Погасить Черное Пламя

Но вместо этого Глиргвай вскинула лук, с которым не расставалась, молниеносно наложила стрелу на тетиву. Полуэльф не вздрогнул, хотя видел, что раздвоенный наконечник стрелы направлен ему в лицо. Тонко пропела тетива, и прямо на руки Реммевагары упала пронзенная стрелой птица.
Стрелять Глиргвай тоже учил Хелькар, и боевое ее прозвище было – Смертельная Стрела.
Полуэльф поморщился. Он не любил таких фокусов, эффектных, но пошлых.
Эльфка сказала:
– Отнеси рябчика на кухню, это будет хорошей добавкой к ужину. Мы пришли. Дальше доберешься сам. Мне пора на пост.
И исчезла, словно ее сдуло ветром. Разочарованный Реммевагара поплелся к Дому. Его зеленоватое свечение уже было отчетливо различимо во мраке.
Разрушитель Игнат переоборудовал под Инкубатор Лесную Кошку – центральную башню крепости Татцельбург. С одной стороны от магического сооружения находились норы гросайдечей. С другой полумесяцем обхватывало трехэтажное здание из грубого серого камня – общежитие старших химмельриттеров.
Люди, которых ожидал император Мандры, появились на внешней галерее общежития, выбежали на улицу и остановились, не доходя до Инкубатора саженей двадцати. Крохотные фигурки, одна сжимает меч, другая – лук. Дракон зевнул – из пасти вырвались крохотные язычки пламени – и с усмешкой глянул на двух людей. Один из людей оказался женщиной. Длинная светлая коса доходила ей почти до колен. Ночная сорочка из полупрозрачных кружев заканчивалась чуть ниже крепких бедер и не защищала ни от холодного зимнего ветра, ни от нескромных взглядов. Но, несмотря на спешку, женщина успела надеть кольчугу и захватила с собой лук. Эмалевые цветочки на вороте и плечах кольчуги светились от окутывающих ее чар. Мужчина был в одних штанах и коротких теплых сапогах. Глаза его горели алым, а кончик меча, направленного на дракона, дрожал, словно жало змеи.
– Поздравляю, – сказал Черное Пламя. – Мало кто может справиться с сонными чарами, когда их насылает дракон… Главный Химмельриттер? – осведомился он у мужчины.
– Нет, – отвечал тот. – Старший химмельриттер Вольф.
Дракон лениво провел лапой по стене. В очертаниях постройки все еще можно было узнать замковую башню, но она была словно вся обмотана ватой, как новогодняя игрушка, уложенная в коробку до следующих праздников. Из-под когтей императора брызнула штукатурка. Женщина яростно закричала и схватилась за лук, но мужчина взял ее руку.
– Странно, – сказал Черное Пламя. – Такой сильный маг, как ты, и на такой низкой должности. Впрочем, в чужую Цитадель со своим уставом не ходят…
Он снова царапнул стену, и по Инкубатору скользнула черная змейка трещины. Небесная наездница больше не кричала. Глаза ее стали мертвыми.
– Что тебе нужно? – спросил Вольф.
«Высота Инкубатора шесть метров, периметр четыре… Он обхватил его хвостом и положил голову на верхушку… Значит, его длина метров одиннадцать. Маловат император для дракона, если бы он еще огня не выдыхал, я бы сказал, что это вообще линдворм», непроизвольно подумал оборотень.
– Ты скоро узнаешь, – заверил Черное Пламя. – Иди, разбуди Главного Химмельриттера. Приведи его ко мне. Ну что это такое, сам император в гости пожаловал, а он дрыхнет, как младенец?
Капище Гниловран находилось на высоком холме. Здесь, по утверждению волхвов, никогда не рос лес. Священное место обнесли забором из кольев, на верхушке каждого из которых торчало по черепу эльфа. Некоторые черепа были очень старые, выбеленные солнцем и ветром. Другие, на западной стороне частокола, были относительно свежими. Утром того дня, когда Эназерел наделал переполоху в лагере, не меньше трети самых старых и рассохшихся черепов сняли – приближалось время обновления декораций.
Воспитательный лагерь находился в низинке у подножия холма. Здесь никогда не просыхала грязь, под ногами все время хлюпало. Лайтонд, когда прибыл в Гниловран пятьдесят лет назад, посоветовал класть в переходах между бараками стволы деревьев, расколотые вдоль. Ему случалось видеть такие мостовые в Линдалмаре. Город, где находилась лучшая музыкальная школа в обитаемом мире, тоже расположился в довольно-таки заболоченной местности. Дренадан прислушался к его совету, и с тех пор был уложен уже третий ярус мостовой – бревна гнили, разбивались под сапогами воспитуемых, да и просто уходили в жидкую почву под собственным весом.
 
На склоне холма, между капищем и воспитательным лагерем, находился небольшой домик. Стены его были сложены из камня. Забор в полтора человеческих роста высотой окружал дом. Верх забора был утыкан заостренными железными прутьями.
По словам Дренадана, раньше здесь было требище – хлипкий сарай, где жрецы Ящера готовились к ритуалам. Остальные боги мандречен были просты и скромны в своих запросах. Полевой цветочек, миска крупы, яркая ленточка, пара-тройка блинчиков с пылу с жару – этого им вполне хватало. Но Ящер был не таков. В дар себе он принимал только жизни, и половину сарая еще в те далекие времена занимал загон для жертвенных животных.
Теперь здесь содержали эльфов, назначенных к жертвоприношению.
Эназерел рухнул без сознания, едва воспитуемые добрались до лагеря. Охранники унесли его, и никто не сомневался, куда. Обнаружив в своей миске двойную норму, Лайтонд не удивился. До барака, в котором размещался его отряд, эльф так и не дошел – его забрали сразу из столовой. Лайтонд последний раз взглянул в застывшие, искаженные лица друзей и врагов. Пятьдесят лет – достаточный срок, чтобы обзавестись и теми, и другими, даже в воспитательном лагере. Только сытым и порядочным горожанам кажется, что все воспитуемые равны и делить им нечего. В вязкой, как клей, тишине эльф помахал на прощание рукой.
Уже стемнело. Факел, который нес один из охранников, ронял длинные огненные слезы на грязную мостовую. Их посыпали песком, чтобы не было скользко, и сейчас под ногами идущих булькала каша из снега и песка. «А ведь это Эназерел предложил», вспомнил Лайтонд. Неизвестно почему, эта мысль ободрила его.
Дверь в требище оказалась открыта; охранники заходить внутрь не стали и поспешно удалились, накрепко закрыв внешние ворота. Лайтонд вычаровал светящийся шар, завесил его над своим левым плечом и шагнул внутрь.
В требище не обнаружилось ничего из того, что можно было ожидать – ни крючьев для сдирания кожи, ни дыбы, ни пыточного стола. В сенях пахло сырой кожей и чем-то медицинским. Небесно-голубая нить ментального следа Эназерела тянулась в сторону двери, которая оказалась закрыта. Другая дверь привела Лайтонда в большую, жарко натопленную комнату. Эльф увидел два ряда коек, накрытых серыми шерстяными одеялами. Заправлены были только две дальние от входа. На тумбочке между ними горел теплый глаз масляной лампы. Чувствовалось, что в помещении недавно проветривали, но полностью избавиться от затхлости – большую часть года требище пустовало – не удалось.
В общем и целом, требище почти ничем не отличалось от барака, где Лайтонд провел предыдущие пятьдесят лет. Разве что только стены здесь были толще – эльф увидел массивные бревна, пазы между которыми были плотно и аккуратно забиты мхом, и понял, что старое деревянное требище одели в камень, когда в этом возникла необходимость. И здесь было необычно пусто, но, как подозревал Лайтонд, ненадолго. Сорок-пятьдесят воспитуемых из числа самых слабых, больных, старых и намозоливших глаза администрации за последний год всегда можно было отобрать. Преимущество Лайтонда и Эназерела заключалось в том, что они были первыми.
Лайтонд подошел к застеленным койкам, увидел бумажки, приколотые к подушке. На одной из них было написано «905», на второй – «608». На кровати, отведенной ему, обнаружилась смена чистой одежды – куртка и штаны воспитуемого из плотного хлопка в красно-зеленую вертикальную полоску, а так же полотенце, гребешок и мыло, которые выдавались обычно только по банным дням. Но сегодня была не суббота, а вторник. Эльф задумчиво посмотрел по сторонам и увидел две двери. Не веря себе, Лайтонд поочередно открыл их. За одной из них обнаружилась душевая кабина с горячей водой и полусидячей ванной, за второй – теплый сортир. Эльф с умилением смотрел на фаянсовый цветок унитаза и думал: «В положении приговоренного к смерти есть свои преимущества». Он набрал в ванну столько воды, сколько смог, и втиснулся туда своим длинным телом, как лягушка в ужа. Колени торчали из воды. Лайтонд неторопливо намылил их.