Тьма на пороге (СИ)

Потом меня долго ведут узким серым коридором. Спереди и сзади топают молчаливые охранники. Тут, вроде работают не жабы, но тоже не очень приятные личности. Все четверо вооружены Сычами и держат дробовики весьма профессионально.
После — два пропускных пункта, и мы останавливаемся перед дверью. Ощущаю, что снаружи — свобода. Сегодня я, первый раз после целого месяца затворничества, увижу солнечный свет. В груди всё сжимается.
Дверь звенит и отъезжает в сторону. Свет дня кажется лучом огромного прожектора, который светит в лицо. Но даже через это слепящее сияние я вижу человека, который встречает меня.
Передо мной стоит Настя.
  
Глава 2
 
Пригород. Торговый центр
 
Все так старательно притворяются, будто не происходит ничего особенного, что от этого притворства натурально сводит скулы. Честно, всё происходящее напоминает дурацкую пародию на обычный день Сурка. Словно начинающим актёрам почему-то доверили играть роли в известном спектакле. Нет, все стараются, выучили текст и запомнили порядок реплик, но…Блин, со стороны видно, что всё представление — дерьмовое подражание.
Надя, как и прежде, травит анекдоты, но сегодня все её истории или не смешные, или затёртые языками до дыр. И словно этого мало, в глазах рассказчицы затаилась боль. И этого не спрятать за фальшивой улыбкой. И ещё, Надя непрерывно поглаживает дробовик. Так, словно пытается удостоверится в его реальном существовании.
Егору вреде как на самом деле смешно, однако Хоменко старательно избегает встречаться со мной взглядом. А когда не получается, я замечаю на бледном лице нечто среднее между растерянностью и ужасом. Тут всё понятно, без дополнительных пояснений: как-то Федя рассказывал, дескать у Хоменко патологическое отвращение к любым мутантам. Это — психологическое отклонение на самом грани фола. Ещё немного и парня просто не взяли бы в группу зачистки. Представляю, каково ему сидеть рядом со мной. Толку от того, сколько мы знаем друг друга и сколько сражались плечом к плечу. Подсознанию не прикажешь.
Фёдор сидит рядом со мной. Глаза у кума закрыты, точно он спит. Планшет свисает из сжатых пальцев и кажется, что при очередном прыжке нашего броневика электронная штуковина вырвется из рук и упадёт на пол. Но Молчанов уж точно не спит, просто не хочет ни с кем разговаривать.
С нами новенькая. Настя сидит в стороне от остальных и на то есть очень важные причины. Все в группе знают, какую роль сыграла Михальчук в том, что произошло со мной. Свежий синяк на скуле — последствие знакомства с Надей. Та сразу сказала, что если со мной приключится какая-нибудь неприятность, то одновременно издохнет и одна мерзкая тварь. Ну и в довесок к радостной встрече с новыми коллегами, Насте вручили особый подарок: украшение на шею, подобное моему.
Мы не успели нормально поговорить в тот день, когда меня выпустили из центра исследований. Почти сразу подъехал микроавтобус со знаком Управления, на котором приехали меня встречать Федя и Надя. Именно тогда Настя получила синяк на скуле и предупреждение. Понятное дело, ни о каких задушевных разговорах тогда и речи быть не могло.
Надежда при встрече обняла меня так, словно пыталась или раздавить, или сделать из нас единое целое. Пожалуй, я не мог бы назвать наши объятия дружескими. Разве, с моей стороны. И когда Надя таки отошла, то лицо она старательно воротила в сторону. Носом хлюпала. Федя сжал мою ладонь в своей и сведя брови к переносице, долго рассматривал глаза.
— Хрень какая-то, — сказал кум в конце концов. — Хоменко с бодуна с такими гляделками приползает. Там пиджаки ни хрена не напутали? Может, ложная тревога?
Оба мы отличено понимали, что никто ничего не напутал, да и кто бы дал умникам разрешение на потрошение обычного бойца? А вот что радовало, так это то, что для этой парочки я оставался их другом. Ну, для кого-то может и не совсем другом.
— А я говорила, — сварливо заметила Надя и коснулась пальцем красного опухшего века. — Говорил: иди ко мне жить. Я бы такой ерунды никогда в жизни не допустила.
 
Я заметил, что Настя с неким угрюмым интересом наблюдает за знаками внимания, которые оказывала мне Надя. Наблюдает, поглаживая опухающую скулу. Мне вдруг пришла в голову мысль, что сводить эту парочку в одной группе — не самая лучшая идея.
Забавно, что о своей судьбе я думал в самую последнюю очередь.
Понятно дело, что вернуться домой мне не разрешили. Да и как рассказал Фёдор, от квартиры осталась лишь голая коробка с почерневшими стенами. После тщательных исследований, моё жилище дезинфицировали самым радикальным способом. Если и уцелели какие-то вещи, то лишь в качестве научных образцов, которые едва ли вернутся к своему бывшему владельцу.
Но и возвращать меня в центр исследований никто не собирался. Папа подсуетился. Пару раз стукнул кулаком, нагнул некоторых особо наглых хомяков из отдела снабжения и выбил для меня комнату в общаге для молодых офицеров. Было дело, я уже жил там на заре своей карьеры. Карьера завершилась большой зловонной ямой, а я вернулся туда, откуда начинал.
В соседи мне определили Настю, а через комнату, как выяснилось, вёл холостой разгульный образ жизни некий Егор Хоменко. Как сказал Папа; буду под присмотром.
Ещё о хорошем. Кроме «строгача» мне повесили ещё одно украшение: браслет-маршрутизатор, который должен был отслеживать все мои перемещения и сообщать, если я вдруг решу отправиться куда-то не туда. А такого «не туда» для меня существовало пруд-пруди. Почти вся обитаемая территория города.
Но и тем весьма ограниченным открытым пространством, что осталось, я так и не успел воспользоваться. Буквально на следующий день позвонил Папа и сообщил, дескать принято решение использовать меня немедленно. Дабы проверить экспериментальный образец в действии, узнать, полезен ли, а заодно убедиться, что инфицированная особь не собирается переходить на тёмную сторону силы. Да, именно так, хоть это и может показаться смешным.
Кстати, звонил Папа мне на специальный телефон, способный лишь принимать вызовы. Так-то по виду — обычный аппарат, но все его функции оказались старательно заблокированы. Даже выхода в сеть не было, как будто я мог там что-то сломать или кому-то навредить. Хрен поймёшь наших умников с их синдромом пуганой вороны.
Надя притащила ко мне в комнату несколько кастрюль с борщами, пельменями и прочими салатами. После сидела за столом и подперев подбородок ладонями, следила, как я уничтожаю её кулинарные шедевры. Нет, реально, готовила Надюха так, что любые рестораны отдыхают. Я едва не лопнул, а гостья всё приговаривала, перемежая фразы вздохами, что я так сильно похудел, что аж свечусь. Но мной собирались тщательно заниматься и откормить до нужной кондиции.
После поболтали ни о чём, и Надежда уехала, строго настрого приказав, чтобы я ложился раньше и отдохнул, как следует. Мне показалось, что подруга чего-то ожидала, возможно, приглашения остаться. Но я был к такому не готов, честно. Видимо, дождавшись, пока обидчица удалится на безопасное расстояние, ко мне зашла Настя. М-да, уж если кто-то и похудел за прошедшее время, так это она. Кожа на лице Анастасии казалась тонким пергаментом, через который светятся кости.
Меня осмотрели, заставили высовывать язык и демонстрировать живот. Настя сделал какие-то пометки в планшете, что-то пробормотала в диктофон и достала шприц-инъектор с парой чёрных к4апсул в стволе.
— Ничего сказать не хочешь? — спросил я, когда тупое рыло инъектора уткнулось мне в шею.
 
— А что ты собственно хочешь услышать? — я ощутил резкую боль. — Если я извинюсь, это хоть что-то изменит? Или ты думаешь, что я была наивной дурой, которая не понимала, что делает и к чему это может привести?
— Но ты уже просила прощения, — медленно сказал я и потёр место укола. Настя исподлобья смотрела на меня. — Ещё тогда, раньше…Помнишь, я пришёл, а ты уснула? И во сне просила прощения. Так, словно от того простят тебя или нет, зависела твоя жизнь. Я тогда не понимал, перед кем ты так провинилась.