Голый неандерталец. Происхождение, обычаи, ритуалы, интеллект древних родственников человека

По сути, оружейный вопрос интересен потому, что сообщает нам о поведении обществ и популяций. Если считать, как я думаю, что оружейные технологии – главный ключ к историческому пониманию замены одного человечества другим, то очевидно, что возможностей доступа к животным ресурсам у местных неандертальских групп было значительно меньше, что также подразумевает то, что эти группы были меньшей численности. Соотношение между этими популяциями, как выяснилось при встрече, было далеко не равным, как численно, так и технологически. Опять же, нам это напоминает колонизацию Америки, но там разница была исключительно технологическая и культурная, а когда неандерталец повстречал человека, их разделяло гораздо большее.
  
Наконец проявляются структуры основ двух человечеств
 
Пора рассмотреть еще один особенный уровень, уровень биологического разнообразия человечеств. Вдобавок к уже существующим расхождениям, можно ли предположить, что неандертальцы как‑то по‑своему чувствовали свое бытие в мире, по‑своему вписывались в окружающую среду и по‑своему ее понимали?
Другими словами, существует ли поведение неандертальца, отличающееся от поведения человека разумного?
Тот факт, что ни одна из неандертальских популяций не разработала регулярного оружейного производства, что их так и не заинтересовала нормализация и стандартизация производства, хотя это могло бы привести их к более обильной добыче животных ресурсов, намекает на существование среди неандертальских популяций иной структуры понимания мира, довольно самобытной и четко отличающейся от той, которой руководствовались наши предки. Анализ схем действий этих людей показывает, что на этом уровне эти сферы поведения являются потенциально показателями особенных нейрологических структур, действительно предполагающих существование отдельной человеческой этологии среди этих неандертальских популяций. Археология показывает нам то, что за техническими системами, за навыками и традициями, за способами получения добычи прячется что‑то более серьезное, чем простой культурный факт, и что именно в этих глубинах, вероятно, можно разглядеть другое человечество. Может оказаться, что неандертальские общества были организованы более прогрессивным образом, плыли по течению жизни, без интереса относились к планированию, столь влияющему на наши сегодняшние общества. Наблюдение за техническими системами человека разумного показывает, что они неизменно склонны к планированию и стандартизации. Ремесленные произведения человека разумного технически замечательны с первого взгляда, эти творческие формы инстинктивно отзываются в нас. Но эти произведения также удивительно скучны для специалиста по неандертальским обществам. Грубо говоря, палеолитические ремесленные произведения людей разумных – это всего лишь мы сами. Они говорят нам о нас самих, о наших обществах, о наших образах существования. Просмотрев сто кремней, мы легко постигнем логику их изготовления, нам очевидно, что следующие 100 000 будут такими же. Инстинктивно мы понимаем суть того, что хотел создать ремесленник. Этого никогда не происходит с неандертальскими произведениями.
 
Достаточно пройтись по улице, чтобы увидеть, что все наше разнообразие потихоньку сокращается до чехла, который мы надеваем на смартфон, или цвета, который мы выбираем для своей машины. На самом деле наше общество не принимает многообразия.
 
Мы приближаемся к фундаментальному различию двух человечеств. Мурашки бегут по спине при мысли о том, что каких‑то несколько десятков тысячелетий назад должны были существовать другие человечества, полноценно развитые, с собственными культурами, традициями и ремеслами, и не бывшие людьми в том узком смысле, к которому мы тупо привыкли. Надо бы постараться представить себе их, не проецируя на них собственные подходы, наши субъективные иерархизации, наши понятия превосходства и неполноценности. Бинарная схема – человек или не человек, конечно, исторически ошибочна. Действительно, если промотать пленку назад, когда‑то, но не так уж давно, на нашей планете гоминидов было не отличить друг от друга. С тех пор произошла эволюция – техническая, общественная, биологическая, – и наши сегодняшние схемы уже нельзя применить к древним человечествам. Тем более, к вымершим человечествам. Археология учит нас тому, что наши классификационные схемы выстраивают аккуратненькие твердые ячейки, по которым удобно раскладывать историю, невероятная сложность которой, по сути, ускользает от нас.
  
Однако существуют ярко выраженные неандертальские культуры. Мы, Homo sapiens эпохи урбанизации, полностью ограничены нормами нашего общества. Достаточно пройтись по улице, чтобы увидеть, что все наше разнообразие потихоньку сокращается до чехла, который мы надеваем на смартфон, или цвета, который мы выбираем для своей машины. На самом деле наше общество не принимает многообразия. Вся соль – в чехле. Если в нашем западном обществе женщины могут сегодня носить длинные или короткие волосы, брюки или юбки, краситься или нет, для мужчины выбора гораздо меньше. Мы заключили себя в сверхнормативное, склерозирующее общество, но это, по сути, свойственно всем человеческим обществам, настоящим, исторического и доисторического прошлого, а также, по всей очевидности, древним. Во всех обществах нашего вида, во все времена отличие от других плохо воспринималось и допускалось только в самых поверхностных отраслях. Это уже не просто культурный факт, а, вероятно, нечто из области этологии – феномен, глубоко укоренившийся в наших генах. Мы живем, заточенные в нормированные представления. В одежде, например, следуем дресс‑коду. Благодаря общественным условностям мы распознаем нашу группу и отделяем ее от других. Мы обвиняем другого во многих недопустимых деяниях и проступках, кстати, именно потому, что он не такой, как мы. Мы всегда все категоризируем. И вероятно, эти культурные коды передавались в прошлом через несколько десятков поколений, никогда не подвергаясь фундаментальному пересмотру.
У неандертальца, мне кажется, все гораздо тоньше. Не думайте, что он довольствовался первым попавшимся куском известняка, чтобы, потеребив его в руках, воспользоваться потом этим тупым осколком. Он владел ремеслами, технически довольно развитыми, он был великим каменотесом. Некоторые из его предметов представляют собой технический вызов для желающих их воспроизвести. В них ощутимы замечательные навыки, передававшиеся поколениями. Эти ремесленники на самом деле производили предметы, повседневно применявшиеся в однотипных процессах (нарезка мяса, обработка кожи и так далее), но каждый раз для этих действий использовались разные орудия. Все мустьерские орудия разные, и это удивительный факт. Тем не менее у многих из них есть свой стиль; такие стили можно считать маркерами отдельных неандертальских групп.
Нет сомнения в том, что особенные навыки передавались из поколения в поколение. Но в неандертальских культурах не было нормализации, стандартизации, систематического повторения, этой практически промышленной черты, присущей и определяющей одновременно и доисторические культуры людей разумных, и современные общества. Вот мы, наконец‑то, докопались до фундамента этих человечеств и до глубоких различий между неандертальцем и людьми. Каждое неандертальское орудие само по себе – творение. Ремесленник через осязание играл с естественными формами грубой материи, с текстурами и цветами камня. В мустьерском предмете есть баланс, абсолютное совершенство, почти неуловимое, но присутствующее и свидетельствующее о замечательном мировоззрении.
Постоянное взаимодействие между используемыми ими материалами и присущими им техническими традициями привело неандертальцев к абсолютной творческой плодотворности, недоступной нашему пониманию. Процесс бесконечного производства оригинальных произведений, тем не менее, направляемый хорошо обозначенными традициями, состоял в диалоге с материалами, текстурами, цветами камней, дававших направление для творения или составлявших итоговый баланс всего произведения. Перед нами бесконечная творческая сила, не сравнимая с техническими произведениями наших обществ. Тонкий диалог предмета с материалом, из которого он изготовлен, дает множество вариантов, связанных с культурным наследием каждой группы. Именно этот способ мышления, полагаю, лежит в основе уникальности каждого неандертальского предмета. Бесконечный спор между неандертальскими орудиями и свойствами материалов, из которых они изготовлены, приводил к замечательному разнообразию технических решений и позволял ремесленнику проявить максимальную гибкость при воплощении технического проекта.