что СМИ «свободны». Цензура же отменяется. Это де-юре, де-факто же пресса стала свободной раньше. Естественно, журналисты осторожничали, но все равно поднимали острые темы. В том числе и репрессии, как недавно еще предлагал Бродов.
— Есть важные пожелания от генерального секретаря, — звякнув чашечкой о блюдце, заговорил второй секретарь Козлов. — Нам говорили вчера в обкоме. Печать должна поддерживать гласность, но делать это ответственно. Не сбиваться на сенсации и на поиски жареных фактов[1].
А вот это я, кстати, тоже помню. Горбачев говорил о том, что пресса должна быть активной участницей перестройки и информировать народ. И ведь вроде бы все должно было пойти так, как задумывалось. Но что же изменилось? Где это упущенное мною звено?
— Моя редакция как раз этим и занимается уже много месяцев, — резюмировал я вслух, чтобы напомнить обоим партийцам. — Ответственно поддерживает гласность. А теперь, прежде чем мы продолжим говорить о судьбе «Правдоруба» и моих провинившихся журналистов, позвольте, я попробую спрогнозировать, что будет дальше.
Здесь для меня не было никакой сложности. Я все это уже видел в своей прошлой жизни, изучал в университете и потом наблюдал обратный процесс. Не знаю, что теперь происходит со СМИ в 2024-м, откуда я «прилетел», но надеюсь, что заложенный мной в этом времени фундамент изменит и будущее.
— Закон о печати подготовят самое быстрое в этом году, — я решил не озвучивать реальные сроки. — Но отдельные редакции поднимут гласность на знамена уже в ближайшее время. Особенно после нашего примера. Кому-то хватит чувства меры, и он не скатится в бесконечное очернение прошлого и настоящего. Но будут и те, кто займется исключительно критикой. Фактически нас ждет побоище… Фигурально выражаясь, конечно же. А еще…
Я многозначительно посмотрел сперва на Краюхина, потом на Козлова, подбирая формулировки, позволяющие преподнести фактическое предсказание как рассчитанную модель развития СМИ.
— «Правдоруб» низложен, — продолжил я. — Но он не единственный в нашей стране. Самиздат, товарищи, у нас еще с шестидесятых в ходу. А вскоре он постепенно начнет перерождаться в независимую от государства прессу. При этом официально, без всяких подпольных типографий. И развиваться этот пока еще самиздат будет вопреки легальным газетам. То есть от противного. В «Андроповских известиях» пишут о героических ликвидаторах, при этом не скрывая ошибки и масштабы трагедии, а в условной «Болтушке», наоборот, будут напирать на страдания, смерти и горе. И недоработки, которые действительно есть, возведут в абсолют, чтобы казалось, будто советская власть — это конвейер по уничтожению людей.
 
— И что делать? — побарабанил по столу пальцами Краюхин. — Снова вводить цензуру? Так это противоречит новой государственной идеологии…
— Помните, что я говорил, когда мы обсуждали создание дискуссионного клуба? — подсказал я партийцам, которые смотрели на меня со смесью непонимания и надежды. — Я говорил, что мы создаем площадку, на которой будет возможность высказаться всем, но в рамках правил. Потом разные мнения уходят на страницы газеты, и читатели уже делают выбор.
— Ну-ну, — нетерпеливо сказал Краюхин.
— Вот я и подумал, — надеюсь, мне удастся их сейчас убедить, — что если мнения разные, то и источники информации в идеале должны быть разные.
— Это как? — второй секретарь, тем не менее, заинтересовался.
— И «Андроповские известия», и «Вечерний Андроповск», — продолжил я, — это фактически одна редакция. Нам нужна вторая, полностью независимая от моей. Иначе, как бы сильно мы ни выросли, это будет словно гигант на одной ноге.– И что ты предлагаешь? — Краюхин опять принялся барабанить пальцами по столу. — Открыть третью газету, только уже в другом здании?
— Почти, — улыбнулся я. — Только не открыть новую, а ввести в правовое поле уже существующую.
Ага, глаза у них загорелись. Теперь вишенка.
— Я предлагаю не закрывать «Правдоруб», а сформировать для него новую редакцию. Тех журналистов, кто захочет уйти туда, я не стану держать. Того же Бульбаша и Никиту Добрынина. Да, я потеряю талантливых сотрудников, но нужно уметь отпускать… Я справлюсь.
— Евгений Семеныч, да что ты за чушь тут городишь? — рявкнул вдруг Анатолий Петрович и грохнул кулаком по столу.
— Хочешь всю работу коту под хвост? — вторил ему Козлов. — Нашу работу, госбезопасности, да твою собственную, наконец?
— «Любгородский правдоруб» продолжает работу, но уже в правовом поле, — спокойно продолжил я. — Мои газеты районные, а эту сделаем… городскую. Или нет, еще лучше — общественную! Издание при дискуссионном клубе.
Жаль, что пока закон об индивидуальной трудовой деятельности не вступил в действие, отметил я про себя. Так можно было бы частное издание сделать, кооперативное. Этим я тоже обязательно займусь, но потом.
А вообще, это не совсем моя идея — забрать себе чужой бренд и продолжить его развивать. С одной стороны, это как трофей на войне. А с другой… В будущем так нередко станут делать — покупать издания с историей и перепрофилировать их. Еще в моей прошлой жизни был такой эпизод: у одного очень известного в Твери издания закончилась лицензия, выходить оно перестало, а название никто не оформил. Один предприимчивый бизнесмен в итоге взял и зарегистрировал его на себя, потом стал выпускать новую газету под старым брендом. И читатели потянулись!
— Редактором предлагаю сделать Котенка, когда он поправится, — партийцы вскипели было, но быстро остыли. — Это человек с определенной репутацией среди диссидентов, а еще он работал в нашей сфере и знает, что к чему. Пусть выпускает «Правдоруб» официально.
— А финансирование? — задал Краюхин, как ему показалось, неудобный вопрос.
— Членские взносы, — ответил я. — Те, кто в клубе, пусть и сдают в общую кассу. Еще можно запустить систему донатов…
— Какую систему? — переспросил Козлов.
— Что-то вроде пожертвований, — пояснил я. — Создадим специальный счет в сберкассе, и читатели смогут переводить свои деньги, если сочтут нужным.
— Поставим «Правдоруба» на хозрасчет, — усмехнулся Козлов.
— Именно, — кивнул я. — Вот и вторая нога нашего информационного колосса. Власть и гражданское общество. А кто не захочет играть по правилам — тогда, как с тем же клубом, добро пожаловать в маргиналы, которых никто не воспринимает всерьез. Кроме таких же маргиналов.
— Кажется, я начинаю понимать, что ты задумал, — медленно кивнул второй секретарь Козлов. — Марионеточную редакцию? Мол, де-юре она независимая, но де-факто — контролируется партией. В итоге это как будто бы оппозиция, а на самом деле…