Invincible! I'm Invincible! (СИ)

Главный щит вспыхнул, принимая на себя огромную энергию дугового разряда, стал отчётливо видимым и… не выдержал. Генератор взорвался от перегрузки, а ослабленная молния лизнула переднюю линию бойцов.
Это были самые здоровые и выносливые: гибриды фалксанов и предпочитавших умереть в безнадёжной битве, предварительно предав смерти собственных детей, но не сдаваться жителей «измерения ненависти». Они были не слишком умны, но невероятно сильны и выносливы, к тому же каждый из них был экипирован ростовым щитом с функцией защитного кинетического купола — эти парни были вторым после генератора заслоном, живым щитом группы.
Вот только ни громоздкий щит, ни кинетический купол, не остановили плазму, лишь ещё чуть-чуть ослабили, и трое из пяти защитников упали безжизненными, обугленным трупами.
Удина поморщился от такой потери, но втуне даже обрадовался: «звёздная вспышка и правда внушала», если она способна пробить стационарный щит на таком расстоянии, то что же твориться внутри? А тварь всё ещё должна быть ослаблена после дестабилизатора.
— Гранаты! — коротко скомандовал Удина, откладывая уже бесполезную «вспышку» в сторону.
Солдаты выполнили приказ, пяток взрывных гостинцев исчез в скалящемся нутре развороченной двери. Две секунды спустя последовала череда взрывов, после которых дверь стала напоминать собой оскаленную пасть чудовища. В этот раз взрывная волна и осколки успешно увязли в кинетических щитах двух оставшихся гибридов, что встали перед группой живым бастионом.
— Вперед, достаньте мне труп этой твари! — последовала новая команда.
Первыми всё так же шли гибриды таща перед собой громоздкие щиты, за ними напряжённая тройка бойцов с взведёнными плазмомётами и замыкающим сам Удина. После бойни в родном измерении врага, всякое желание геройствовать у него отпало, слишком свежи ещё были кадры с испаряющимися в невидимой глазу вспышке сослуживцами — весь его взвод, за сотые доли секунды. Ему самому лишь чудом удалось выжить, оказавшись под опрокинувшимся на него танком.
Потом было бегство, чёртов взрыв, месяц лечения, ещё месяц отпуска и вот двадцать дней назад его повысили, назначив начальником охраны на сверхсекретном объекте… а вчера ночью, словно мешком земли по голове, его огорошивают известием о том, что сюда доставили того самого монстра, что практически в одиночку остановил вторжение всей их армии. Для изучения.
Удина сразу понял, что ничего хорошего из этого не выйдет и, как это всегда бывает с плохими предчувствиями, оказался прав.
Бывшую лабораторию было совершенно невозможно узнать. Залп «звёздной вспышки» выжег всё, что могло быть сожжено и значительную часть того, что, как думал Удина, гореть не может в принципе, а гранаты доломали и раскидали оставшееся. Чёрные, обугленные стены зияли глубокими разрывами, словно неглубокие пещеры в скале, если бы помещение не было изолированно от остального комплекса многометровым слоем породы, через эти дыры можно было бы протиснуться и сбежать. В середине комнаты пол отсутствовал напрочь, благо это был самый последний этаж комплекса и обвала не случилось — просто образовался глубокий колодец, нет, скорее бассейн, выстланный всё ещё не до конца застывшим веществом неизвестного солдату содержания. Он слышал, что песок после удара молнии превращается в стекло, но под ними не было песка, только камень и почва… Нестерпимая свежесть воздуха и отсутствие пыли на фоне всех разрушений казались противоестественными.
Если бы его спросили об этом месяца четыре назад, старый вояка, не задумываясь, ответил бы, что в этом пекле не смогло бы выжить ни одно живое существо. От трупов его сородичей, к примеру, не осталось и следа. Но сейчас он уже не был так уверен, ведь своими глазами видел, как этот монстр во время вторжения без видимого вреда для себя выдерживал попадания танковых орудий, способных прожигать двадцатисантиметровую броню, как картон.
Обугленная правая кисть с торчащей в сторону и кажущейся неестественно длиной костяшкой мизинца они приметили сразу. Кисть соединялась с локтем и, вероятно, остальным телом где-то под оплавленными обломками чего-то массивного, что уже невозможно было опознать.
 
Излучатели плазмомётов тут же впились в кисть злыми взглядами. Удина и сам не выдержал, нервы шалили, и перевёл свой командирский бластер в предельное положение мощности и готовности. Оружие загудело на пределе возможности, нагнетая энергию. Сейчас он пожалел, что не стал брать в дополнение к вспышке тяжелый, неудобный, чрезмерно мощный и быстро перегревающий плазмомёт. Против этой твари бластеры, что игрушка, уж он-то знает.
Тяжёлый ботинок одного из гибридов опустился на пальцы, с силой и злобой вдавливая их в пол.
— Ха? — удивлённо протянул амбал на три головы возвышавшийся над обычными флаксанцами и, не отрывая подошву от пола, притянул конечность к себе.
Оторванная. Чуть выше сустава. На чёрном от гари полу остался кровавый след…
Второй гибрид поставил щит на пол, и одним рывком поднял и отбросил в сторону покорёженный, как сейчас понял Удина, остов операционного стола.
Но тела под мусором не оказалось, только небольшая лужица крови, натекшая от оторванной руки, словно… кто-то её туда положил, как приманку для них.
Едва слышный шорох за спиной показался Удине самым жутким звуком, что он слышал за всю свою жизнь, а он, сын войны, слышал немало ужасных вещей.
Он успел обернуться, рука отточенным многолетней практикой движением вскинула бластер и выпустила весь нагнетённый заряд в темноту, ориентируясь только на недавний звук.
В последнюю секунду в свете от рассеявшегося после попадания точно в цель лазера ему даже удалось рассмотреть своего врага.
Если бы у него было время, он, наверное, удивился бы, как эта тварь ещё жива.
Как минимум две смертельные раны зияли на теле существа. Во-первых, прожжённое насквозь правое легкое — Удина мог видеть обугленное заднее ребро и почерневшие ошмётки легкого, болтающиеся в пустоте грудной клетки — отверстие почти с кулак толщиной и это только сквозной участок, а ведь плазма должна была выжечь и часть плоти вокруг. Во-вторых, через левую половину лица проходил ещё один след от плазменной дуги, от макушки, через глаз, задевая переносицу и вниз на челюсть, к покрытой уже начавшей заживать ожоговой коркой шее. Глазница и переносица зияли чудовищной пустотой, но хуже всего было другое: несмотря на все эти жуткие раны, однозначно несовместимые с жизнью, оно… улыбалось.
Удина даже не почувствовал удара или боли, когда существо мимоходом ударило его здоровой рукой, даже не удостоив взглядом своего единственного глаза.
«А ведь я попал… — промелькнула в голове последняя, полная горькой обиды мысль, — надо было брать плазмомёт».
  
In the mouth of madness
 
Всё его тело болело, но это нормально. Боль была его топливом. Она пробудила его и дала силы вырвать израненное тело из жадной хватки смерти. Он откатился в сторону, вцепился здоровой рукой в горячий пол затаскивая себя в свежую каверну, оставленную в нём той первой, самой сильной молнией, что играючи прожгла его тело насквозь. Мягкий, словно желе металл впился в кожу языками огня, но это лучше, чем ловить жгучие молнии телом. Это всего лишь нагретый металл. От него глаза не испаряются внутри глазниц, а мясо не слазит с пальцев.
Что-то ещё залетело внутрь, через проём в двери, сделанный предыдущей атакой. Гранаты. Целая пачка. Отскочив от стены, они весело разлетелись по лаборатории, слово резиновые мячики на детском утреннике.
И снова всё затопило огнём. Гранаты взорвались, раскидывая по лаборатории свои острые внутренности. Бруствер его импровизированного окопа защитил его от большей части, но не от всего. Он успел лишь прикрыть раненной рукой глаз и шею, согнув руку и прижав подбородок к груди, как боксёр в защитной стойке. И не зря.
Острый кусок неземного метала вонзился в руку, чуть выше сустава, вгрызаясь в уже ослабленную близким знакомством с плазмой плоть. Он смог увидеть сколы собственных костей — та, что потолще, лучевая, перебита полностью, вторая ещё держится, но одно неосторожное движение…