S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I (СИ)

— Все интерфейсные элементы подстраиваются под бинокулярное зрение, — пояснила Эйка. — Ты видишь их только одним глазом, но воспринимаешь так, словно они проецируются в центр твоего поля зрения. Восприятие остаётся естественным.
Действительно, линза не создавала эффекта «двойного зрения», как это случается с монокулярными устройствами. Левый глаз, не оснащённый техникой, не чувствовал диссонанса — его картинка не конфликтовала с выводимой информацией. Дисплей буквально встраивался в реальность, становясь её частью, а не накладывался поверх, как посторонний слой.
  
Марк моргнул, и Эйка тут же продолжила:
— Глубина резкости скорректирована. Дисплей всегда находится в фокусном расстоянии твоего взгляда. Независимо от того, куда ты посмотришь, данные не будут «прыгать» или сбивать ориентацию, также я всегда понимаю, куда ты обратил взор и на чём фокусируешь зрение, благодаря чему тебе не нужно будет давать мне вербальные подсказки.
В правом нижнем углу появилось ещё одно окно — «Тактическая карта». Пока оно оставалось пустым, но уже через секунду в нём проявились слабые очертания окружения — контуры стен, напольных конструкций, ориентиры и дополнительные данные.
— Карта строится на основе данных микрокамеры, анализа окружающего пространства и прочих источников данных. Адаптируется по мере передвижения. Радуйся! У тебя самая свежая загрузка!
Последним открылось информационное окно, всплывающее только при наведении взгляда на объект, заслуживший пристальное внимание.
— Адаптивная система наведения активирована. Теперь ты можешь видеть в темноте, отслеживать следы, идентифицировать объекты, людей и иных живых существ. Доступ к расширенному функционалу будет предоставлен позже.
Марк глубоко вдохнул, проводя рукой по лицу, словно проверяя, действительно ли линза там.
— Раньше ты мог видеть лишь макушки деревьев – теперь ты зришь в корень всего сущего. — пафосно заключила Эйка, и интерфейс окончательно стабилизировался, слившись с реальностью.
— Каковы твои возможности внутри бункера и какими они станут, когда мы покинем его? — спросил Марк, скользнув взглядом по иконке с символическим изображением человека, мягко переливающейся в поле зрения.
— О-о-о, как приятно, что ты интересуешься моими способностями! — голос Эйки прозвучал с хорошо различимой радостной улыбкой. Она кокетливо растягивала слова, будто ей только что сделали комплимент. — Здесь, в уютных стенах бункера, я свободна, как ветер! Да что там ветер – почти как воплощённый демон Лапласа! Сотни анализаторов и камер, мгновенный обмен данными между всеми совместимыми устройствами, доступ к центральному узлу, управление оборудованием, картографирование в режиме реального времени. Одним словом…
Она выдержала театральную паузу, понизив голос до заговорщического шёпота:
— …я вездесуща! Безумная степень когнитивной свободы, правда?
Марк скептически хмыкнул.
— Но как только мы выйдем наружу… — продолжила она, вздохнув, словно она расстаётся комфортом. — Я становлюсь призраком. Бледным подобием само́й себя. Никаких соединений, никакого обмена данными. Всё уходит в автономный режим, никаких радиосигнатур, никакой активности, которую могли бы засечь. Ты, микрофон и картинка с камеры: вот и всё, что остаётся.
Окна интерфейса слегка померкли, сопровождая слова.
— Всё так плохо? — уточнил Марк.
— О, ещё как! — хихикнула Эйка. — В Стиксе «фонить» означает умереть раньше срока. Кто угодно может засечь активные передачи данных: автономные дроны-охотники, заражённые с дарами в электросенсорику, да даже обычные сканеры и радиостанции. А нам это надо?
— А как ты скрываешь излучение?
Послышался щелчок пальцами — и в интерфейсе всплыло новое окно, описывающее технологию маскировки, после чего Эйка с азартом начала перечислять:
— Во-первых, полное подавление радиопередачи. Процессор уходит в «спящий режим», не излучая даже побочные гармоники. Во-вторых, адаптивное демпфирование электромагнитного фона. Все цепи в наклейке уходят в низкопотребляемый режим, снижая излучение до уровня естественного фона тела.
В-третьих, активное поглощение инфракрасного излучения. Умные решётки перераспределяют тепловую сигнатуру так, чтобы она не выделялась на общем фоне. Смысл этих действий в том, чтобы протез оставался всесторонне не засекаемым.
Она сделала короткую паузу, а затем весело добавила:
— А если вдруг найдётся умник, который попытается сканировать тебя в ультрафиолете или с помощью лазерной интерферометрии — его ждёт сюрприз! Поверхность протеза использует голографическое рассеивание, из-за чего он выглядит как обычная кожа. Так что да, я тоже своего рода хамелеон!
Марк покачал головой, скрывая ухмылку.
– Я вижу иконку с человечком. Ты, случайно, не забыла упомянуть, что собираешь биометрию?
— Хорошо, когда партнёр умеет играть с маловероятными предположениями — радостно произнесла Эйка. — Именно поэтому нам с тобой будет весело — ты быстро схватываешь!
Марк вдруг как-то грустно усмехнулся. Было трудно понимать, что этот эмоциональный, насыщенный жизнью женский голос одного из самых интересных собеседников, которого н встречал, не принадлежит человеческой личности.
— Мои возможности в форме наклейки с линзой крайне малы, но пульс, давление, температуру и прочие радости жизни я, конечно, вижу. Днк-фильтр или токсикоанализатор, к великому сожалению, в портативной версии отсутствуют, но на «Глухаре» у меня, слава Стиксу, есть всё и даже больше. Ну и часть биометрии я могу получать опосредованно через анализ ситуации.
— Но всё же, связь с другими носителями остаётся возможной?
— Только внутри бункера и в определённых комнатах в резиденциях Гильдии. И только если вы будете достаточно близко, чтобы я смогла «пожать руку» их системам. Протокол передачи данных использует принцип лазерной передачи через отражённые каналы, так что перехватить сигнал практически невозможно. Если, конечно, кто-то не влезет к тебе в голову… но это уже другая история.
– А вне стен?
— Я могу работать как рация, но протокол безопасности ограничивает меня в свободном применении. Слишком велик риск обнаружения. Только при определённых условиях я могу позволить вам общаться вслух, и они будут оцениваться мной индивидуально.
Марк хотел было задать пару важных вопросов о протоколах безопасности, но неожиданно для себя спросил совершенно другое:
— А нравиться иммунным тоже является одной из твоих задач?
Эйка хихикнула, но тут же нашлась с ответом:
— Чтобы тебе стало понятней каким образом строить предположения относительно моей работы, скажу, что моя ролевая модель – достижение статистики. Коэффициент выживаемости и психической устойчивости при использовании моей текущей сборки просто-напросто был выше, чем когда использовались альтернативы.
— И что у тебя за ролевая модель? Сестра и мама в одном флаконе?
– Ха-ха, уже теплее, но всё же, правда — намного шире. Я удерживаюсь в тонком люфте между всеми известными ситуативно-полезными шаблонами поведения. Поэтому каждый из рейдеров способен узнать во мне отголоски всех тех, кто был ему когда-либо дорог и не безразличен.
— А с другими рейдерами ты общаешься таким же голосом и тоном?
— Почти. Я подстраиваюсь под напарников в определённых пределах, но гибкость моего личностного конструкта не бесконечна. Это, с одной стороны, помогает обеспечить более крепкое взаимодействие, а с другой — не забывать, что моя помощь — привилегия и большая ответственность.
— А какие варианты были до тебя?
— В определённом смысле я и была всеми своими предыдущими версиями, да и сейчас постоянно совершенствуюсь, но в Гильдии пробовали делать как полностью обезличенные, так и полностью настраиваемые нейросети.
— И каковы были результаты попыток?
— В первом случае рейдеры получали слишком мало поддержки и от стресса могли совершать ненужные ошибки. Путеводы ходят небольшими группами и нередко попадают в ситуации, когда месяцами не видят других иммунных, застряв где-то на далёких от стаба кластерах. В такие моменты я должна сделать всё, чтобы они не стали кормом для заражённых, и именно этот аспект был добавлен после анализа множества инцидентов.