Сибирский фронтир (СИ)

Но больше всего меня заинтриговали предостережения. Все они слишком уж походили на правила некоей игры. А натура моя такова, что, усвоив правила, я волей неволей желаю попробовать сыграть кон другой на удачу. Если бы путь домой остался свободен, я бы тысячу раз подумал. Я не великий любитель лезть на рожон. Но дорогу мне перекрыли, а прозябать остаток жизни в дремучих веках не хотелось
После визита гоблина прошёл всего день, а игра уже захватила меня. Зря он это сказал, про переделку истории. До сих пор у меня и в мыслях не было ничего такого… да, порой возникало желание что–то увидеть, стянуть какой–нибудь артефакт. Не более того.
Но так уж сложилось – моя свободолюбивая натура противилась чужой воле. Всю сознательную жизнь я только тем и занимался, что преодолевал границы и запреты. Конечно, мне тут же захотелось перелицевать историю. Раскурочить, хакнуть систему, какой бы природы она ни была. Выехать на "Шилке" навстречу орде… 
Тьфу ты, пропасть!
Но в одном гоблин был прав – человек даже обладающий знаниями ничего не может сделать сам по себе. Общество инертно. Усилия одиночки поглощаются массой. А те периоды, что называются революционной ситуацией, сметают одиночку потоком. Болото или лавина – вот две сущности исторического процесса, и в обеих отдельному человеку придётся туго. Роль личности в истории может и не пустая выдумка, но таковая личность как минимум должна отираться рядом с троном, а лучше восседать на нём. Что мне собственно и запретили делать. Да и не подойдёшь же к монарху со списком полезных преобразований. Мигом в крепости окажешься, а то и на виселице.
Пётр Великий, говорят, приближал активных и мыслящих людей из простонародья. Но это так сказать фольклор. Табачный капитан, арап Ибрагим и всё такое. Как оно было на самом деле никто не знает, возможно, первый император дурил и рубил головы вместе с бородами исключительно под настроение. Рисковать было бы глупо, да и правила игры уже укоренились во мне. Если бы это был только запрет, я бы начхал на него, но тюремщики подобрали верный ключик. Правила игры – совсем не то же самое, что тюремный режим. 
Однако садиться за стол с шулерами? Увольте.
Мне объяснили правила, сдали на руки четырёх королей с джокером и ждут, когда я поставлю на кон душу. Но я сказал "пас" и равнодушно сбросил карты. Пусть попробуют сдать ещё разок. А тем временем я подумаю.
  
Глава четвёртая. Ярмарка
 
Глава четвёртая. Ярмарка 
Сказка про козлёнка, который умел считать до десяти, вовсе не сказка, а басня. Деткам не понять, отчего вдруг милые зверушки так взъелись на грамотея. Этого не понять и взрослым, пока они не столкнутся нос к носу с податной системой. Изобретение налогов перевело власть из разряда хищников в разряд паразитов, если вообще не сотворило эту общественную конструкцию. Тихо потягивать людскую кровушку куда логичнее и проще, чем каждый раз отбирать добро с боем, уничтожая в соответствии с учением о естественном отборе больных и слабых противников и тем самым, согласно того же учения, укрепляя породу мятежников. Паразитизм – вершина эволюции, чтобы там не говорили биологи.
В Российской империи таким учёным козлёнком стал Пётр Великий. Он посчитал людей, желая заставить их платить подушный налог и поставлять рекрутов в армию. Мне не привыкать к прелестям государства, я успел пожить в различных его разновидностях, а в те времена из коих меня вытурили, налоговые ставки Петра могли вызвать разве что смех. Однако перепись населения имела ещё одно следствие, касающееся меня напрямую. Не проявив должного понимания к начинаниям Петра, народ принялся расползаться по глухим углам, и в целях его, народа, отлова власть прибегла к тотальному контролю и паспортному режиму.
Я имел на руках целых два паспорта. Один фальшивый, купленный у турков в Берлине, другой подлинный российский. Оба они только прибавили бы хлопот, предъяви я их местным стражам порядка. Потому, выныривая из реки времени, я выбрал местечко удобное, как для того, чтобы избежать лишнего внимания властей, так и для решения некоторых насущных проблем, первой среди которых была легализация.
 
Я рассудил так: коль уж существует государство, то оно что–нибудь ограничивает, запрещает, а где есть ограничения и запреты, там всегда найдётся место чёрному рынку. Разумеется, подобные места не значатся в путеводителях или на информационных щитах. Но опытному контрабандисту не составит труда разыскать коллег. Во все времена и во всех странах искать подпольный рынок следует рядом с рынком обычным. 
А из обычных торжищ на ум в первую очередь приходила легендарная Макарьевская ярмарка.
Грести до Лыскова пришлось издалека. Мне удалось выскочить в среднем течении Суры, где в школьные мы с приятелями устраивали байдарочные походы, маскируя сим благообразным термином весёлые пикники с портвейном, одноклассницами, гитарой и прочими нехитрыми радостями жизни. Здешний ландшафт я хорошо помнил, причём помнил как раз в нужном ракурсе, а некоторые пейзажи, как выяснилось, дошли до наших дней почти нетронутыми.
Родные с детства виды едва не спровоцировали попытку нарушить запрет, но глубоко вздохнув и смахнув скупую мужскую слезу, я отправился в путь.
***
Макарьевская ярмарка каждое лето устраивалась возле одноимённого монастыря. Вообще–то такое название несколько коробило слух. Вроде как рюмочную именем Сергия Радонежского назвать. Но церковные власти полагали иначе. И не только полагали, как вскоре выяснилось.
Братия превратила торжище в доходный бизнес. Как подлинные хозяева жизни монахи ходили по торговым рядам, по–доброму улыбаясь купцам. Ещё бы, ведь им не приходилось выкручивать торговцам руки и ставить утюги на пузо несговорчивых клиентов. Богатство само плыло в руки. Даже когда правительство отобрало у обители право на десятую часть дохода, она зарабатывала на сдаче в аренду балаганов, сараев, на плате за хранение товаров в период между съездами.
Чёрные рынки похожи один на другой. Уж я–то повидал их, пока промышлял контрабандой. У людей, зарабатывающих на жизнь нелегальным товаром, глаз намётан. Всякий слоняющийся без дела, но держащийся в тени человек – потенциальный клиент. Стоит потолкаться среди зевак и к тебе обязательно подойдут с вопросом: "Не надо ли чего?". И какая бы просьба ни прозвучала в ответ, ей не удивятся и, скорее всего, найдут возможность помочь. Конечно, существует опасность нарваться на копа, но того всегда можно вычислить по сочувственным и одновременно выведывающим вопросам. Мол, что, братишка, в бегах? Нелегко пришлось? Профессиональный преступник не станет лезть в душу клиента, разве что уточнит, какого рода требуется услуга и обговорит цену. Ну а уж если никто из коллег не клюнет, всегда можно поискать цыган. Этот народ себе на уме. Он презирает чужую власть и за вознаграждение всегда готов выручить страждущего путника.
Долго отираться в толчее не пришлось. Уже к полудню объявился худощавый парень с лотком, продающий вразнос всякие мелочи. Он спросил, я ответил. Он назвал цену, я согласился, уточнив, что монета будет старая, из клада.
– Да хоть из могилы, – сказал он. – Захочешь, на новую помогу обменять.
Моего знакомого звали Копытом, а как будут звать меня, зависело от исполнения заказа.
На следующий день я поджидал лоточника возле балагана, торгующего сладостями. Зря я такое место выбрал. Один вид здешних леденцов вызывал отвращение. Поддельные восточные лакомства походили на куски оконной замазки или даже чего похуже, если принять во внимание мух, что тучей роились вокруг, ползали по товару, продавцу и покупателям.
К счастью очень скоро на плечо опустилась ладонь. Копыто, не заботясь о конспирации, прямо тут же и протянул "тугомент".