Мир Иной. Часть 1

– Какое ещё клеймо? ― насторожилась я, заподозрив неладное.
– Магический пропуск. Он у всех сотрудников департамента есть, ― пояснил Глеб и чертыхнулся.
Гена сказал, что без пропуска меня гарантированно остановят на проходной даже на выходе. Глеб ушёл оформлять разовый на этот вечер и завтрашнее утро, а мальчики наперебой начали объяснять, о чём идёт речь. У всех сотрудников департамента есть срочные контракты разные по своей продолжительности, но первый обычно заключается с трёхмесячным испытательным сроком. На этот срок мне необходимо получить временное магическое клеймо на запястье ― это не больно, но вывести нельзя ничем. По клейму можно не только установить, на рабочем месте находится сотрудник или прогуливает, но и отыскать его в любом из двух миров. То есть после того, как меня вернут домой, клеймо останется до окончания испытательного срока. Его нужно было заполучить сразу после того, как Бронислав Гаврилович распорядился относительно моего трудоустройства, а теперь Глебу придётся оправдываться, почему это не было сделано. Но это не самое страшное. Хуже то, что по клейму охотники смогут найти меня и вернуть назад даже после очистки памяти и удаления портальной капсулы.
– Да не хочу я связываться с вашим чёртовым департаментом! Не надо мне ни клейма, ни вашей заботы! ― запротестовала я, поскольку теперь речь шла не о пяти днях беспросветной неизвестности, а о трёх месяцах потенциальной опасности.
– Ты, главное, не нервничай. Всё решаемо, нужно просто подумать хорошенько, ― попытался успокоить меня Семён, хотя сам в это время нервно догрызал уже шестой по счёту карандаш.
– Глеб всё утрясёт, ― уверенно пообещал Костя.
А я нервничала ― не зря, как выяснилось. Сероглазый вернулся с мрачным выражением лица и новостью о том, что Гаврилыч уже предупредил аналитиков о моём назначении и распорядился о приёме меня на работу без испытательного срока. Извращение какое-то, а не кадровая политика. Во-первых, непонятно, почему вопросами трудоустройства занимаются аналитики, а во-вторых, кто так людей на работу принимает? Ни об образовании ни спросили, ни о навыках, ни о стаже. Понятно, что они эту информацию получили ещё до того, как Глеб заявился в больничную палату оценить мои магические возможности. Мне даже льстит, что я подхожу на должность, о которой не знаю ровным счётом ничего, но, блин, а как же принцип добровольности? Я не хочу! Ничего не хочу! Ни клейма, ни зарплаты, ни особого отношения руководства.
– Идём оформляться, ― позвал Глеб и протянул ко мне руку.
– Неа-а, ― покачала я головой. ― Не пойду. Я на это не подписывалась.
Он долго сверлил меня задумчивым взглядом, а потом просто взвалил себе на плечо и понёс прочь из комнаты отдыха, не забыв снова пробормотать тот невразумительный набор звуков, который лишал меня голоса. Можно орать сколько угодно ― никто ничего не услышит. А дубасить его по спине было ещё более бессмысленно. Я только кулаки себе отбила и больное плечо снова потревожила. Варварство какое! Спасибо, что дубиной заодно по башке не огрели, ироды. «Ну погоди, я тебе это припомню!» ― мысленно пообещала я сероглазому и обессиленно повисла на его ключице.
Только напрасно сопротивлялась ― моё мнение здесь реально никого не заботило.
– Она просто ещё не осознала оказанной ей чести, ― с отвратительной сладкой улыбкой сообщил Глеб бледной женщине, задержавшейся после работы в офисе только потому, что ей было велено меня трудоустроить.
– А-а-а, вон оно что, ― приняла она его слова за чистую монету, хотя я отчаянно трясла головой и множеством других доступных способов демонстрировала своё несогласие с происходящим.
Прокол большого пальца правой руки, кровавый отпечаток на контракте, шлепок какой-то холодной штуковиной по запястью ― всё, я трудоустроена. А на том месте, куда шлёпнули, появилась бледно-лиловая закорючка, похожая то ли на руну, то ли на иероглиф. Глеб снова взвалил меня на плечо и пожелал бледной тётке доброй ночи. У меня не осталось сил брыкаться ― просто висела у него на плече и разглядывала странную метку на своей руке. Когда мы вернулись в кабинет финотдела, Семёна и Геннадия там уже не было ― они отправились по домам. А Константин задержался потому, что ему нужно было доделать дневную работу. Природная нервозность и склонность к самовозгораниям здесь тоже мало кого волнуют. Есть план и текущие задачи ― будь любезен выполнить.
  
– Я с ночёвкой. Не успеваю ничего, ― сообщил Костя, не проявив ко мне ни капельки сочувствия.
Глеб отнёс меня в комнату отдыха, бесцеремонно сбросил с плеча на диван и велел сидеть тихо. Шутник. Как можно сидеть громко, если голоса нет? Впрочем, я нашла способ. Взяла одну из чашек, внимательно осмотрела её, попыталась представить, что будет, если запустить этот метательный снаряд Глебу в голову, но передумала искать новые опасные приключения на свою пятую точку и просто расколошматила посудину об пол. И как-то так сразу полегчало на душе, что вслед за первой чашкой сразу же отправилась вторая ― для закрепления эффекта. Разбить третью мне не позволили.
– Ты что творишь? ― устало осведомился сероглазый, заглянув в комнату отдыха.
Я в ответ показала пальцем на свой рот и жестом то ли квакающей лягушки, то ли крякающей утки изобразила своё желание вновь обрести дар речи. Глеб в ответ одарил меня сердитым взглядом, взял из угла совочек с веником, вышел, вернулся, открыл сейфовую дверь в бетонный бункер, высыпал за неё с совочка пепел и заявил:
– Из-за тебя теперь придётся сидеть здесь, пока Костик не возродится.
А я виновата что ли, что у них сотрудники настолько неуравновешенные? Валерьянку пусть выдают или на удалёнку переводят.
Голос он мне так и не вернул, а я повторно просить не стала. Повернулась к нему спиной, подошла к окну и принялась разглядывать вечернюю улицу. Смотреть там не на что ― я раз в неделю по пятницам по этим самым тротуарам в офис Самойловых ходила, чтобы документы на подпись оставить, а подписанные забрать. Слева кофейня и ювелирный магазин, справа пара модных бутиков и сувенирная лавка. Глядя с высоты четвёртого этажа на стеклянную витрину этой лавки, вспомнила о том, что там всегда пахнет благовониями. Память сразу же услужливо подсунула воспоминание об аромате сандала, который появлялся оба раза вместе с порталом и буквально насквозь пропитал весь этот странный офис. Даже в коридорах так пахло и там, куда Глеб носил меня «оформляться». А в кабинете дракона запах был другой. Там пахло апельсинами. Думать ни о чём не хотелось, как и строить догадки. Попыталась открыть окно, чтобы вдохнуть свежий воздух, но ручка не поддалась ― то ли сама сломалась, то ли нарочно заклинили. И стёкла звуконепроницаемые ― шума города совсем не слышно. Так и стояла бесцельно, размышляя ни о чём и обо всём одновременно.
– Обещали злого дракона, а показали алкаша какого-то, ― пробормотала недовольно себе под нос и несказанно обрадовалась звуку собственного голоса.
– Он не пьёт. У него нарушение обмена веществ из-за удаления огненной железы, ― прозвучал за спиной голос Глеба, вслед за чем послышалось характерное шуршание веника по полу.
Я отвернулась от окна, села на диван, подобрала под себя ноги и спросила тоскливо:
– Если я усну, а потом проснусь, ничего ведь не изменится?
Сероглазый перестал сметать осколки разбитых мной чашек, посмотрел на меня долгим взглядом и ответил:
– Нет.
Я почему-то так и подумала. Мама всегда говорила, что грести против течения имеет смысл только в том случае, если твёрдо уверен в своих силах. А если не уверен, то нужно перестать сопротивляться и начать движение по течению к наиболее безопасному из двух берегов. Главное, чтобы впереди не было водопада. Конкретно в этом случае я угодила даже в водопад, а в водоворот ― куда не греби, всё равно затягивает всё глубже.
Глеб закончил уборку, сделал себе кофе и присел на другой диванчик напротив меня.
– Устала? ― спросил как-то не слишком заинтересованно.