Последняя инстанция. Расследование (СИ)
Глава 10
Четыре потерянных дня. Конечно, позвонить в это злобное Перелешино и выяснить часы работы заведующей с учётом летнего графика – это не для меня! Мы лёгких путей не ищем. В результате целый день был потерян сразу. Напрочь! Когда каждая минута на счету, я сижу в привокзальной забегаловке и пью вонючую мутную жидкость, гордо именуемую «кофе». Долго пью, много. Я уже накачался этим пойлом, как кот из мультика «Том и Джерри». Гостиница в этой дыре была. Если, конечно, деревянный покосившийся сарай можно было назвать гостиницей. Проблема была в свободных номерах. Они отсутствовали. Никакие увещевания, никакие шоколадки-розы-взятки не помогали. Мест не появлялось. Милая барышня за стеклом, больше похожим на лафет почтового отделения, сокрушённо качала головой и ничего не могла для меня сделать. Всё, что она пообещала – это позвонить мне на мобильный, если номер освободится. Кто и зачем притащился в эту дыру – оставалось для меня загадкой. Или номеров у них было пару-тройку… Тем не менее, при отсутствии кафе в «отеле», мне пришлось довольствоваться привокзальным буфетом, где я накачивался мутной жидкостью, рискуя получить сразу все периферийные удовольствия – диарею, лишай и язву желудка. С учётом того, что больницы или даже поликлиники, в отличие от «отеля» с правильным таким и дюже подходящим ему названием «Европа», в ближайших пяти километрах не наблюдалось, от еды пришлось отказаться вовсе. Я сидел голодный, злой, накачанный желудёвой отравой по самое не балуйся, и ждал перемен. К вечеру Господь смилостивился надо мной, перемен послал. Барышня из «отеля» всё же позвонила. По-столичному извиняясь за причинённые неудобства, она предложила мне занять освободившийся номер. Я даже не стал выяснять, куда делся предыдущий постоялец. Ведь ни поездов, ни автобусов от станции не отходило ни в каком направлении. Я предположил, что жилец тупо склеил ласты, но спрашивать барышню не стал. Зато успел злобно подумать о том, что не хрен было жрать всякую дрянь в местной забегаловке. В крохотной комнатёнке не было душа и туалета. Все эти прелести цивилизации не коснулись отеля «Европа» – туалет, типа сортир – «на дворе», а «душ в первом этаже, но сейчас там нет воды, и, может быть, утром она будет»… Нелепо было интересоваться на предмет Интернета, хотя в номере что-то плохо разборчивое бодро квакал старенький «Витязь».
Разочарование, ждавшее меня утром в детском доме – было самым печальным разочарованием последнего периода. В свежепостроенном здании детского дома, радовавшим глаз стеклопакетами и гирляндой красивых шариков над входом, меня поджидал бо-ольшой облом. Здание было новым вовсе не потому, что прежнее с девяноста восьмого года сильно обветшало, а по другой причине. И об этой причине я мог бы догадаться ещё в Питере. Деревянный корпус детского дома, где располагался архив, сгорел дотла. То есть, как корова языком слизнула. Я тряс перед носом заведующей собственным удостоверением, тыкал ей в лицо запрос от городской прокуратуры Санкт-Петербурга, предлагал деньги, стращал уголовной ответственностью – всё было тщетно. Заведующая пугалась, краснела, бледнела, даже плакала. Но она ничем не могла мне помочь. Доведя немолодую дамочку до сердечного приступа, я пошёл другим путём.
– В чём хранились ваши архивы? – пытаясь погасить в себе остатки уже распылённого гнева, вопрошал я у несчастной заведующей.
– В папках, – чуть не плакала та, – Мы успели только часть архива перенести в компьютер, и всё сгорело. Как Вы не понимаете – деревянное здание стояло вплотную к новому жилому корпусу. Мы спасали детей! Мы всех их вывели через эвакуационный выход, и никто не пострадал! Только одна девочка задохнулась дымом, но её, слава Богу, – заведующая искренне прижала руки к необъятной груди, обвешанной золотыми медальонами, цепями и цепочками, – успели довезти до больницы. Её тоже спасли, – гордость сквозила в голосе заведующей. Наверно, её можно было понять. Наверно. Но не сейчас. И не мне, который проехал фиг знает сколько – хотя, почему «фиг знает», я знаю – тысяча триста вёрст с гаком! Не мне! Я ютился всю ночь в клоповнике, а от вчерашнего «кофе» тошнит до сих пор, причём, не только в переносном смысле.
– Хорошо! Молодцы! – оценил я гражданский подвиг работников детского дома по спасению погорельцев – хотя вести себя так в подобной ситуации есть их наипрямейшая задача, – Компьютер тоже сгорел? – полюбопытствовал я так, будто это само собой разумеется.
– Нет, почему же? – удивилась мадам, – компьютер оставался всегда в новом корпусе. В старом были только бумажный архив и библиотека…
– Ну вот видите, как хорошо всё складывается! – обнадёжил я заведующую, – Значит мы можем найти там интересующие меня данные. Интересующие наше управление, – я сделал особое ударение на этих словах, пытаясь донести до мадам важность момента.
– Да, конечно! – мадам прониклась важностью момента и особым предназначением собственной персоны, – Мы всё найдём, что сохранилось в компьютере.
– А резервные копии, Вы, естественно, не делали? – я спросил так, на всякий случай.
Дама, как мне показалось, была близка к обмороку. Она снова несколько раз сменила колор щёк, и, начала обмахиваться допотопным тайваньским веером. Если бы я повторил вопрос, мне бы не с кем стало разговаривать. Дама однозначно потеряла бы сознание. Я решил идти по пути наименьшего сопротивления.
– Мария Ильинична! – ласково и вкрадчиво завёл я, – ничего страшного не произошло. Мне нужно только узнать некоторые старые данные одной из ваших воспитанниц. Если они сохранились в электронном… – при слове «электронный» заведующая как-то нехорошо вздрогнула, и я дал себе честное слово впредь выбирать выражения. – Скажите мне, кто у вас ведёт все компьютерные дела?
– Я сама, – еле слышно прошептала мадам и снова принялась с невероятной скоростью менять окраску, – раньше у нас работал молодой человек – его прикомандировали сюда из здешней воинской части в помощь нам… Когда мы открылись, нам сразу преподнесли эти… компьютеры, но никто из персонала ранее их даже вблизи не видел. И тогда предыдущий директор, место которого я сейчас занимаю, начал искать человека, который мог бы справиться с техникой, а заодно и нас подучить. В воинской части нашёлся молодой парень с незаконченным высшим образованием, который очень хорошо разбирался в компьютерах. Он помогал нам целый год. Даже жил здесь, хотя это, конечно, не положено. Но, по-моему, тогда генеральный спонсор, замолвил словечко в военной части, и парня из срочников прикомандировали к детскому дому.
– А что за спонсор? – поинтересовался я, – Это не муниципальный детдом разве?
– Нет, что Вы! Конечно, муниципальный! Просто времена тогда были непростые, финансирование практически отсутствовало. Многие хорошие дела делались на средства меценатов. Не сразу, но нашёлся спонсор, который во многом помог нашему дому. Не вспомню точно, как называется благотворительный фонд, который перевёл нам колоссальную сумму, кажется, что-то… нет, простите, не помню… заканчивается как-то совсем уж по-иностранному: «… инвестмент», кажется, – гордо провозгласила Мария Ильинична. – Вот этот спонсор и договорился с воинской частью…
Хорошо себе это представляю – сыпанул слегка на пару гаубиц – и парень живёт, харчуется и работает вдали от своей части, но с пользой для дела. Тут-то всё ясно.
– Я это к чему, – пытался я тщательно разжевать свою мысль, – Кто составлял вам базы, кто делал сайт, кто выкладывал фото детей для усыновления? Он?
– Да, конечно! Это он всё подключил, опубликовал фотографии, – она так и сказала: «Опубликовал»! – потом некоторые из наших сотрудников освоили эту грамоту, – лицо Марии Ильиничны немного скривилось, но зато приняло вполне естественный цвет.
– Кто позже занимался всеми этими документами? – я старался подбирать выражения. При малознакомых словах: сайт, резервная копия, файл, взгляд Марии Ильиничны цепенел, и я осознавал, что от всех этих технических достижений заведующая чрезвычайно далека. А произношение этих терминов вслух вводит её в состояние монашки, услышавшей слово «пенис». – Ведь не Вы же сами?! Так?