Война (СИ)

Своего двойника, имя которому Остапка сын Митрофана, я с Захарием Ляпуновым «играю в тёмную», как и тех телохранителей, что отправились с двойником. Остапку охраняет отряд всего в тридцать человек. При этом они уверены, что это царь. Мой двойник крест целовал, что не проболтается, с ним работали более двух лет, когда даже не предполагалось, для чего именно. Остапка теперь даже мою походку и мимику копирует. Умри я, так и вышел бы новый лжец на троне. Кстати, я несколько опасался такого варианта развития событий и немного нервничал, настолько, что ввёл в курс дела Пожарского, ставшего противовесом Ляпунову.
Я подписал невинному человеку приговор. Но как иначе? Политику всегда приходится делать выбор и часто не считаться с моралью. Нравственные правители очень быстро лишаются власти, или их правление ознаменовано фаворитизмом, когда по факту правят другие люди. Женщин на троне трогать в этом отношении не стоит. Они просто не могут быть столь самостоятельны, чтобы обладать полнотой власти, приходится лавировать с одного края кровати на другой, чтобы в достаточно консервативном обществе через мужчин править. Да и время такое, что нельзя иначе. У меня нет своего Ришелье, чтобы Россия двигалась к прогрессу и без участия царя, или своего Бекингема, как у Якова… тьфу, содомиты. По большей части я создал систему абсолютизма с внешним фасадом сословно-представительной монархии. Так что и дурные поступки на моей совести.
Но душевные терзания отнюдь не значат, что я начал сомневаться в содеянном. Нет, и сейчас я бы пожертвовал жизнью единиц, чтобы заиметь для своей страны больше выгод. Сколько бессмысленных смертей может случиться в стремлении возвеличить Россию, идя напролом, только лишь через войны? Много. И те жертвы, которые я приношу, оправданы.
Враги должны поверить в то, что царь убит. Для чего? Чтобы совершили ошибки. К примеру, польские войска стоят на границе, думаю, что они сразу же выдвинутся вперёд. Этот не те силы, чтобы даже думать с нами воевать, но половить рыбку в мутной воде попробуют. Шеин сдаст Смоленск, здесь даже не нужно было обладать информацией от разведки. В это же время в Москве проявят себя недовольные. Не могут не проявить. Тут так: или кричи о себе, или заткнись и более не подымай голову.
Таких недовольных немного, но они есть, особенно в стрелецких полках, которых остаётся всё меньше, но для бывших элитных воинов очевидно, что регулярная армия навсегда вытесняет стрелецкое войско. Становиться своего рода Национальной гвардией или полицией, как я и думал реорганизовать стрельцов, они не горят желанием, большая часть из них. Среди недовольных могут быть ещё и некоторые ремесленники, которые всё больше беднеют, не выдерживают конкуренции с мануфактурами, а сами оказались не способными принять новые веяния в сфере производства. Есть ряд помещиков, которые недовольны искоренением крепостного права. Все сроки по плавному отказу от крепости крестьян прошли, теперь рыночные, арендные отношения.
Вот и нужно некоторых недовольных заткнуть колом через задний проход, а другим показать, что у них один вариант — принимать реальность адекватно и быстрее вливаться в существующие процессы. Как я уже говорил: считаю необходимым пускать кровь раз в десять лет, чтобы власть продолжали уважать. Время такое! Иные правители действуют ещё жёстче. В Лондоне, Париже, Варшаве головы рубят намного чаще, чем в России.
И последнее, чем я себя оправдываю, это то, что не будь «Стрелецкой казни», устроенной Петром Великим в иной реальности, не случился бы такой царь и император, какой был. И Петру Алексеевичу приходилось бы чаще оглядываться назад и притормаживать свои проекты.
*……………*…………*
(Интерлюдия)
Остапка или же Остап Митрофанович Царёв, как должны будут его величать, когда он получит дворянство от самого императора, находился на седьмом небе. Так говорят, когда счастье будто осязаемое, абсолютное. Да, приходится работать, причём это нелёгкая задача — изображать императора. Да, ему пришлось распрощаться с родственниками и пройти немало болезненных процедур, к примеру, когда ему делали шрамы, которые есть у государя. Да, ему запрещено жениться, а Остап, уже лишившись жены, которая умерла при родах, сильно хотел завести новую, как это предписывает закон Божий. И с дочкой, оставшейся после смерти жены, общаться нельзя. Для неё и для всех остальных Остап уехал в Сибирь.
 
Так что немало минусов в жизни Остапа, может, и больше, чем плюсов. Однако, именно эти самые плюсы и завладели умом мужчины, полностью игнорируя минусы. Ходить в богатых одеждах, принимать поклоны и повелевать, вкушать всё, что угодно, кроме того, что запрещает Церковь — это сейчас казалось более важным, чем остальное, о чём Остап старался не думать.
«Царь, он же такой занятой! Ему нужно быть во многих местах одновременно, вот потому я показываю его», — так оправдывал свою роль Остап, это же ему внушали учителя.
И вот теперь он в роли государя-императора прибыл на вполне себе рядовое мероприятие — основание монастыря. Сам Димитрий Иоаннович, как думал Остап, остался в Иванграде и собирается куда-то плыть. Ну, да не его это дело, думать о планах государя. А он, Остап, никому и никогда, даже под пытками, не скажет, что не настоящий, так как мужчине было сказано прямо, что все его родственники в таком случае умрут, а он сам подвергнется мучительной смерти, были и другие угрозы. И в том, что это исполнится, Остап не сомневался.
— Твоё величество, пора! — к ряженному императору подскакал командир охраны Пётр Волков.
— Пять вёрст до места? — спросил Остап.
— Так точно, твоё величество, — отвечал Волков.
Одним из самых тонких мест в операции было то, что молодой и малообученный Волков был назначен начальником охраны. Император ранее позволял себя охранять только проверенным людям, к примеру, Одноруку — так прозвали личного друга государя Ермолая, который при отражении попытки убийства царской семьи потерял кисть руки. Однако, нынче самые опытные телохранители остались в Москве, непонятно почему, вроде бы хотят устроить какие-то соревнования или ещё зачем-то. Это, на секундочку, уже целый полк спецвойск.
Нехотя, выражая своё, Остапа, недовольство, двойник государя вышел из кареты и стал облачаться в рванину, которую даже не каждый монах-аскет наденет. Предстоял не сложный, но неприятный путь босиком пройти пять вёрст. К роскоши привыкаешь очень быстро, особенно если она царская. Ведь государь вообще не должен ходить. Так что пять вёрст — в некотором роде испытание для Остапа, который в последний год пренебрегает тренировками, вопреки образу государя, который старается поддерживать форму. Но мужчина, имея внешнее сходство с царём, был таким тощим, что было принято решение откормить Остапа, так как нарастить мышечную массу, как у государя, будет сложнее.
— А, ну, слезли все с коней! — потребовал Лжеимператор. — Негоже, если государь идёт пешью, а вы возвышаетесь надо мной.
Требование Остапа было не совсем уместным, но он, несмотря на обучение, всё равно несколько по-своему воспринимал образ царя и то, как должен себя вести император, в этом он оказался необучаемым. А ещё так и не получилось выбить из мужчины тщеславие. И откуда оно взялось у бывшего мещанина?
Пётр Волков сомневался подчиняться ли требованию государя. Устав телохранителя предписывал, чтобы при подобных переходах большая часть охраны оставалась конно, дабы нейтрализовать опасность издали. Часть телохранителей и так шла пешком, окружая охраняемый объект.
— Твоё величество, дозволь конным быть с тобой. Коли повелишь, так мы чуть поодаль идти будем, дабы не быть видными тебе, — сказал Волков.
Остап разрешил. Ему было не до споров. Главное, это показать свою власть, а будут ли конные, не важно. Тем более, что двойник начинал нервничать и старался сдерживаться. Дело в том, что, словно Господь наказывает, так как начался дождь. Первые капли не были ощутимы лжегосударем, а после полило, словно из ведра, и одежда вмиг промокла, стала тяжёлой, а подол монашеской рясы измазался в грязи и ещё больше отяжелел.