"№Фантастика 2024-162". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)

– Авада, – медленно, смакуя каждый слог, произнесла Гермиона, не спуская с него глаз, и губы её расползлись в плотоядной улыбке, – Кедавра.
Показалось, что всё кругом замедлилось на доли секунды, и погрязло в неестественной тишине. Зелёный свет проклятья почудился не таким ярким, его волна, ударившая в грудь младшего Малфоя, – не такой быстрой. В ушах кто-то эхом повторял страшные слова.
Драко Малфой покачнулся, схватил ртом воздух, но, так и не сказав ничего, рухнул прямо на осколки хрусталя, в шипящую сапфировую пену. Гермиона опустила палочку. Наваждение спало.
– Мразь!
Она продолжала стоять, глядя на ненавистное тело.
– Старый знакомый? – прозвучал за её спиной спокойный голос графа.
– Учились вместе, – в тон ему ответила Гермиона, поворачиваясь и стаскивая с пальца подёрнувшееся чёрной дымкой обручальное кольцо. Зная, на чём сконцентрироваться, она без труда сняла его. – Благодарю вас, Ваше Сиятельство. Вы, кажется, спасли мою жизнь.
– Не стоит благодарности, миледи, – опять поклонился ей призрак, бросив быстрый, едва уловимый взгляд куда-то вверх. – Я джентльмен и дворянин, пускай и убийца, – продолжал он, – не мог же я оставить в беде благородную даму?
– Я не забуду этого, – пообещала Гермиона. Кольцо в её руках полностью скрыл чёрный туман, и оно исчезло. – Сейчас нужно спешить – мои дела ещё не закончены. Необходимо как можно скорее доставить лорда Генри в больницу святого Мунго, в Лондон. – Ей показалось, что на короткий миг в глазах графа тенью промелькнули горечь и сочувствие. – Но я скоро вернусь, – продолжала Гермиона. – Поверьте, Ваше Сиятельство, я умею быть благодарной.
– Признателен вам, миледи, – смиренно произнёс призрак.
– Что вы. Пустяки, по сравнению с тем, что вы сделали для меня.
Она протянула ему руку, и трансгрессировала только после того, как холодные пальцы и губы графа обожгли её кожу огнём.
______________________________
1) бабушки (франц.).
  
Эпилог
 
Гермиона трансгрессировала прямо в центр спальни, где лежал её муж. Находившиеся в комнате магглы вжались в стены, кто-то вскрикнул – ведьма не слушала, она метнулась к кровати супруга и, встав на колени, сжала его холодные руки.
– Генри! Генри, очнись! Ты слышишь меня? Это был Малфой, Драко Малфой! Он мёртв! – она осветила обручальное кольцо заклинанием и с трудом стащила с бездвижных, ледяных пальцев золотой ободок. – Больше не действуют чары, которые держали нас тут! Генри! – Ведьма подалась вперёд, выпуская руки супруга и легонько сотрясая его за плечи. – Генри! Ну же, давай! Открой глаза, осталось немножко! Я перенесу тебя в больницу святого Мунго. Давай, на счёт «три». В холл приёмного отделения. Ты слышишь, Генри? Генри!
Но он молчал и не шевелился, когда колдунья встряхивала его. Голова безвольно откинулась назад.
– Генри! – умоляюще прошептала Гермиона. – Милый, ты слышишь меня?
– Миссис Саузвильт, – сквозь заволакивающую пелену услышала она голос монаха у себя за спиной, – лорд Генри умер полчаса назад. Мне очень жаль.
– Нет!!! – заорала Гермиона, в ужасе мотая головой. – Это ложь!!! Этого не может быть! Генри! – она продолжала трясти безжизненное тело с фанатичным блеском в слезящихся глазах. – Генри! Очнись! Пожалуйста, всего только пять минут! Ещё всего пять минут! Всё будет хорошо! Генри, Генри! Не-е-ет! Не-е-е-е-ет!!!
Вокруг что-то говорили тихими голосами. Кажется, магглов предупредили и что-то объяснили им. Кажется, все в этой комнате сочувствовали её утрате, кажется, её понимали. Но ей было плевать на всё это. Для неё сейчас в целом мире была только она сама – и страшная правда, в которую колдунья отказывалась поверить.
Кто-то взял её за плечо, но она вырвалась, кто-то предлагал воды, но она отмахнулась. Ужас начинал сменяться бессильной яростью.
Сквозь стену в комнату просочился граф Серж. Гермиона всё ещё трясла тело супруга, не замечая ничего вокруг, отторгая очевидное всеми силами, которые у неё ещё оставались.
 
– Генри! – содрогаясь от рыданий, простонала она. – Нет!!!
Страшная судорога в животе заставила Гермиону выпустить тело и скорчиться, сгибаясь пополам. С губ сорвался вопль боли. От впившихся в пол, на который она упала, пальцев заклубился в воздухе чёрный, густой туман.
– Успокойся, ведьма! – резко сказал граф. – И побереги своего ребёнка. Это единственное, что ты можешь сделать сейчас.
– Неправда!!! – взвыла Гермиона, поднимая взгляд горящих, пламенных очей. – Нет! Ненавижу… Всех! Ненавижу!!!
– Ненависть – очень хорошее чувство, – хладнокровно продолжал призрак. – Могучее. Тем более для тебя. Но не трать последние силы. Тело твоего обидчика разорвали голодные волки, тебе некого больше ненавидеть. Но ещё есть, кого беречь.
Гермиона подняла на него взгляд мутных глаз и с трудом, хватаясь за край кровати, встала на ноги.
– О, ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ?! – вдруг прокричала она, обводя притихших окружающих бешеным, диким взглядом. – ЗАЧЕМ Я УБИЛА ЕГО, – крик сорвался в стон, и Гермиона без сил опустилась на колени, – так быстро?..
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ 
 
 
И остаётся только пепел. 
 
И серый дым, и тишина. 
 
Забыть бы прошлое навеки – 
 
Но эта власть нам не дана. 
 
 
 
Уходят в небо с дымом слёзы, 
 
Уходят в проклятую ночь. 
 
И остаются только грёзы: 
 
Их не достичь, им не помочь. 
 
 
 
Всё разлетается на части, 
 
В один момент – и навсегда. 
 
Туманом обернулось счастье, 
 
Смеется полная луна. 
 
 
 
Ушло, растаяло, исчезло 
 
И растворилось в темноте. 
 
Как лёгкий сон над чёрной бездной, 
 
Как луч прощания во тьме… 
 
 
  
Варава Валентина
 
Дочь Волдеморта. Часть IV: Возвращение героя
   
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ: Возвращение героя
 
 
 
По осколкам холодного шёлка, 
 
За слезой, укатившейся вдаль, 
 
Я рисую замёрзшей иголкой 
 
Ледяную, сырую печаль. 
 
 
 
Облупившейся краской слетают 
 
Мои дни, потерявшие суть, 
 
И в поблекших глазах потухают 
 
Угольки улетевших минут. 
 
 
 
Траур лентой клубится в тумане, 
 
Ураган улегся и затих 
 
На руинах забытого храма, 
 
Что я строила в грёзах своих. 
 
 
 
Мне остался от прошлого призрак: 
 
Он приходит кошмаром во сне, 
 
А потом потухает в тумане 
 
При печальной, поблекшей луне. 
 
 
 
Мне осталась надеждой на смелость, 
 
Из двух капель тебя и меня, 
 
Лишь прекрасная девочка. Верю, 
 
Что она не покинет, любя. 
 
 
 
И в ночи, просыпаясь со стоном, 
 
Я бужу её хладной рукой, 
 
Чтоб на личике милом блеснули 
 
Изумрудами боль и покой. 
 
 
 
Я в глазах её, дивно-зелёных, 
 
Затуманенных негою сна, 
 
Вижу тени убитых влюблённых, 
 
Коих тьма развела навсегда. 
 
 
 
Тот один почивает навеки. 
 
Та одна – только призрак живой. 
 
А ребёнок смыкает вновь веки, 
 
Мне даря пустоту и покой …