Ванька 10 (СИ)

На жалованье китайские наемники смотрели очень серьезно. Жизни свои они легко, не как мы, отдавали, только оплату до последней копеечки оговаривали. Кормить-поить их полагалось хорошо и платить вовремя, день в день и до грошика.
— Деньги за всех, даже если кто ранен будет или убьют…
Сормах замешкался.
— Как за всех?
Переговорщики от китайцев объяснили. Остаток денег за убитых и раненых оставшиеся между собой делить будут.
— Не ладно это, не по-нашему, — попытался переиначить условия договора Сормах. — Только за живых платить буду.
Китайцы наотрез отказались. Если мы на их условия не согласны, они другого нанимателя найдут.
— Нам деньги за убитых в Китай отсылать надо. Семьям их.
— Как, отсылать-то будете? — тут черт меня дёрнул спросить. Не просто же так я рядом с Сормахом нахожусь, мне тоже надо в переговорах поучаствовать. — В конвертики совзнаки положите, адрес иероглифами нацарапаете и на почту отнесёте?
Чуть своим вопросом я всё дело не испортил. Обиделись китайцы, но потом всё же продолжили переговоры.
— Наше дело как деньги в Китай отправлять. Есть у нас способ…
До вечера мы судили и рядили. Сколько стрелок-«доброволец» будет получать, сколько — пулеметчик, сколько — доктор. У них в артели даже свой доктор был. Ну, куда же на войне без доктора.
Сормах, при торге за доктора, упомянул, что доктор в полку уже имеется, вон — рядом с ним сидит. При этом на меня было указано.
Китайцы ответили, что хорошо, пусть русский доктор имеется, но им своего надо. Русских в полку пусть русский доктор лечит, а китайцев — китайский будет пользовать. У них медицина своя.
— Своя? — уточнил у меня Сормах.
— Своя, — подтвердил ему я.
После этого про оплату китайского доктора мы ещё чуть не пол часа торговались. Дорогонько китайский доктор нам выходил. Вообще, наемники — дело недешевое. Однако, мировая революция — прежде всего, тут никаких денег не жалко.
У Сормаха, видно, была инструкция сверху, до какого предела он может торговаться. Наконец, мы в определенную сумму и уложились. Китайцы, хоть и больше хотели, но согласились.
Через несколько дней китайцы группами и начали прибывать. Много было среди них, даже на взгляд, уже бывалых воинов. На пальцах последних красовались золотые кольца, покуривали они из массивных серебряных портсигаров, тужурочки на плечах их были не хуже моей.
— Элита. С такими воевать — одно удовольствие…
Сормах был доволен наемниками.
— Куда отправимся-то? — приставал я с вопросами к командиру полка.
— Скоро узнаешь, — каждый раз в ответ слышал я одно и то же.
  
Глава 43
 
Глава 43 У моста
Бой затих у взорванного моста
ГСН растаяла во мгле…
Мост — есть. Только, не взорван, а целенький стоит. Сука…
— Ли! Лёжа стреляй! Убьют ведь…
Сколько раз этим китайцам говорено — из положения лёжа стрелять надо! Так ты из себя меньше мишень изображаешь. Нет — сидя на жопе им стрелять нравится. Видишь де, лучше, куда стреляешь и удобно целиться. Я тут за щитом максимки, как не знаю кто прячусь, а китайчонок рядом сидит, ножки вытянул. Обойму за обоймой высаживает. Бессмертный, мля…
Зам по «Д», не терпящий удобства,
Умирает на сырой земле…
— Ли! Ложись, сукин сын!
Повернулся ко мне, зубы скалит…
Я выпустил ещё очередь. Короткую. Патроны беречь надо.
Здорово нас зажали, а как всё ровненько было…
Варшаву освободили, исконные российские имперские земли, дальше наш Интернациональный полк пошёл вместе с такими же другими, а тут… врезали нам по зубам, покатились мы назад в три перевертыша.
Сормаху ещё вчера всех пришлось на позиции бросить. Ли — не стрелок, он у меня в лазарете по хозяйству помогает, но сегодня все тут — повара, писари, легко раненые… Я — за старшего в этой полуинвалидной команде. Так поляки и чехи по полку ударили, что Сормах даже меня биться с врагом выставил. Не наши поляки и чехи на нас сейчас давят, империалистические. Наши — за нас, эти — нет. Такая теперь тут каша в Европе — мама не горюй.
 
Жаркая нерусская погода
Застывает на его губах…
Вот ведь, под Мишкину песню про взорванный мост тут и остаться, наверное, придётся… Понятно, не сам он её сочинил, из армии привёз, по пьянке в общаге пел, а я и запомнил. Я, вообще, песни быстро запоминаю. В экстремальных ситуациях, и на японской, и на германской войне так было, они в голове моей и всплывают. Знаю я такую особенность своей психики. Кого как, а меня на песни пробивает.
Ли — всё. Отстрелялся…
Я дал ещё очередь. Получилось — как точку поставил. Тихо у моста стало.
— Кто живой, отзовись!
Башку из-за щитка не высовываю — берегусь. Фуражку только снял, пот на лбу вытер.
Сегодня — прохладно, а я весь сырой. Сейчас меня ещё и познабливает. Руки трясутся, сил совсем почти не осталось.
Справа несколько человек откликнулось, а слева — тишина. Всех положили? Получается — так. Нас тоже надолго не хватит. Патронов у меня с гулькин нос. Имеются ещё две ручные гранаты.
— Отходим… — кто-то меня сзади за плечо тронул.
Мать!!!
Меня аж подбросило.
Не заметил я, как кто-то ко мне сзади подполз.
— Отходим, доктор. Сейчас наши мост рванут.
Боец на лицо, вроде и знаком. Из старой ещё, теребиловской дружины.
Легко сказать, отходим. Ножка у меня — бо-бо. Я, если только — ползком, но и это — едва ли. Крови много потерял. Перевязался, но не больно хорошо это у меня получилось. Временами уже перед глазами всё плыть начинает…
— Сам не смогу… Ранен, — сообщаю бойцу о своем состоянии.
Жалко мне сейчас себя, жалко сильно очень. Сколько надо продержалась моя полуинвалидная команда. Вон, даже мост рванут…
— Вытащим… — теребиловец мне подмигнул.
Я свои ручные гранаты в карманы затолкал, не оставлять же их. Пулемет бросить придётся, хоть и жалко.
Тут меня сильнее накрывать стало. За пулеметом я как-то лучше себя чувствовал. Нога сразу сильнее заболела, как будто нарочно. Нет, она и раньше болела, но я себя пересиливал, а тут — расслабился…
Звезды неродного небосвода
Угасают в голубых глазах…
У меня же, наоборот, эти самые звездочки-метельки перед глазами вдруг закружились, закружились, закружились…
Как через мост меня тащили — я уже не помню. Как его взорвали — не слышал. В себя пришел — на телеге. Рядом с ней Ли шагает. Рукой за телегу держится и идёт.
Я глаза зажмурил, снова их открыл.
Нет, не Ли. Другой китаец. Ли убили, а я вот жив остался. В который уже раз…
— Ну, как там наш Нинель?
Знакомый голос… Сормах? Точно, он.
Голова перевязана, шапки нет, весь в грязи. Где он её и нашел…
— Жив, доктор?
— Жив, жив…
— Молодец. Продержались…
Тут Сормах, как тот теребиловец у моста, мне подмигнул.
— Семянок, Нинель, хочешь?
Сам Сормах при этом руку к себе в карман засунул. Как будто что-то в горсть там нагребает.
— Семянок?
— Ну.
— Давай. — я подставил комполка раскрытую ладонь.
  
Глава 44
 
Глава 44 Марш, марш, зуавы!
С ногой на этот раз у меня было всё плохо…
С чего, хорошо-то быть?
Перевязался я сам наспех под огнём у моста, прямо поверх, не сказать, чтобы чистых, шароваров.
Потом меня по грязи, не знаю сколько, волоком теребиловец тащил.
Что там ещё было — хрен знает, сознание моё отдельно от тела витало.
Затем на телеге сколько я ещё времени провёл. Пару раз меня в полевые лазареты завозили, но они сами были в процессе эвакуации и там вся помощь мне только перевязками и ограничивалась. Поджимал нас враг, на пятки наступал, какая уж там адекватная хирургическая обработка моего ранения…
Да, может и хорошо, что по пути в моей ране никто не покопался. На вид эти лазаретные помощники смерти на врачей и близко не походили. В лучшем случае — ротные фельдшеры ускоренных военных выпусков бывшей императорской армии, а то и ещё что похуже…