Последняя осень. Буря (СИ)
– Итого: двадцать один студент, – заключил преподаватель.
– Где еще пятеро? – сказал водитель, постучав по рулю.
– Трое отсутствуют по болезни, двое – по семейным обстоятельствам.
Тишину нарушили крики:
– Можно отказаться?
– У меня грипп.
– Психотерапевт запретил мне нервничать.
– Выпустите, черти!
Захар Владимирович призвал подопечных к порядку.
– Остальные вопросы обсудим в лагере. Поднимите руку те, кого укачивает, – дождавшись ответной реакции, он раздал пакеты из супермаркета. – Используйте при необходимости. Дорога сложная, не отвлекайте Бориса. Я буду в машине позади вас, постоянно на связи. Ну, с Богом.
– Повезет, если выживем, – невесело проговорила Динара.
Преподаватель вышел, «Газель» покатила по унылому переулку. Зазвучал кальянный рэп, Маша устроилась поудобнее.
– Разве это музыка? – рьяно возмутился Кирилл. – Мы так окончательно сдеградируем.
Не найдя поддержки, он демонстративно нацепил наушники.
– Пронесло, – воодушевился Леонид, отложив увесистый томик.
– Что читаешь? – поинтересовалась Маша.
– «Свечение» Принцева. Вчера смотрел экранизацию, не понял, что в ней страшного. Мне понравился момент, когда мужик проломил дверь топором и заорал: «А вот и Джонни». Пока что в книге только отель описывают. Скучно.
– Грустишь, что не чащу? – гыгыкнул Михаил. – Тебя снова к корням тянет?
– Заткнись, – осадил Леонид.
Он перелистнул пару страниц, Динара увлеклась какой-то романтической игрой. «Может, мне тоже скачать?» – подумала Маша, оценив иронию жизни. Раньше она шутила над теми, кто копил самоцветы на интим с вымышленными парнями, а сейчас сама хотела начать отношения с нарисованными красавцами. Как назло, в телефоне не хватило памяти.
Открыв галерею, она наткнулась на фотографию отца в камуфляже, с огромной щукой наперевес. Он улыбался, что было редкостью. Служба в полиции добавила в его бороду седых волос, подтолкнула к частым посиделкам с дядей Витей и водкой. Отец задерживался допоздна, путал, на каком курсе учится дочь, ругал все современное. Маша бережно хранила драгоценные моменты, связанные с ним: как папа катал ее на качелях, неумело заплетал косички перед детским садом, покупал ей костюм инспектора ДПС на утренники, по ночам мастерил поделки для школы, втайне от мамы пересказывал матерные анекдоты и частушки, в сообщениях невпопад ставил смайлики, просил скачать гифки для торжеств. Либо работа сделала его скупым на эмоции, либо повлияли ссоры с женой. Отец редко говорил: «Я люблю тебя, Машенька», – но это читалось в ласковом взгляде, неуклюжей заботе. Возможно, со временем он стал бы более открытым. Неожиданная смерть все перечеркнула. Минуло больше года, но рана после потери родного человека до сих пор не затянулась.
«Сегодня прошлое так и лезет в голову», – подумала Маша, расчистив квадратик на окне. Вместо городского пейзажа виднелись снежная пустыня, седые деревья, редкие автомобили, припорошенный асфальт. Все казалось одинаковым, будто нерадивый художник нарисовал клочок фона, а потом копировал и вставлял, затыкая дыры. Если бы ее попросили описать ад, она бы изобразила его таким: однообразным, унылым, бесконечным. Либо в век прогресса зима растеряла очарование, либо классик сильно приукрасил реальность.
– Какой шалун, – игриво прошептала Настя.
– Я такой, ты знаешь, – слащаво ответил Глеб.
Каждая минута из двух часов тянулась вечностью. Единственное, что радовало в этой поездке, – присутствие Динары. Во-первых, вдвоем всегда было веселее страдать, а во-вторых, в жизни каждой девушки требовалась такая подруга, которая прошла бы огонь и воду, знала бы имя каждого бывшего, а также без доли сомнений разделила бы в трудную женскую минуту последнее обезболивающее. Уверенность в том, что вместе с Динарой добровольная каторга закончится быстрее, успокоила Машу. Еще, конечно, хотелось бы в течение этой недели пореже видеть Настю и Глеба, но вовсе не из-за ревности к таким великолепным и прочным отношениям, а просто из-за того, что их диалоги между собой не вызывали ничего, кроме испанского стыда.
Наконец водитель притормозил, студенты поплелись на свежий воздух. Место выглядело диким, необжитым. Повсюду громоздились раскидистые сосны и могучие дубы. Тени расчерчивали белизну сугробов, солнце золотило редкие островки между стволами. Без звуков цивилизации Маша ощущала себя непривычно. Лишь изъеденная временем металлическая ограда и высокие ржавые ворота, качавшиеся на ветру, выдавали присутствие людей.
– Удачных каникул. Свидимся через неделю, – улыбнулся шофер.
Он окинул взглядом унылую компанию и, то ли горько, то ли весело хмыкнув, скрылся в микроавтобусе.
Маша смотрела, как «Газель» тает вдали, оставляя следы шин. «Если начнется снегопад, будет трудно уехать, – подумала она. – Борис застрянет, уйти пешком тоже не получится, шоссе далеко». Мысль потянула за собой тревогу. В памяти возникли картинки из лекции по безопасности жизнедеятельности. Это, конечно, было последним, что могло возникнуть в голове, ведь она прогуляла практически все занятия. Но на той единственной паре, которую Маша все же соизволила посетить, одарив преподавателя своим царским присутствием, она слушала, как бывший военный сухо вещал о последствиях обморожения, показывал слайды с наглядными омерзительными примерами. «С нами Захар Владимирович, поэтому ничего страшного точно не случится», – приободрилась Маша, увидев, как тот покинул компактную иномарку. Преподаватель бодро раздал указания:
– Молодые люди, кто покрепче, возьмите продукты, бутылки с водой. Я побеседую со сторожем.
– Ну и дыра, – скривилась Динара, когда тот удалился.
Дыра – это было мягко сказано. Складывалось впечатление, что за последние тридцать лет сюда лишь пару раз заглянули рабочие, создали видимость стройки и уехали, побросав материалы. Увиденное мало походило на детский лагерь.
– Радуйся, что снег расчистили, – ответил Кирилл, нагруженный провизией.
– Как мне багаж тащить? – недовольно сказала Динара.
– Надо было меньше брать, – сказал Леонид, закинув баулы на плечи.
– Класс, – хмыкнула Динара, вытащила смартфон и гневно проговорила что-то на башкирском. – Нет сети? Серьезно?
– У меня тоже, – проверила Маша.
Остальные последовали ее примеру. Послышались грустные и сердитые вздохи. Только Леонид, похоже, не особо горевал. Оно и неудивительно: в его родном селе интернет оставался не до конца изученной технологией.
– Ни у кого нет сигнала? – громко спросил Кирилл.
– Есть, но слабый, – меланхолично отозвался Игорь.
За два года совместного обучения Маша заметила, что тот пребывал в двух состояниях: недовольном и страдающем. Лохматые волосы, кустистые брови, зеленоватая кожа, щетина в форме перевернутой подковы создавали несуразный и болезненный вид. Из-под парки торчали голубая рубашка и полы пиджака, на левой штанине темнело пятно чего-то неопределенного. Слабый, будто вымученный голос так и просил: «Добейте меня или отстаньте».
– Покажи, – сказал Глеб, подойдя вплотную. – Кирпич? Они еще работают?
– Отвали, – буркнул Игорь.
– Расслабься.
Атмосфера накалялась. Студенты не особо радовались поездке, а возникшие проблемы с сетью только усилили раздражение. Глеб толкнул Игоря, тот пихнул в ответ. Маша с горечью осознала, что ближайшие дни проведет с этими людьми, что, конечно, очень удручало.
– Шухер, Владимирович близко, – скороговоркой произнес Михаил.
Недовольства стихли. Преподаватель с досадой сообщил, что никого не обнаружил в сторожке.
– Мы одни на огромной, никому не нужной территории? – уточнила Динара.
– Еще строители, проверенные люди, – поправил Захар Владимирович.
– У меня чемодан с замком, – наклонившись к Маше, прошептала подруга. – Ничего не сопрут.
Хотелось, конечно, сказать ей, что у рабочих, как правило, с собой имелись инструменты, поэтому для них взломать чемодан было не сложнее, чем забить гвоздь в стену, но из приличия, не желая нагнетать обстановку, Маша промолчала. Захар Владимирович же припарковал автомобиль за воротами на расчищенном пятачке, достал план местности и объявил: