Блондинка для Волка (СИ)

— Но речка на другой стороне территории, за лесом. Мама запретила…
— Мама тебе и тут не разрешает гулять, но тебя же это не остановило?
— Не остановило…
— Ну, пошли тогда?
И мы пошли на речку. Вода была еще холодной для купания, но плескаться на мелководье было так прикольно! Словечко, которое я услышала от Реги и с удовольствием переняла, она же такая классная! Несмотря на разногласия на полянке, остаток дня у речи мы провели очень здорово. Бегали по берегу, пугали рыбок, собирали камушки. В общем, вечер подкрался незаметно.
— Реги, а нам не пора домой? — спрашиваю, потому что мокрый подол платья начинает казаться противным и холодным.
Сестра останавливается, смотри на солнце, чей край едва виднеется за кромкой деревьев.
— Хм, да, пожалуй, пора, — кивает она. — Только мы не пойдем домой.
Живот сводит от нехорошего предчувствия и немного от голода. Я почти забыла о нападках Реги, но она, похоже, только выжидала нужный момент. Игра у реки была лишь прелюдией. Где-то я слышала это слово и теперь, мне кажется, оно очень подходит. Сейчас будет страшно, в этом я уверена.
— Ну, что застыла, Малявка? — злорадно прищурилась Реги. — Идем!
— Ку-ку-да?
Чуть заикаюсь от волнения, а сестра звонко смеется:
— Кудахтаешь, как безмозглая курица! Мы пойдем к Инкубатору!
Вот теперь в животике стало совсем неуютно и уж точно не от голода. Про Инкубатор я знала, но только то, что туда строго запрещено ходить.
— Реги, нам нельзя…
— Тебе много чего нельзя! — хмыкает сестра. — Ты будешь со мной, а мне можно.
Удивленно смотрю на нее.
— А ты думала, куда я хожу на… специальные уроки? — в ее голосе слышится столько всего сразу, что не могу разобрать слету.
— Я не знала…
— Куда тебе знать о таком, — опускает голову Реги, а потом резко вскидывает: — но, пора узнать, раз решила дружить с Андреем.
— При чем тут он? — недоумеваю.
— Увидишь.
Дергает меня за руку, заставляя идти следом. Сперва я пытаюсь сопротивляться, но очень скоро понимаю, что она настроена серьезно. Когда Реги так упирается, проще сдаться и делать, как она хочет. В конце концов она старше и сильнее.
Я не знаю, где точно находится Инкубатор, поэтому быстро теряюсь, просто послушно семеня за ней, даже не пробуя возражать. Вокруг стремительно темнее, как может темнеть только в лесу ранним летом или поздней осенью — вот, вроде бы еще светло и тепло, но стоит лучам солнца спрятаться за горизонтом, как тут же опускаются сумрак и сырость.
Внезапно вдалеке раздается вой, я точно знаю — волчий. Именно такие звуки издавали лохматые в той передаче…
— Реги…
Но сестра только крепче стискивает мою ладонь.
— Реги, мне страшно…
— Молчи, Малявка! — шипит она, но мне слышится не столько злость, сколько все тот же страх.
Она тоже боится и от этого дрожь пробирает сильнее.
Вдруг совсем рядом с нами раздается треск веток, кусты угрожающе шевелятся, от чего мы обе замираем, боясь даже выдохнуть. Проходит минута, потом еще одна и еще одна, а мы по-прежнему стоим не шелохнувшись.
— Реги…
Но я не успеваю договорить, как оглушающий треск и леденящий душу рык звучит справа, а потом…
Прямо перед нами выскакивает здоровенный волк. С высоты моего небольшого роста он кажется не просто огромным, он закрывает вершины деревьев, нависает грозной скалой. Сестра вскрикивает, выпускает мою руку и медленно пятится назад.
— Не-е-т… этого не может быть… ты не должен быть здесь…
Желтые волчьи глаза внимательно следят за ней. Зубы оскалены, верхняя губа чуть задрана, а нос сморщен. Ему очень не нравится то, что она делает. Это я тоже знаю.
— Реги, стой! — велю громким шепотом, сама не зная откуда берется этот повелительный тон.
Но она не останавливается, продолжает отходить к кустам позади нас, явно собираясь удрать. Волк уже не просто скалится, из глубины его мощной груди раздается пока едва слышный, но ощутимый вибрацией рык.
 
— Реги! — вновь пытаюсь предостеречь сестру, но добиваюсь лишь того, что волк переводит свой давящий взгляд на меня.
Сердце мечется загнанным зайцем, так страшно мне еще никогда не было, но внезапно приходит осознание — кроме нас самих никто нам не поможет. Бежать бессмысленно, я помню, что рассказывали о волках в той передаче. Бег жертвы их заводит, будит охотничий инстинкт. Звать взрослых? Только провоцировать криком — у волков очень чуткий слух. От Реги тоже никакого толку, я слышу за спиной ее всхлипывания. Куда-то подевалась вся ее бравада…
— Тише, тише, мой хороший, — не знаю откуда, но слова сами выскакивают на язык.
Вместо того, чтобы отходить, пытаться бежать, я, наоборот, делаю шаг навстречу. Волк прижимает уши, скалит зубы еще сильнее, а от рыка волосы шевелятся на голове.
— Тише, волчонок, ты же не обидишь, правда? — продолжаю шептать и делаю еще один робкий шаг.
Серый, в сумраке кажущийся черным волк припадает на передние лапы, готовясь к прыжку, а я… протягиваю руку ладонью вверх и вновь шагаю. Зверюга, опешив от такой наглости, перестает рычать, принюхивается, тыкается мокрым носом в раскрытую ладонь и вдруг начинает поскуливать. Сзади уже Реги подвывает от ужаса, а мне… мне больше не страшно, я совсем его не боюсь.
— Ты такой красивый, совсем как Пушистик, — шепчу я, поглаживая жесткую шерсть на морде.
Продолжаю его гладить, медленно продвигаясь к ушам. Тут мех мягкий, такой приятный… Волк прикрывает глаза, довольно порыкивая.
— Хороший волчик, красивый, умный… — хвалю я его, почесывая за ушком, хотя с трудом до него достаю. — Ты же нас пропустишь?
Волк открывает один глаз, смотрит на меня прищурившись, словно ждет чего-то. Ложится, пригибая голову к передним лапам и вопросительно смотрит. Теперь он смотрит снизу вверх, а мне вновь становится немного страшно. И странно. Радужка у него не совсем желтая, в ней много знакомых шоколадных ноток и это вызывает чудную реакцию. Сердце сжимается, а руки, до того смело зарывавшиеся в серую шерсть начинают подрагивать. Волк чует мое смятение и тоже начинает беспокойно взрыкивать. Шаг в сторону и зверюга вскакивает на четыре лапы опять грозно нависая. Из оскаленной пасти капает слюна, а в глазах отражается отблеск взошедшей луны.
— Пушистик… — из последних сил борюсь с нахлынувшим ужасом, но уже поздно.
Волк почуял мой страх, мои сомнения, мое желание бежать. Рывок, а потом приходит обжигающая боль. Она рождается в плече, перекидывается на спину, чтобы в секунду охватить все тело. Я кричу-кричу-кричу, срывая тонкий голос, рядом потерянно скулит волк, мелькают тени и силуэты, а потом хорошо знакомый голос чуть не плача, с надрывом шепчет:
— Прости, прости, прости…
  
Глава 21. Сейчас. Комплекс неполноценности
 
— Вспомнила? Малявка…
Да, вспомнила. У меня была сестра, старшая. Я так сильно любила ее, без оглядки, без причины, как могут любить только дети. Или собаки. Даже когда их, собак, бьют, обижают. Даже, когда старшая сестра постоянно ломает игрушки, делая вид, что это они сами. Я так любила ее, что слушалась во всем, даже когда понимала, что это принесет мне только неприятности. Так любила, что встала между ней и молодым, только что обернувшимся Двуликим. Больше зверем, чем человеком. Подчиненный своим инстинктам, а не разуму, волчонок поставил мне Первую Метку, а я была слишком маленькой, чтобы понять, что произошло. Для меня все было ужасно — только что тот, кому я доверяла причинил море боли и за что? Мне так нравились волки, а он… Да, я узнала его, даже в этом обличий. Поняла, приняла, что он почему-то стал волком, хоть и испугалась. Зверь же учуял только страх, только мою готовность бежать и сделал то, что ему диктовали тысячелетние духи предков. Задержал, привязал к себе единственным доступным ему способом.