О моем перерождении в сына крестьянского 2 (СИ)

Это эффект низкой базы. Тут, как и во всяком деле, начальные шаги сравнительно просты, но чем ближе к чемпионским пределам, тем тяжелее. А мать-природа и в магмире склонна к решениям, скажем так, естественным. Как бы тавтологично это ни звучало.
Отдельная проблема заключается в том, что действовать мне приходится чуть ли не наощупь. Нет у меня правильных, отработанных методик по самоконтролю роста. Вообще. Никаких. И у Лейты их нет. И спросить не у кого. Точнее, не у кого спросить без неприятных долгоиграющих последствий. Тот же Горамен Духовидец из рода Вастре, обладатель четырёх звёзд отнюдь не серебра, которого нам ещё аж в Катраше сватали, наверняка сможет посоветовать, помочь и всё такое… да только за советы свои явно не золота стребует. И даже не чудолесских ништяков. Придётся помощь своей свободой оплачивать — и добро ещё, если в итоге только я окажусь при Вастре на правах вассала. А ну как и Ассуры станут зависимы?
  
Спасибо, но мы уж лучше сами. Как-нибудь.
…Очень, очень срочно нужно валить в Магистериум Магнум. Аж пичот как срочно. Там, конечно, тоже не добродеи-благодетели сидят, там тоже придётся пахать на дядек и тётек, что делятся толикой своей магической премудрости. Но просто в силу высокой конкуренции между носителями премудрости удастся, я надеюсь, отделаться меньшей кровью.
Что мне ещё остаётся, кроме надежд? Только тяжкий монотонный труд. Его не избежать всем, кто желает достичь вершин, но именно мне придётся пахать вдвое больше, чтобы обрести вдвое меньшее. Но не сыну крестьянскому бояться пахоты.
И то, что не над пашней мне трудиться, а над морем маны и самим собой — не преграда.
Немного позже, в гостиной-столовой, куда мы спустились по приглашению Бескостной.
— Я? Даже пытаться не стану.
— Почему?
— Госпожа Хельри, вы действительно хотите, чтобы я озвучил очевидное? Да? Что ж, я могу. Для начала: я не готов тягаться с, предположительно, высшим магом иллюзий. А если пославший господина Тень не иллюзионист, если для него это дополнительная специализация, то мне тем более лучше тихонько сесть в углу и не отсвечивать.
— И это всё?
— Конечно, нет. Но второй довод не менее очевиден. Я считаюсь одним из основных подозреваемых — что вы сами не постеснялись озвучить — и лучше мне во время попыток отследить Тень опять-таки тихо сидеть в углу и под присмотром, чтобы не навлекать обвинений в саботаже.
— А третий аргумент?
— Его у меня нет. Но и двух более чем достаточно. Ловите Тень без меня.
— А вот я рискну поучаствовать, — вклинилась Лейта.
— И каким образом?
— Очень просто. Помечу листы с запрошенными сведениями запаховыми метками, неощутимыми для человека и даже для обычного Нюхача. Лучше, конечно, опрыскать листы с двух сторон. Надёжнее. Тогда будет помечен и всякий, коснувшийся одного-единственного листа.
— Какое-то слабоватое участие.
— Ну так я тоже под подозрением, не так ли? А способ, мной предложенный, самый простой и почти совершенно пассивный. Вашим планам не помешает никак. Или помешает?
— Можно заранее получить образец метки?
— Конечно. Вот.
— Как-то быстро вы. Что это?
— Дело не в быстроте, а в предусмотрительности. Насчёт образца: это нейтральная целлюлозная основа, можно сказать, самодельная бумага. Синее пятно в центре помечено маркером; белая рамка по периметру не помечена, её можно трогать спокойно, не замаравшись.
— А синий обязателен? Или это будет добавлено в чернила?
— Что? Нет-нет, это для наглядности, чтобы было понятно, где маркер. Сам он не только лишён запаха, распознаваемого большинством живых существ, но и не имеет цвета.
— Значит, ваш маркер — это не готовый состав, а синтезированный?
— Конечно. И у него ограничен срок годности, имейте в виду и предупредите своих алхимиков.
— Благодарю, до встречи.
Ещё немного позже, там же и те же, только вместо Хельри — второй советник.
— У высокого рода Ассур вообще и конкретно у меня нет претензий к владетельному роду Корбаниг.
— Тогда к чему эти ваши… интриги?
— Господин Оттагро, я свою позицию выразила предельно однозначно. Если же тебе всюду видятся интриги, мне остаётся лишь посочувствовать твоей профессиональной деформации. Но помочь не смогу, даже при большом желании и за большую цену. Разум и всё с ним связанное я не лечу, ибо недостаточно компетентна; обратись к профильным специалистам, если тебе кажется, что необходимая на твоём посту подозрительность начинает мешать жизни. Ну, или уж передай обязанности второго советника рода достойному преемнику. Уверена, что в роду Корбаниг, столь многочисленном и сильном в сравнении с моим, непременно найдётся подходящая кандидатура.
— Издеваешься?
— Господин Оттагро, мне нечего добавить.
— Ну а ты? Вейлиф? У тебя какие претензии к моему роду?
— Никаких.
— Неужели?
— Я тоже успел выразить свою позицию и тоже предельно однозначно. К вашему владетельному роду у меня претензий нет и быть не может. Не сыну крестьянскому, что ещё даже на пятидесятую ступень не взошёл, пусть уже имеющему первую золотую звезду гильдии Жезл и Кинжал, предъявлять что-либо владетельным графам. Однако я прекрасно помню, как на шестом году моей жизни шедийские наёмники сожгли Малые Горки. Спалили до основания мою деревню, мой дом, моих родителей. Мою сестрёнку в колыбели. Никого не пощадили. Также я отлично помню последующие два года жизни на пепелище после своего чудесного спасения. Такое, знаете ли, не забывается. А ещё я не помню, но знаю, что наёмники, которые позаботились о наличии у меня этих счастливых детских воспоминаний и мощной мотивации для развития, исполняли приказ Цергуза графа Корбанига. Самому ему вопросов, к сожалению, уже не задать. Но я знаю, что Цергуз свой роковой приказ отдал не потому, что скушал за обедом сорок миллиграммов озверина. Или не только поэтому. Существовал комплекс причин и следствий, который мне, что скрывать очевидное, необычайно интересен. Ту старую грязную историю я непременно раскопаю, раскручу до конца всю цепочку, доберусь до всех серьёзно замешанных. Но не сейчас, нет. Я подожду. Я умею ждать.
— То есть к роду в целом претензий нет, а к конкретным персонам — есть? И определять, кто замешан, а кто чист, ты будешь сам?
— Совершенно верно. Я же не шедиец, чтобы младенцев жечь. И не Цергуз, для которого, видимо, ценность жизней каких-то там чужих крестьян пребывала на уровне ценности трав полевых. Может быть, чуть выше, но именно чуть. А ещё я, в отличие от тех, кто следствие по делу о разорении владений рода Хадер вёл, имею личную заинтересованность в результатах и некоторую пристрастность. Так что если те следователи кого-то пропустили или помиловали, я уж постараюсь это поправить.
— Поправить? За Гриннеями?
— Да. При всём моём искреннем уважении, Гриннеи — тоже люди. А людям свойственно ошибаться.
— Опасные речи ведёшь. Не только для тебя опасные.
— Жизнь вообще опасна. И может внезапно закончиться, даже если ничего предосудительного ты не делал. Я аж с пяти лет этот урок усвоил. Если же у кого-то возникнут ко мне какие-то претензии — что ж, я готов отчитаться за любой шаг, сделанный мною по своему пути. Лично мне скрывать нечего, совесть моя чиста. А как насчёт вас, господин Оттагро? Вы при Цергузе какой пост имели, чем занимались?
— Я понял твою позицию. И твою тоже, госпожа Лейта. Спасибо, что просветили.
На следующее утро шестерёнки чужих планов совершили очередной оборот. Ланус Тридцатый не поленился лично принести стопку бумаги, на которую позднее должны были перепечатать материалы для господина Тени. Моя боевая подруга молча обработала эту стопку маркером, каждый лист с двух сторон. Спрашивать, как перепечатник станет защищаться от неощутимого запаха, мы не стали. Мы вообще уже давно решили лишней суеты избегать. Отдали инициативу.