"Фантастика 2025-95". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)

— Не дерись, — сказал этот дважды вор, — Это некрасиво.
— Зачем⁈ — насупясь, выкрикнул обиженный Рио.
— Ты хотел сделать птице больно, — попробовал объяснить ему такой же как он ребенок, только черноволосый и серьезный.
Этот тоже будет говорить ему, что делать?!! Не будет такого.
Он кинулся драться!
Разумеется, пятилетний Рио драться не умел совершенно, но он очень сильно старался. За папу, за маму, за вредных старух, что мажут его разной вонючей дрянью, за то, что ему приходится много улыбаться на вспышки, потому что ему говорят улыбаться. За… за… за всё!
  
Он пинался, пихался, даже пытался кусаться, но не замечал, как паренек, на которого он напал, почти не получает урона. Тот скупыми движениями тела и рук отводил слабенькие замахи Рио, а попытку укусить себя в шею мужественно вытерпел, позволив ребенку с грязно-соломенной шевелюрой знатно себя облизать. Затем серьезный мальчик положил ему руку на ухо и толкнул, вынуждая потерять равновесие и шлепнуться на песок.
Большинство детей тут же бы разрыдались от обиды на весь этот несправедливый мир, но с Рио все было по-другому. Взвизгнув в неподдельной ярости, он набросился на врага с утроенными силами!
Это привлекло внимание голубиного вора. Черноволосый, получая тумаки, часть из которых была уже довольно чувствительна, внимательно наблюдал за впавшим в ярость Рио, подмечая, что несмотря на смешной возраст оппонента, чувства, которые потоком лились из соломоголового, были слишком уж взрослыми. Его терпеливости также способствовала парочка родителей, сидящих в обнимку на лавке метрах в сорока от происходящего, но взрослые, убедившись, что их ребенок контролирует ситуацию (или же просто слишком занятые друг другом), не вмешивались.
Однако, у организма Рио имелся очень малый запас сил. Ему было пять лет, большую часть дня над ним издевались, он был голоден и слаб. Поэтому, когда запал ярости только пошёл на спад, бедный блондин мешком свалился на песок, тяжело и запалено дыша. Подлый вор, встав, молча присел на корточки у его головы.
— Вот это было правильно, — одобрительно сказал он, вынуждая Рио растеряться.
— А⁈ — выдохнул тот. Что? Что он сказал⁈
— Взрослым делать больно можно, — пояснил черноволосый, — Они все заслужили. Детям и животным нельзя.
— А как? — снова удивил Рио невозмутимого незнакомца. Вопрос был слишком… конструктивным для пятилетнего мальчика. И многое объяснял в его вспышке ярости.
— Кто тебе не нравится? — потребовали у лежащего блондина ответа.
— Старухи, которые меня мажут! — обида на старух была сегодня больше всего остального, — И пшикают! И…
Из него полились жалобы. На вонь, на то, что теребят, что заставляют улыбаться, стоять ровно, делать так, делать вот так. Он изливал душу незнакомцу, не замечая, как глаза сверстника начинают недобро блестеть. А затем, наклонившийся прямо к нему мальчик, сказал Рио на ухо фразу, которая, впоследствии, определила очень многое как в их дальнейших взаимоотношениях, так в рабочем коллективе «Коджима Интерпрайз Групп»:
— Просто говори, что они воняют. Громко. Часто.
  
Глава 4
 
Обратная сторона гения
 
Некоторые решения моего друга достаточно спорные, но, тем не менее, довольно эффективные. Хотя он утверждает, что погоня за мной с признаниями в любви на всю школу была вовсе не решением, не каким-то его планом, а просто импульсивным поступком, но я в это не верю.
— Извращенцы! Вы оба — извращенцы! — кричит совершенно незнакомая нам плачущая школьница, тут же убегая куда-то по коридору. Мы с Рио переглядываемся. Мой друг, удерживая полный бумажный пакет писем, которые только что выгреб из своего шкафчика, пожимает плечами.
— Кажется, я только что избежал очередного признания вживую, — ухмыляется смазливый блондин, обводя взглядом столпившихся вокруг свидетелей. Некоторые непроизвольно делают пару шагов назад.
— Прекрати, — я недоволен, — Еще сочтут нас хулиганами.
— Ты избиваешь людей в парке и грубишь главе студсовета, а я — агрессивный гомик, — поясняет ситуацию Коджима, — Наш поезд давно ушёл, Акира.
Раздаётся странное хрюканье. Это смеется девушка с челкой, наша одноклассница, та самая, что выгнала парня-тихоню с приглянувшегося ей места. Её необычный подлаивающий смех изгоняет большинство свидетелей лучше, чем зловещие ухмылки Рио. Тот, наклонив голову и о чем-то поразмыслив, неожиданно показывает девушке большой палец. Та смущается и убегает, чуть не зашибив по дороге растерянного мужчину в спортивном костюме. Наш физрук?
Обстановка в классе полностью соответствует моим ожиданиям. Почти все разбились на группки по интересам, оставив вне себя несколько аутсайдеров, которые теперь обречены на одиночество. Счастливчиков всего четверо — я, Рио, девушка с челкой и… почему-то та, кто сидит в нашем «сегменте». Рослая и тихая девушка, буду звать её Антиайдол. Будь она пониже сантиметров на двадцать и победнее в формах, то Коджима бы точно её начал рекрутировать. Однако, это Япония, здесь навязывается Культ Японских Женщин. Те не могут иметь настолько вульгарно развитые формы и такой неприличный рост.
Реакция класса на нас была удовлетворительной. Эти две девчонки, Котегава и Каори, явно не стали держать язык за зубами, поэтому на нас косо смотрят и подходить явно не будут. Замечательно, то, что нужно. Осталось только вступить в клуб, и школьная жизнь пойдет именно тем курсом, каким я и планировал. В Японии достаточно сложно поставить себя вне общества. Если у тебя есть изъяны вроде горба, увечья или крови иноземцев, то общество выдавит тебя само. Но если ты обладаешь правильными качествами и расой, то оно будет пытаться тебя поглотить, сделать частью себя.
В класс входит преподаватель. Лысый, подтянутый, около пятидесяти лет, военная выправка. Серьезное сухое лицо с пронзительно острым взглядом. Он встает перед классом, а я смотрю на его левую руку. Протез. Специально выкрашен в коричневое, либо покрыт материалом этого цвета. Спутать с натуральной кожей невозможно.
— Меня зовут Хаташири Ода, — коротко бросает лысый преподаватель, — Мой предмет — история. Я не потерплю лишнего шума на уроках.
Затем он поднимает свою левую руку, демонстрируя её классу. Искусственные пальцы механично сжимаются и разжимаются, симулируя несколько удобных позиций для захвата чего-нибудь.
Недорогой протез.
— Дети не могут без слухов, — с тем же серьезным видом сопровождает демонстрацию своей конечности учитель, — А я их не люблю. Поэтому сразу расскажу вам правду о том, как потерял эту руку. Когда-то я вел урок, и один хулиган начал шуметь. Я так глубоко воткнул ему свою руку в задницу, что её пришлось отрезать и заменить на это устройство. Знаете, зачем я это сделал? Знаете, зачем я пожертвовал рукой?
Класс молчит, некоторые давятся от смеха, некоторые почему-то поверили. Уголок рта преподавателя слегка дёргается.
— Я это сделал, — говорит он, — Чтобы повторять этот фокус снова и снова. А теперь я еще могу так!
С отчетливым лязгом все пальцы растопыриваются, и, кажется, каждый из класса представил, что это случилось у них в заднем проходе. По крайней мере улыбки моментально испарились.
Очень необычный учитель. За подобную угрозу здоровью учеников его должны чуть ли не уволить, но держится он предельно уверенно. Наверное, это такая шутка. Хотя… я вспомнил, что говорил директор Тадамори на нашей частной беседе. Что школа наняла нескольких человек для оперативного решения проблем, если те возникнут из-за «школьных войн». Видимо, этот преподаватель один из таких специалистов. Слишком костист и жилист для гражданского.
  
На большой перемене мы с Рио идём записываться в клубы. Друга интересует клуб плавания, меня — клуб классической литературы. Вполне логично совмещать интеграцию в японское общество с чем-нибудь условно полезным, так что здесь Рио бьет несколько зайцев одним выстрелом, а я планирую получить тихое время для занятий со своей книгой. Да и знакомиться с мировой классикой мне нравится, в отличие от японской прозы. Жители этого небольшого острова чересчур много внимания уделяют собственной аутентичности, стараясь замаскировать заимствование всего извне. Выпячивание колорита на первое место… очень патриотично.