Сказки печали и радости

– Я села в желтую повозку, показала бумажку и оказалась на месте. Меня не хотели впускать в дом, но нашлась добрая женщина… Я отплатила ей единственной ценной вещью: волшебными сережками.
А вот тут Василиса напряглась. Они плавно подкрадывались к кульминации всей истории.
– Зачем же ты связала Финистова? – участливо спросила она, отслеживая каждую эмоцию на лице Марии. – Ты хотела навредить ему?
  
Мария с таким пылом вскочила с лавочки, что Василиса прикусила язык: мягче надо было, мягче… К счастью, девчушка почти тут же села обратно и шмыгнула носом. Две слезинки скатились по усыпанным золотыми веснушками щекам.
– Пробудить я его желала! Поцелуем любви…
Кажется, слухи о сексуализированном насилии небезосновательны. Надо же, как крепко сказочная тема обосновалась в голове Купцовой.
– Сработал поцелуй?
Она покачала головой, а затем спрятала лицо в ладонях и горько, как ребенок, заплакала.
– Прошу тебя, помоги! Крепко он спит, так просто не разбудить!
Василиса поморщилась. Кажется, пришло время расплачиваться за опрометчивое обещание помочь. Худенькие плечи Марии сотрясались в рыданиях, и что-то в ее сломленной позе заставило Василису покоситься в сторону Сергея, спешащего к ним, и быстро спросить:
– Как я могу помочь?
Она знала, что пожалеет, как только услышит ответ. За несколько последних лет ее сердце как будто обросло крепкой медицинской броней, становившейся все толще с каждым годом работы. Как новенькой пациентке удалось так быстро ее пробить?
– Прошу, найди перышко Финиста и брось его на землю! Теперь он знает, где меня искать. Он прилетит!
– Ну все, хватит.
Сергей взял Марию под локоть и заставил подняться. Василисе достался его полный злого недоумения взгляд.
– Да что с вами сегодня? – уходя, буркнул он.
Второй раз за этот бесконечный день Василиса наблюдала, как он поспешно уводит от нее пациентку. Ощущение дежавю вызвало новый приступ мигрени.
* * *
Естественно, ей бы и в голову не пришло выполнять просьбу Марии. Если бы не одно «но»… В обеденный перерыв, листая ленту новостей, она наткнулась на видео с домработницей Финистова. Женщину поймал кто-то из фанатов, отрезал все пути отступления и буквально вынудил дать пару комментариев на камеру. Домработница отвечала неохотно и явно пыталась под шумок проскочить под рукой горе-журналиста и исчезнуть в толпе.
– Что вы можете рассказать о сумасшедшей, проникшей в дом к Финистову?
– Ничего! Я ее толком и не видела!
На этом моменте Василиса остановила видео и увеличила изображение. Точно, зрение ее не обмануло. На застывшей картинке можно было разглядеть золотые сережки в виде веретена. Василиса их бы не заметила, но взволнованная домработница принялась теребить прическу. Между прядями аккуратного каре тускло блеснуло золото. Кадр почти мимолетный. И он не означал, что Мария говорила правду. Она могла сочинить про сережки на ходу – просто заметила их у домработницы и искусно вплела в свою историю. Некоторые пациенты клиники оказывались прирожденными сказочниками: такие сюжеты выдавали экспромтом, что любой сценарист за них бы душу продал. И все же… Это заставило Василису призадуматься.
Прежде чем отправиться в комнату с личными вещами пациентов, Василиса выпила таблетку от головной боли (третью по счету). Определенно, сегодня то ли магнитные бури шалили, то ли ретроградный Меркурий. Возможно, на это же стоило списать и внезапный приступ авантюризма, которым Василиса прежде не страдала.
Вещи ей выдали без вопросов. Она осмотрела их, тайком вытащила перо из кармана куртки, а остальное вернула на место. Кладовщица, не отрываясь от турецкой мелодрамы, раздраженно приняла все обратно.
Василиса торопливо вышла в сад. Перышко бросила на землю под цветущей сиренью, чувствуя себя то ли дурой, то ли участницей шоу «Розыгрыш». Первое казалось вероятнее, ведь из кустов на нее не выскочили с поздравлениями и камерами наперевес. Постояв немного, Василиса оставила перо на зеленой траве и вернулась в кабинет.
Странности начались сразу же. Первой стал звонок главврача. Телефон завибрировал с такой яростью, будто хотел, как ведро с помоями, выплеснуть на нее, Василису, часть раздражения, сквозившего в голосе по ту сторону трубки.
– Звонил Финистов. Он хочет встретиться с Купцовой лично.
– Пациентка не готова к свиданиям, – стараясь скрыть удивление, сказала Василиса. – Я еще не пришла к окончательному выводу насчет ее диагноза, но…
Дальше пришлось молчать и слушать. Василиса поморщилась лишь в конце разговора, хотя кривиться и спорить хотелось сразу же.
– А как к подобной встрече отнесется отец Купцовой?
Этот аргумент Василиса приберегла напоследок. В конце концов, за пациентку платил Купцов, а не Финистов. Почему клиника вообще должна идти навстречу певцу? Он в договоре не фигурировал.
– Никак, если не узнает о ней.
В ухо понеслись гудки – громкие и резкие, но не отрезвляющие, а, наоборот, погружающие еще больше в водоворот нереальности происходящего. Василиса ощутила себя зрительницей в театре абсурда. Казалось, как ни вмешивайся, спектакль все равно встанет на свои рельсы. Так бывает, когда кто-то хочет кулаком вколотить неподходящий пазл в почти собранную картину.
Странность вторая: Финистов примчался в клинику так быстро, будто обладал телепортом. В жизни певец оказался еще более симпатичным, чем на фото. Те явно не передавали его обаяния, под которое мгновенно попал весь женский персонал. Слепое обожание младших медсестер было почти физически ощутимо. От разносившихся по углам восторженных охов хотелось прикрыть уши.
В каком-то смысле Василиса понимала коллег. Высокий (метр восемьдесят, не меньше), подтянутый Финистов обладал поистине магнетической притягательностью. Под взглядом его ясных глаз девицы плавились не хуже мороженого на солнцепеке. Василисе плавиться не позволяла головная боль: черепушку буквально разрывал на части трезвон колоколов. После сегодняшних приступов мигрени ей точно стоило показаться неврологу и записаться на УЗИ шеи. Кажется, сосуд пережало. Чем еще можно объяснить тот факт, что мир за очками периодически шел трещинами или замирал, как на застопоренном видео?
– Зачем вы хотите ее увидеть?
Вопрос прозвучал спокойно, и Василиса мысленно поздравила себя.
– Даже не знаю, – смущенно ответил Финистов и вдруг понизил голос: – Будто должен, понимаете?
– Нет.
– Ну как же… Она ведь из-за меня загремела в дурку. А если она нормальная? Может, произошло недопонимание?
Василиса прищурилась. Мог ли отец Купцовой подговорить Финистова? Пообещать тому денег или помощь в обмен на пустячок: заверить взволнованную общественность, что с его дочерью, с Марией, все хорошо?
Правда неясно, зачем ему это. Надавить на Василису и других врачей клиники не так уж сложно: одно слово папеньки Купцова, и Марию тут же выпустят на волю. Если только… Если только в деле нет подводных камней. Тех, которые с ее ракурса не разглядеть.
– Все может быть, – вслух ответила Василиса.
Третьей странностью стало место встречи Финистова и Марии Купцовой. В клинике имелась комната, разделенная надвое стеклянной звуконепроницаемой стеной. Почти как в сценах допроса в американских фильмах. В клинике ее использовали для сложных случаев медицинского освидетельствования, когда пациент нервно реагировал на толпу врачей, а вынести диагноз требовалось коллективно.
Почему они выбрали эту комнату для сегодняшней встречи, осталось для Василисы загадкой. С нарастающим беспокойством, зудом пробирающимся под кожу, она наблюдала за Марией. Девчушка сидела на стуле с высокой спинкой. На ее запястьях поблескивали металлические браслеты – меры безопасности, о которых предупредил Сергей. Он настороженным волком застыл у дверей, пустив вперед Финистова. Василиса невольно шагнула вперед, подошла вплотную к стеклу и замерла. Главврач за ее спиной кашлянул.
  
– Все под контролем, – зачем-то повторил он ей то, что сказал Финистову. – Сергей в любой момент вмешается. Купцову перед встречей еще раз обыскали. Все максимально прозрачно.