Русская миссия Антонио Поссевино

— Не посадят ниже, не посадят, — совсем тихо пробормотал Истома, — у них сейчас к нам большой интерес. Больше, чем у нас к ним.
Морское путешествие утомило непривычного к воде Истому. До этого он путешествовал морем лишь в начале своего пути — от Пернова до Любека, и тогда он также быстро утомился от постоянного покачивания резво идущего корабля. Вот и теперь, едва Истома устроился на роскошном ложе, как почувствовал, что голова его закружилась, глаза стали слипаться, и последнее, что он слышал перед тем, как заснуть, — мерный плеск опускаемых в воду вёсел…
Проснулся он на рассвете и чувствовал себя совершенно отдохнувшим. Паллавичино посапывал на соседнем ложе, улыбаясь чему-то. Очевидно, ему снилось что-то хорошее. Истома вышел на палубу.
Солнце поднялось над соединяющей воду и море линией едва на треть, дул лёгкий ветерок, и по-прежнему, как и в момент отхода Истомы ко сну, вёсла гребцов мерно опускались в воду. "Они не спят, что ли, — удивился Истома, — так ведь и жилы можно порвать!"
Но он беспокоился напрасно: половина гребцов спала, кое-как устроившись на своих местах, которые были приспособлены для сна. Ночью, когда количество рабочих рук снизилось вдвое, галера лишь немного замедлила ход. Капитан, как и вечером, стоял на своём месте, изредка доставая зрительную трубу, чтобы разглядеть заинтересовавшие его далёкие предметы по правому борту, на берегу, или по левому — со стороны моря. В походе капитаны спали немного, ложась глубокой ночью и вставая после восхода солнца. Венецианская республика платила им большие деньги, но и служба была нелёгкой, и лишь многолетняя привычка, железное здоровье и сила характера позволяли выдержать многодневный морской переход.
Тем временем все гребцы проснулись и взялись за вёсла. Галера пошла бойчее. Берег постепенно приближался, из чего Истома заключил, что Пезаро уже недалеко и вскоре они пристанут к берегу.
Капитан, подозвав Паллавичино, подошёл к Истоме и начал говорить.
— Капитан уверяет, — переводил купец, — что галера сегодня ещё до обеда войдёт в гавань Пезаро, как и было велено. И оснований для беспокойства нет.
"А я и не беспокоился", — подумал Истома, но вслух сказал другое:
— Передай капитану, что я ценю его мастерство и верность приказу и на обратном пути обязательно скажу об этом людям, начальствующим над ним.
Капитан, выслушав ответ, бесстрастно кивнул и вернулся на своё обычное место на корме судна.
Галера, направляемая сильными и умелыми руками гребцов и кормчего, уверенно шла по волнам, и задолго до того, как солнце поднялось в верхнюю точку своего дневного пути, она входила в гавань Пезаро, расположенного в пределах светских владений наместника святого Петра, римского папы Григория Тринадцатого. До Рима отсюда было не больше двух недель неторопливого конного перехода. А скорее, и того меньше. На следующее утро, переночевав в портовой таверне, Истома и Паллавичино под охраной отряда Димитроса направились на юго-запад — в Рим!
Путники двигались по старинной дороге, построенной ещё во время древней Римской империи. На удивление, она сохранилась прекрасно, хотя с момента постройки прошло больше тысячи лет. Подкованные копыта коней цокали по плоским неровным камням, выбивая кое-где искру. Путнику, несомненно, такая дорога была бы не очень удобна, так как приходилось бы всё время выбирать, как ступить, чтобы не подвернуть ногу. Да и повозке эти неровности доставили бы немало неудобств: постоянная тряска, скорее всего, довольно быстро приводила в негодность колёса и оси. Но, наверное, даже такие дороги лучше, чем никакие, а уж во время осеннего ненастья и подавно!
Первый день отряд шёл по слабо всхолмлённой равнине. Заночевали прямо под открытом небом, разведя костры, — всё-таки даже здесь, ближе к южным землям, ночью было ещё прохладно. Спустя три дня после выхода из Пезаро въехали в горы. Димитрос забеспокоился и велел своим солдатам запалить фитили аркебуз.
— Здешние горы ещё в древности были прибежищем разбойников, — пояснил он Истоме через Паллавичино. — Древние писатели сетовали, что и во время высшего расцвета империи некоторые внутренние области, лежащие в горах, оставались опасными для путешествующих. И нет никаких оснований полагать, что сейчас всё изменилось.
  
Истома проверил пистолеты, из которых не стрелял с момента нападения разбойников в венецианских владениях. Он и сейчас, находясь под охраной хорошо вооружённого отряда отважных солдат, не изменил своей давней привычке каждое утро заряжать пистолеты. Но на Паллавичино внимания не обращал: на помощь того во время серьёзной схватки рассчитывать не приходилось.
Но, очевидно, древний здешний бог, покровитель путешественников, а заодно и купцов с жуликами — Меркурий, — не оплошал. А может, просто разбойники посчитали слишком опасным для себя нападать на солдат, вооружённых готовыми к бою аркебузами. Второй день горного перехода также прошёл спокойно. Лишь при расположении на ночлег Димитрос выбрал место, исключающее внезапное нападение, да выставил усиленный караул.
Ночью Истома был разбужен выстрелом. Спустя мгновение весь отряд был на ногах. Вскочил, выхватив пистолеты, даже Паллавичино. Эхо от выстрела металось меж горных склонов, постепенно затихая. Страдиоты зажгли от костра, огонь в котором не гасили всю ночь, факелы и рассыпались по округе, ища разбойников. Димитрос разговаривал с одним из караульных, выясняя причину выстрела. Оказалось, тот разглядел в темноте фигуру человека и пальнул в него, чтобы не допустить внезапного нападения. Место, на которое указал стрелок, тщательно обыскали, но не нашли ничего: ни человека, ни даже следов пребывания людей.
— Возможно, разбойники хотели проверить, как охраняется стоянка, — поделился Димитрос, — теперь поняли, что скрытно приблизиться к нам не получится.
Димитрос сменил караулы, и все снова легли спать. В дальнейшем ночь прошла спокойно. Наутро, после завтрака, отряд снова двинулся в путь.
Они забирались всё выше в горы. Становилось холоднее. Вокруг лежал снег, правда, неглубокий. Страдиоты, хоть и повидавшие за время службы всякого, зябко кутались в плащи. Теперь было ясно, что ожидать нападения не надо: какой разбойник будет зимой жить в горах, где один лишь снег, и даже пастухи, сами мало отличающиеся от разбойников, отогнали свои стада вниз по склону, где в это время овцы могут добыть себе пропитание.
На третий день солнце стало светить жарче, подул южный ветер. Истома по звуку, с каким ступал его конь, понял, что снег начал подтаивать. Он, усмехнувшись, остановился и ловко выпрыгнул из седла. Зачерпнув ладонями снег, быстро слепил большой снежок и запустил им в спину Паллавичино. Тот испуганно дёрнулся, но, обернувшись, увидел весёлое лицо господина русского посланника и тоже рассмеялся. Затем, скользнув из седла вниз, тоже принялся неумело лепить снежок. Если у Истомы получались красивые, ровные снежные шарики, то у итальянца — нечто кривое, корявое и неудобное для метания. Он попытался попасть в Истому, но снежок полетел куда-то в сторону и попал в одного из страдиотов. Тот удивлённо оглянулся, улыбнулся и, спрыгнув на снег, тоже стал лепить снежок. Спустя короткое время весь отряд, спешившись, увлечённо предавался старинной русской забаве.
Страдиоты что-то кричали друг другу, весело скаля зубы. Кому-то снежок попал в лицо, оставив великолепный перламутровый след, который спустя некоторое время превратится в роскошный синяк цвета глубокого индиго. Другой в короткий срок оказался весь облеплен белым, а третьего уже засунули головой в сугроб и накидали сверху снега. Страдиоты веселились, словно дети. Истома с улыбкой смотрел на их весёлые лица с горящими глазами и не мог поверить, что именно эти люди всего несколько дней назад деловито отрезали у убитых разбойников головы, чтобы получить за них обещанные венецианскими властями деньги.
Лишь один человек не принимал участия в этом веселье. Димитрос, сидя в седле, со стороны наблюдал за общей свалкой. При этом он не забывал о том, что надо осматривать окрестности, чтобы избежать внезапного нападения. Конечно, сейчас оно совсем маловероятно, но… но на то он и командир, чтобы быть на голову выше своих солдат. Конечно, такие всплески веселья необходимы солдатам, но кто-то должен держать их в узде.