КГБ в 1991 году

Надо ли что-либо добавлять к этому честному, правдивому выступлению? КГБ были чужды узковедомственные подходы, Комитет всегда исходил из общегосударственных интересов.
Тем не менее анализ выступлений руководителей КГБ на заседаниях Политбюро и на других совещаниях показывает, что Горбачев не всегда поддерживал позиции Лубянки по некоторым вопросам. Тенденция была такая: чем дальше продвигалась перестройка, тем чаще возникали расхождения. Особенно в вопросах идеологии и культуры. Но они носили товарищеский, деловой характер. В порядке обсуждения.
Так, 22 сентября 1986 года на совещании, которое Горбачев проводил с членами Политбюро перед предстоявшим пленумом по кадрам, Чебриков произнес реплику по поводу повести белорусского писателя Василя Быкова «Знак беды». Чебрикову не понравилось, как в книге подавалась тема коллективизации сельского хозяйства.
Горбачев не согласился:
— Ну что ж, это его гражданская позиция. Это и есть гласность. Я сам помню, не все молчали тогда: и кричали, и письма писали всюду. Но всем рот заткнули, да еще как.
И добавил:
— Да, свобода слова — это бритва в руках ребенка. Переко сы будут. Но надо добиваться, чтобы позитив присутствовал и нарастал. В потоке, который уже образуется, все будет — и пена, и мусор. Но в принципе — это знак весны, обновления.
В Белоруссии, на родине Василя Быкова, на тему гласности и КГБ сочинили такое вот четверостишие:
 
 
Товарищ, верь, пройдет она,
 
Так называемая гласность.
 
И уж тогда госбезопасность
 
Припомнит наши имена.
 
 
Чебриков, наверное, переживал из-за своей реплики. Потому что спустя три дня, 25 сентября, на заседании Политбюро счел необходимым оправдаться перед Горбачевым. Тогда генсек удрученно обронил фразу, что вот, мол, на Украине провели социологический опрос, который показал: половина опрошенных руководящих кадров не верит в успех перемен.
— Михаил Сергеевич, — произнес Чебриков, — я готов поклясться партбилетом, что в КГБ нет оппозиции и сомнений в отношении новой политики.
На заседании Политбюро 23 октября 1986 года одним из рассматриваемых вопросов было усиление борьбы с международным терроризмом. Чебриков тогда сообщил:
— Уже сейчас в мире похищено столько ядерного сырья, что можно изготовить десять бомб, аналогичных хиросимской. Только известных нам антисоветских организаций с террористическими наклонностями 200 единиц. В них задействованы три тысячи человек. Это то, что мы знаем, а сколько еще не знаем…
Спустя четыре дня, 27 октября, доложил генсеку и членам Политбюро:
— У нас есть данные о том, что зубную пасту покупают оптом, а потом паста намазывается на хлеб, смывается, поскольку хлеб всасывает находящийся в пасте спирт… Вот до чего дошли.
Как видим, круг информации, которую глава КГБ докладывал высшему политическому руководству страны, был чрезвычайно широк. Действительно, на Лубянке знали все, что происходило в стране. Даже такие подробности о спекулятивной торговле водкой.
— Становится пенсионер в очередь ранним утром, потом продает эту очередь за пять рублей. Тот, кто становится на его место, покупает десять бутылок водки и потом каждую продает за двадцать рублей. В очередях идут разные разговоры, и главным образом ругают, естественно, вас, Михаил Сергеевич. Да еще в присутствии оцепления милиции…
Искренность и правдивость председателя КГБ не знала границ!
Тех, кто расклеивал листовки, собирал и рассылал всякого рода антисоветские фальшивки, он относил к категории людей, страдавших нарушением психики. Их было не так уж много, но они были.
Сложнее дело обстояло с теми, кто писал в КГБ и ЦК КПСС, по словам Чебрикова, «в целях профилактики», боясь повторения репрессий.
— Хуже обстоит дело, — сказал Чебриков, — с тем, что наши толстые журналы стали буквально соревноваться, кто, если можно так сказать, сильнее «плюнет» в советскую власть. Многие писатели стараются сейчас, как они сами говорят, рассчитаться с советской властью за беды своих родителей. Покойный Юрий Трифонов заявлял, что он никогда не простит советской власти репрессий, примененных к его реабилитированному отцу. Евгений Евтушенко мстит нам за двух своих репрессированных дедов. Кое-кто сейчас стал предлагать опубликовать неизданные произведения Твардовского в защиту кулачества.
 
Горбачев снова вернулся к повести Василя Быкова «Знак беды». Сказал, что испытывал сложные чувства, когда читал. Рассказал о своей недавней встрече с руководителем Союза кинематографистов Элемом Климовым:
— Я ему сказал: нам в искусстве нужна правда, но полная правда, а не полуправда. Надо показывать деревню такой, какой она есть на самом деле: не заменять одну неправду или полуправду другой.
И тут случилось почти невероятное. Чебриков сказал, что он не за то, чтобы писались оды в честь прошлого или настоящего. — Но если мы выпустим из-под контроля литературный процесс, то получится, что за 70 лет советской власти у нас не было ни одного светлого дня.
1 декабря 1986 года Горбачев провел совещание о созыве пленума ЦК по кадровой политике.
Чебриков (по дневниковой записи В.И. Воротникова): «Необходимо высказаться на пленуме по национальным вопросам. Осмыслить кадровую политику. Есть ряд негативных тенденций. Уровень образования кадров растет, казалось бы, это позитивный фактор, и в то же время, особенно в интеллигентской среде, немало “копания, возни, сопоставлений” и тому подобного. Этот вопрос очень важный. Может, следует действительно практиковать обмен кадрами между национальными республиками?»
На первом заседании Политбюро в январе 1987 года обсуждали проект доклада Горбачева на пленуме по кадровой политике. Встал вопрос: публиковать полностью или в изложении?
Чебриков: полностью, иначе многое потеряем. Обязательно о национальных отношениях, а то раньше об этом говорили только на торжественных собраниях. А тут — непочатый край работы, какой регион ни возьми.
— О ценообразовании, — осторожный глава КГБ остановился. — А вдруг как увидят, подумают: будет денежная реформа!
— Может, в сберкассы больше положат, — пошутил генсек, — залежалые товары раскупят…
24 марта 1987 года Горбачев, возвратившись из краткого зимнего отпуска, собрал членов Политбюро для обмена мнениями о ситуации в стране. Сказал, что обстановка среди молодежи тревожная. Чебриков:
— Запад следит за ситуацией у нас. Есть настороженность. Гласность раскрыла ряд общественных неформальных организаций, которые поддерживаются западниками. Чувствуется стремление уменьшить партийное и государственное влияние на духовную жизнь общества. Гласность сейчас уже используют против перестройки. Используют ее так, что отвлекают от реальных проблем, канализируют энергию в охрану памятников, раздувают шум по посторонним вопросам, поднимают на щит неформальные объединения, провоцируют необоснованные ожидания.
По ироничному выражению главы КГБ, «плюрализм полный»: — В печати публикуют что угодно и не извиняются, когда выясняется, что врут или оскорбили. На узком участке времени обрушили столько негатива на молодежь! Поднимаются проблемы коллективизации, раскулачивания. Все это подается как негатив, как преступление против народа. Даже победа в войне подается искаженно. Отменили цензуру, но отменили и государственное руководство духовной жизнью совсем. И вот результат. Необходим достоверный анализ исторических фактов компетентными лицами. Нужны объективные публикации.
Договорить Чебрикову генсек не дал. Прервал словами:
— Виктор Михайлович, когда начинаешь с «А», сначала подумай до «Я».
23 апреля 1987 года Горбачев на Политбюро:
— Не путать функции ЦК и КГБ! Идеологическая и политическая работа — это ЦК. А КГБ пусть занимается государственной безопасностью. Идеологической жандармерии нам не нужно. Если будем путать одно с другим, ерунда получится, как раньше и получалось.