Война (СИ)

Вообще в последнее время Лука слишком много рассуждает и подсчитывает. Да и бурчит, превратился в ярого скептика. Создается такое впечатление, что академическая наука в некоторой степени сдерживает творчество, а у человека суживается кругозор. Если ранее исполнитель не понимал, что этого нельзя делать и стремился все же ломать шаблоны, то по мере образования, человек даже не станет браться за заведомо сложное.
В первые годы почти любое мероприятие, завод ли это, или рыбный промысел у Астрахани с местной переработкой рыбы, строительство ли верфей в Азове, — все удавалось. При этом, если бы мы следовали всем скрупулёзным подсчетам, то каждый второй проект нельзя было начинать.
Так, лихо и отважно мы начали разрабатывать проект по добыче золота, центральное место в котором занимал Миасс. Теперь около этой речки расположено три острога и немалая засечная черта, больше, чем на тридцать километров. Неспокойно в тех местах и приходится сопровождать и старателей, и торговцев, каждый коч и ладья идут с усиленной охраной, а если перебираться сухопутными путями, то приходится создавать целые караваны и привлекать войска.
В основном шалят башкиры. Однако, нередкие случаи, когда яицкие или сибирские казачки забывают о присяге, службе и временно становятся самыми, что ни на есть, разбойниками с большой дороги или не с такой уж полноводной реки.
— Иван Исаевич, — обратился я к Болотникову. — Ты почему не провел работу с яицким и сибирским атаманами? Если еще кто-нибудь из казаков будет замечен в разбое, в обход Казачьего Круга сменю атаманов. Я уважаю и чту казацкие вольности до той поры, пока они блюдут законы державные.
Иван Исаевич Болотников прочно занял место государева человека у казаков. Своего рода «министр казачьих дел». Пока сдерживать казаков получается вполне удачно, направляя их энергию на османов, хивинцев, лояльных Стамбулу трансильванских князей. Каждый год совершается по два, а то и три набега, особенно страдают черноморские турецкие порты. Случилось даже «трапезунское сидение», когда запорожцы совместно с донцами полтора года удерживали Трапезунд, уйдя из портового города со знаменами и с просто необычайно большой добычей.
Ох, сколько туркам обошлось то, что Россия напрямую не стала влезать в тот конфликт, а лишь поддержала казаков дипломатически, заставив создать им коридор для отхода! На сегодняшний день я бы с удовольствием отправил большую часть своего войска бить османов. Вот только три года назад, когда и был захвачен уже вторично Трапезунд, Россия испытывала тяжесть масштабной военной реформы и массового перевооружения, как и сложность в обучении пользования новым оружием. Нельзя нам тогда было воевать, а вот в следующем году нам нельзя НЕ воевать, иначе столь большая армия, стоящая невообразимо огромных ресурсов, просто проест деньги. Нет, мы будем воевать.
— Все сделаю, государь, — отвечал Болотников. — Люди мои уже отписались о том, что казаки опорой и защитой станут.
— Ты все же передай им мое послание. Иначе Матвею Годунову отпишусь и он быстро охолонит сибирцев, — сказал я.
Матвей Годунов, ссыльный в Сибирь бывший мой сподвижник, нынче стал воеводой Сибирской земли. Пока никаких нареканий не вызывает, работает справно. Правда есть у меня желание все-таки его сменить, может даже и приблизить встречу Матвея с Богом.
Популярен воевода в Сибири, смог объединить и приблизить к себе и тунгуских князьков и даже некоторую знать кайсаков. Да и три полноценных полка с артиллерией, численно до четырех тысяч воинов, плюс казаки, местные ополчения, четыре роты, составленные из представителей сибирских народов — это сила, очень большая. Не захочет ли когда-нибудь Годунов объявить себя царем Сибирским?
Ну да этот вопрос уже разрабатывается. Не остается Матвей без соглядатаев, причем и официальных и тайных. А вот башкиры оборзели.
— Юрий Никитич, а ты вызови-ка мне представителя башкир Айрата Бикметовича, — обратился я к главе Избы по делам присоединенных народов, Юрию Никитичу Татищеву.
 
— Твое величество, башкиры и калмыки прибудут в Москву по льду не позднее середины января. Они уже давече прибыли в Самару, — отвечал Татищев.
Изба — это своего рода отдел, как назвали бы структуру в будущем. И выделение этнического вопроса в отдельное ведомство было необходимо. В Российской империи уже только зафиксированных и записанных более двадцати народностей, которые мне присягнули. При этом, те же тунгусы записаны, как один народ, хотя там ответвлений и этнических групп очень много. Возникают проблемы религиозного характера, менталитета, традиций, территориальные и многие иные. Всех грести под одну гребенку? Это можно. Сил на то хватает, чтобы свою волю навязать любому соседу Российской империи, даже Польше, может, в меньшей степени усилившийся Швеции. Но тогда нам придется держать еще большое количество войск во многих регионах огромной страны.
Деньги считать мы научились, поэтому работая на противоречиях, не провоцируя конфликтов, но жестко и кроваво отвечая на любые неповиновения, нам удается сохранять более или менее стабильность и порядок даже на Кавказе. При этом не содержать за свой кошт большую армию в регионе. Но за счет местных народов, и на Кавказе присутствует полноценная дивизия и ряд специализированных отрядов.
Северный Кавказ с его гористой местностью и чуть ли ни первобытными законами кровной мести, сдерживаем с некоторыми усилиями. Тут пришлось и аманатов брать, забирая сыновей глав кланов на обучение в Москву, даже некоторых, особо непримиримых, сослали в Восточную Сибирь. Слово свое держим, не навязываем религию, но жестко бьем за то, что кто-то посягает на нашу веру.
— Продолжай, Лука Мартынович! — сказал я, когда выслушал Татищева и Болотникова. — Но знай, что слишком много денег и сил мы вложили в то, чтобы обосноваться в Миассе и отбиться от всех киргизов и башкир. Золото нам нужно, сложно иначе бумажные деньги поддерживать.
— Дозволь, сказать, государь-император! — со своего места за большим столом встал Иван Тарасьевич Грамотин.
— Говори, Приказной боярин, Иван Тарасьевич! — сказал я, жестом показывая на Грамотина.
Иван Тарасьевич Грамотин был из тех, кого привлек к себе ранее мой главный финансист Василий Петрович Головин. Старик два года как преставился, создав при моем непосредственном руководстве четкую и работающую финансовую систему, основанную на бумажных деньгах и Имперском Банке. Грамотин, так сложилось, что в последний год жизни Головина-отца занимался всеми делами, потому как Головин-отец болел тяжело и лекари долго пытались его вытащить. После Грамотин прошел ускоренный курс обучения в Московской Академии и я дал шанс этому человеку проявить себя и попробовать собой заменить почившего Василия Петровича Головина.
Однако, мой цербер, Захарий Ляпунов, долго присматривался к Грамотину, так как тот был несколько, так сказать, в оппозиции. Но, как служащий, он очень даже эффективный, вот только пиетета передо мной нет. Может то и к лучшему. В спорах рождается истина. Вот и поспорим, когда я буду с попкорном, а он уютно сидеть на колу.
— Временно, но нам следует более вернуться к серебру и изыскать из казны металл, да отчеканить больше серебряных монет, — сказал Грамотин.
— Что же тебе не дает покоя то, что мы накопили серебро и золото? Ты считаешь, что не выдержит наш бумажный рубль? От чего? Впрочем, не отвечай, а завтра придешь ко мне на доклад с цифрами и выводами, — сказал я, видя решительный настрой у Грамотина.
Не мог я не рассказать человеку, которому отвечать за финансы, что в следующем году Российской империи придется принять новый вызов. Воевать придется всерьез, а это чревато проблемами в разных сферах. И то, что мы накопили немалую прослойку жира, не гарантирует отсутствие проблем. Вот и беспокоится Грамотин, что война «съест» бумажный рубль. Пусть докажет цифрами и фактами свои страхи, тогда и позволю открыть свою императорскую особую казну с серебром, золотом и драгоценными камнями.