"№Фантастика 2024-162". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)
В то утро Гермиона пробудилась, но долго лежала с закрытыми глазами. Раскрыв их, необходимо было принять какое-то решение.
После вчерашнего она не боялась спать в этом доме, она скорее боялась в нём бодрствовать. Что будет дальше? Вероятнее всего, всё, сказанное ей, – правда. И что? Что теперь? Нужно было принимать решение, самое важное решение в её жизни. Но ведь можно просто осмотреться… Что-то узнать… Это неплохой опыт, он не повредит ей.
Она могла бы помочь своим друзьям и Ордену Феникса. Вчера Волдеморт показал себя таким, каким его не знал никто… И эти сведения, её воспоминания об этом разговоре – они совершенно бесценны в надвигающейся войне. Если ей удастся выбраться на волю, – а, вероятно, Волдеморт не станет просто так убивать свою дочь, – у её друзей появится огромное преимущество. Она могла бы стать тем самым, столь необходимым сейчас Ордену Феникса шпионом, и пусть она лишь ребёнок – но попытаться использовать этот данный судьбой шанс она просто обязана. Тем более что жить теперь, как раньше, она всё равно не смогла бы…
Открыв глаза в своё первое утро в этом доме, Гермиона вздрогнула. На краю её широкой кровати сидела, облокотившись на дубовую панель, сама Беллатриса Лестрейндж. На секунду Гермионой овладела паника. Она быстро села, судорожно обегая взглядом тумбочки и постель. Губы миссис Лестрейндж искривила усмешка, и она протянула перед собой палочку из виноградной лозы.
– Доброе утро. – Голос Беллатрисы был высоким и самоуверенно-снисходительным, в нём чувствовались высокомерие и лёгкий оттенок чего-то пугающего. А сейчас в тоне колдуньи сквозило ещё и любопытство. Она окинула Гермиону пристальным взглядом, чуть прищурив глаза. – Приятно познакомиться с тобой, Кадмина. Как бы странно ни было всё это concours de circonstances miraculeux(1), – окончила по-французски она.
– Мы уже знакомы, миссис Лестрейндж. – С волшебной палочкой к Гермионе вернулось что-то похожее на самообладание, и внезапное отвращение к этой особе выпустило наружу резкие слова: – Мы с вами встречались в Министерстве магии прошлым летом. Вы со своими соратниками, помнится, пытались меня убить.
– И, поверь, ma chérie(2), если бы я и милорд не знали, кто ты – наша встреча таки оказалась бы фатальной, и не только для тебя, – усмехнулась её странная собеседница. – Не нужно злиться. И не будем о грустном. Знаешь, в юности я звала твою бабушку «maman», а не «миссис Блэк». Впрочем, я всё понимаю. Не переживай, думаю, мы с тобой найдём общий язык. Со временем. А пока я понимаю и то, что ты сейчас хочешь побыть одна. Тебе приготовили ванну, – она кивнула на приоткрытую дверь, – и я оставлю тебя сейчас так надолго, как тебе будет угодно. Но, прежде чем я уйду, хочу дать тебе совет. Используй по достоинству шанс, подаренный судьбой. Он уникален. – Беллатриса поднялась. – Мы ещё поговорим с тобой позже.
Она пошла к двери в коридор и уже почти покинула комнату, когда Гермиона тоже встала с постели.
– Je vous remercie, Maman, – громко, и с чем-то похожим на вызов, сказала гриффиндорка, – à se revoir(3).
– Charmant, ma chérie, – усмехнулась Беллатриса, уже не скрывая любопытства. – Plein de promesses(4)! – И закрыла за собой дверь.
Миллиард мыслей роился в голове Гермионы в ванной комнате. Сбивчивых, противоречивых. Начиналась какая-то сложная игра, но она не могла понять, какое место занимает в ней. Нужно быть внимательной. Узнать и запомнить как можно больше того, что могло бы помочь в дальнейшем.
Гермиона боялась думать о том, как примут невероятную новость её друзья. Особенно Гарри и Рон. Не перестанут ли они доверять ей, если узнают… Взволнованная ведьма водила пальцами по воде. Слишком невероятно.
Странно, но эта ужасающая, невообразимая истина, почему-то совсем не пугала Гермиону сегодня. Если она действительно дочь Волдеморта, – а в это гриффиндорка поверила как-то сразу, руководствуясь всем происходящим (никто не стал бы так носиться с грязнокровкой, да и ни с кем вообще не стали бы так носиться), – у неё появляется масса самых широких возможностей. И ещё у неё появляется шанс выбраться отсюда живой. Это грело душу.
И возможность попытаться понять. Гермионе было интересно, давно интересно, как живут, чем отличаются от остальных эти люди – люди, способные хладнокровно убить, люди, держащие весь магический мир в страхе. Всё, что они делали, всё, чем они жили, – не укладывалось в голове. И возможность постигнуть их психологию дорогого стоила.
Ведь то, что говорил вчера вечером Волдеморт… В чём-то он действительно прав. Извращённо, по-своему, но прав. А если он будет слушать и её мнение… Не удастся ли ей в чём-то переубедить своего отца?
Гермиона рассмеялась и окунула лицо в воду. Такой бредовой мысли она от себя не ждала.
Но мысль упорно возвращалась.
И Гермиона решила попробовать, наивно полагая тем утром, что это она способна переубедить в чем-либо Тёмного Лорда. А на деле он сам так быстро и столь во многом смог разуверить её…
Убеждать Лорд Волдеморт умел. С самого детства.
__________________________________________________
1) чудесное стечение обстоятельств (франц.).
2) моя дорогая (франц.).
3) Благодарю вас, мама. Увидимся (франц.).
4) Очаровательно, моя дорогая. Многообещающе! (франц.)
* * *
Беллатриса Лестрейндж. Любовница Тёмного Лорда. Неистовая и преданная Пожирательница Смерти. Жестокая, фанатичная, огненная; безжалостная и страшная… Уже через несколько дней Гермиона осознала. В этой женщине неизменно присутствовало ещё и что-то глубокое, непостижимое.
Её настоящая мать выросла в чопорной семье чистокровных волшебников, и сама была таковой. В школе, в обществе, замужем за Родольфусом Лестрейнджем – каждую минуту своей жизни она была достойной представительницей двух, а затем и трёх древних, уважаемых фамилий. И вдруг просто влюбилась – в того, кто сделал её мир красочным, кто дал ей силу и власть, кто дал ей право быть выше других только потому, что на её предплечье пестрела эмблема зла и силы, эмблема преданности. И надо сказать, что этой преданности у неё было предостаточно.
– Люди по-разному направляют свои лучшие качества, Кадмина, – говорил Волдеморт во время одного из их с Гермионой долгих вечеров у камина. – Смелость, преданность, веру – всё это мало просто иметь и воспитывать в себе, нужно ещё найти то русло, куда направишь хорошо отшлифованный, кристальный поток. Кто придумал Зло и Добро? Кто создал разделяющие их критерии? И главное – зачем? Давай подумаем, что лежит в основе, глубоко, в самой сути этих понятий. Злом люди называют всё, что направлено на помощь – любую помощь – себе. В обход других. Если человек не умеет жертвовать самым ценным ради прочих, – он Зло. Но почему, Кадмина? Почему кто-то должен жить для других? Жизнь дана ему. Для него. Тем, иным, тоже никто не мешает жить во имя себя. Если же интересы скрещиваются, тут уж всё решает сила. Но почему тот, кто ею обладает, кто использует её, – Зло? Белла очень преданная женщина. Очень сильная. И ещё она умна, изящна и красива, даже сейчас, после стольких лет в Азкабане. Она направила свои качества не в то, по меркам Добра, русло. И стала Злом. Но почему? Твой друг Гарри Поттер все свои силы бросает на борьбу с созданным в его сознании образом Зла – со мной. И при всей своей эгоистичности, глупости, при всех совершённых ошибках остаётся Добром. Если я сделаю что-то хорошее – он назовёт это лицемерием, если он совершит зло – всего лишь досадной ошибкой. Я плохой, а он хороший. И так всегда. Но, Кадмина, почему так получается? И есть ли смысл во всём этом?..
И Гермиона невольно соглашалась с ним. Сбитая с толку, она начинала по-другому смотреть на вещи. Ещё неосознанно начинала корить своих друзей за узость взглядов, упрекать их в нежелании хотя бы просто понимать врага.
Пришлось признать правомерность замечаний Волдеморта. Поддаваясь естественному порыву, она стала вспоминать все «ошибки» своего друга Гарри. Его неприязнь к Снейпу на первом курсе, нежелание принимать чью-либо помощь (в особенности потому, что он считал, будто никто не видит декана Слизерина по-настоящему) едва не погубили их троих, лишили мир Философского Камня, а мистера и миссис Фламель – жизни. Если бы тогда они просто сказали МакГонагалл о своих подозрениях, если бы не полезли в люк втроём – Квирелл никогда не достал бы камень из зеркала, ничего не было бы.