В другой раз повезет

Марианна не знает, что на это ответить, — по счастью, подходит официант с заказами.
— Чего это мы всё едим салаты да салаты? — осведомляется она, и настроение за столом становится пободрее. — Мы заслужили жареного и десерты. — Она накалывает на вилку лист латука. — Да, едва не забыла вам сказать. Гармония Делакруа пытается уговорить мамочку стать лицом ее анти-возрастной косметической линии.
— Я в курсе, — вставляет Нина. — Она мне сегодня утром рассказала. Я ответила — ни в коем случае.
— Вот и хорошо, — кивает Беата. — Она с тобой согласилась?
— Да, после того, как я просветила ее насчет продукции «Ярмарки красоты».
— Кстати, — говорит Марианна. — Слушай, а почему ты не сказала мне, что думаешь про «Ярмарку красоты», до того, как я устроилась туда на работу?
— Ты же журналистка, — напоминает Нина. — Я была уверена, что ты заранее ознакомилась с материалом. Ты имеешь право на собственное мнение.
— Когда ты наконец признаешь, что «Ярмарка красоты» тебе не подходит? — спрашивает Беата. — Ты же талантливый человек, как и мама. Ты так доходчиво, искрометно пишешь. Ты прирожденный лидер. Нафиг тебе сдались эти масла и кремы.
— Они стали своего рода временной мерой. Мне нужно было отдышаться, немного подзаработать, заняться детьми, решить, что делать дальше.
— И как, решила? — интересуется Нина.
— Нет. Лишь одно поняла: меня тошнит от бессмысленной работы.
— Нет ничего постыдного в том, чтобы подзаработать, но ты, похоже, увязла, — говорит Беата. — Я думала, ты будешь хоть что-то писать, чтобы в газетах не забыли твое имя.
— И я так думала.
— И что?
— Сама не знаю. Не могу сосредоточиться. Найти подходящую тему.
— А ты сосредоточься, — советует Беата. — И тема вон — прямо перед тобой. Почему не написать про Нину?
— А ты не против? — поворачивается Марианна к Нине.
— Не против, если ты напишешь не только про меня. Но еще и про Нильса, про других докторов из нашего сирийского госпиталя, про «Врачей за мир». Если так, то давай.
— А тебе тяжело про него говорить? — спрашивает Беата.
— Я думала, что будет тяжелее. Я в этом упражняюсь. Чем больше рассказывать, тем легче.
— А с кем ты про это говоришь? — Марианне приятно слышать, что у Нины есть задушевные собеседники. Интересно, кто.
— В основном с Заком.
— Ты говоришь с Заком? Про Нильса? — Беата явно поражена. — Нина, но ему ведь нельзя доверять.
— А я доверяю, — возражает Нина. — Доверие — это личный выбор. Зак отлично слушает, а еще он знает, каково это — продолжать жить, когда жизнь твоя разрушена. С ним у меня нет нужды притворяться. Это большое облегчение.
— Наверное, мне тоже стоит с ним поговорить, — замечает Беата.
— Может быть, — кивает Нина. — Если хочешь, пошли как-нибудь с нами смотреть на звезды.
— Куда-куда?
— Смотреть на звезды, — повторяет Нина. — Это у меня хобби такое. Меня Нильс приохотил. Он был астрономом-любителем. Основал в госпитале что-то вроде клуба, мы залезали на крышу, он показывал, где какая звезда. Так мы с ним и познакомились.
— Пока не могу понять, это самая безумная или самая романтическая история, какую я слышала в своей жизни, — говорит Марианна.
— И то, и другое. В нем эти вещи совмещались. Собственно, в этом был весь Нильс. Вся его семья ездила смотреть на звезды, они посещали все важные астрономические события. На следующее Рождество мы все должны были собраться в Чили, посмотреть солнечное затмение. — Она отпивает воды. — Они по-прежнему туда собираются, вместе с некоторыми нашими друзьями по астрономическому клубу. Своего рода мемориальное путешествие.
— А тебе не стоит тоже поехать? — спрашивает Марианна.
— Билет у меня есть, но я все никак не могу ре шиться. Я пока не знакома с родными Нильса. Если я поеду, все может пойти криво. Будет у меня худшее в жизни Рождество — и у них тоже. Что, если мы не понравимся друг другу? Всем будет грустно и неловко. С другой стороны, я знаю: Нильс бы хотел, чтобы я поехала. Знак бы какой получить, что ли.
— А ты веришь в знаки? — удивляется Беата.
 
— Нет, — отрицательно качает головой Нина. — Но хотела бы верить.
  
ГЛАВА 27
 
Зоя
 
Позднее утро, Зоя лежит в постели, под мышкой у нее притулилась Мавис. Оскар проводит выходные у Уилла, а они так и не решили, как и когда скажут ему, что встречаются. Уилл поговорил с Беатой и сумел ее успокоить, — впрочем, в семействе и так хватает разных передряг: свадьба отменена, отношения Беаты и Элоизы застыли в точке неопределенности. При этом все сходятся в одном: интересы Оскара превыше всего.
Впрочем, в спальне, наедине с собой, Зою посещают дерзкие (чисто теоретические) мысли о том, что при определенных обстоятельствах на первый план могут выйти и ее интересы. Нет, разумеется, не навсегда, и только в особых случаях. И все же попробовать хочется. Притом что она даже не настаивает на равенстве. Интересы детей всегда превыше всего, хотя Оскар и не ее ребенок.
Кстати, если отставить детей в сторону, ей, по некотором размышлении, представляется, что все ее мужчины почему-то просили — и получали — то, чего им хотелось, чаще, чем она сама. Она признает, что сама так устраивала. В конце концов, разве не проще быть рядом с довольным и удовлетворенным мужчиной? Любая женщина знает, что у мужчин настроение портится ежеминутно. Все женщины постоянно настороже и при первых же признаках неудовольствия включают систему перехвата: обласкать, ободрить, похвалить, проявить сочувствие.
Так выглядела ее жизнь с Ричардом. И к чему это привело? Прошел год с того момента, когда, лежа субботним утром в постели, она поняла: все кончено. Прошел год с того дня, когда она позвонила адвокату и запустила процесс разрыва общих связей. Одиннадцать месяцев с того дня, как он съехал; десять месяцев с того дня, когда она все рассказала родным; полтора года с того дня, когда она пустила его обратно; два года с тех пор, как он начал ей изменять (по крайней мере, насколько ей это известно, но не исключено, что начал он много раньше). Память об этой жизни высасывает все силы, не пошевелишься.
Уилл Шэннон — не Ричард. И тем не менее.
В дверь стучат.
— Заходи, — говорит она.
— Ну, расскажешь, что с тобой не в порядке? — спрашивает Зак.
У Зои перед глазами иногда мелькают видения будущего, в котором они с Заком так и пикируются, так и лезут друг другу в душу, так и живут вместе. Причем они уже до того дряхлые, до того телесно немощные, что соседи считают их супругами и называют «чудаковатой парой с того конца улицы».
Наверное, жизнь может сложиться и похуже — похуже всегда бывает. Вот только не такой она хотела для себя, уж это точно. Она смотрит на него.
— Тебя в Лос-Анджелесе похитили инопланетяне?
— Я как-то не заметил. А что?
— Ты давно превратился в господина Поплачь-Мне-в-Жилетку?
— А, ты про таких инопланетян. Которые изменяют тебе мозги, делают тебя более чутким и внимательным? Да ладно тебе, Зоя. Ты уже несколько дней хандришь. Давай, выкладывай.
Да, порой ей очень хочется побыть одной, однако нельзя не признать: человек в доме поднимает настроение. При Заке у нее не получается постоянно хныкать.
— Меня достает ситуация между Уиллом и Оскаром.
— События развиваются не так, как тебе бы хотелось?
— А что, кому-то хочется половинчатых полу-тайных романтических дрязг?
— Есть любители.
— Я не из их числа.
— Я догадался — глядя на то, как часто ты в унынии бродишь по дому.
— Это не уныние, — поправляет она. — Я жду, когда ситуация разрешится сама собой.
Уилл умница. Рано или поздно он поймет, что половинчатые отношения не могут быть стабильными, и что-то предпримет, чтобы разрешить ситуацию, — если, конечно, он ее любит и понимает.
— А как ты при этом себя ощущаешь?
— Зак, не разыгрывай доктора Фила из телевизора. Не в твоем это духе.