Постчеловек (СИ)

Беляков вдруг замер… а затем вцепился обеими руками себе в лицо, будто собрался сорвать с него маску человека и предстать в своем истинном обличье.
— Знаешь, зачем я тебе все это рассказываю⁈ — сверкнув глазами, воскликнул он. — Да, да, знаю, что уже спрашивал и даже отвечал! Как там было, «хочу посмотреть на твое лицо»⁈ Это правда… но я солгал! Вот такой, так сказать, парадокс! Потому что твое лицо — лишь приятный момент! Эти эмоции, мимика… Но сейчас ты почти парализован и лишаешь меня этих удовольствий, паршивец! Так зачем же я тогда все это рассказываю, а⁈ Знаешь⁈ Нет⁈ Не-е-ет, а я скажу! — Петр Иванович вскочил и навис над парнем, опрокинув стул и выпучив налившиеся кровью глаза. — На самом деле я — шизофреник, представляешь⁈ Я, так сказать, долбаный гений, но — шизофреник! Слыхал обо мне⁈ Нет⁈ Вот он я! Вот! Смотри! Наслаждайся! Радуйся! Ликуй!..
  
Беляков обеими руками вцепился в сальные волосы и присел на корточки. Опустив голову ниже колен и раскачиваясь из стороны в сторону, прорычал:
— А-а, чертовы таблетки, нельзя пить четвертую за сегодня!..
Он тяжело задышал, голос его стал отрывистым, а мысли сумбурными:
— Понимаешь, Костя, моя шиза… один из ее пунктиков, так сказать… Мне нужно… Мне необходимо! Необходимо, чтобы все было правильно, понимаешь? Если я не расскажу тебе всего этого, это будет неправильно! А я так не могу! Должно быть правильно! Это навязчивое состояние! Закрыть гештальт, слышал о таком понятии? Вот у меня что-то наподобие! Но немного в другой плоскости! Зачастую я нормальный… более-менее. А порой пробивает! Ну как — порой! Всегда! Всегда, когда мы стираем людям память!.. Вторгаемся в нее! Играем в богов!.. И ты… ты ведь должен знать, зачем мы это делаем, верно? Вы все должны знать! Иначе будет обидно! Вам будет обидно! И даже плевать, что вы все забудете! Ведь так — правильно!.. Наверное, ты мог бы спросить… а знает ли об этом кто-то из моих коллег? Да! Все знают, представляешь? Все! Но я слишком гениален, чтобы меня убрали! Чтобы уволили! Отправили на лечение! Хоть и безумен, но гениален!.. Фууух, вроде отпускает.
Петр Иванович вытер пот со лба и поднялся на ноги. Взглянул на часы.
— Все, ты почти отмучился. Стандартная процедура, требующая стандартного времени. Осталось нажать один-единственный переключатель, и твои воспоминания станут достоянием нашей лаборатории. Давай на счет три? — предложил он. — Раз. Два… Три!
Щелк.
  
Глава 14
 
— Неужели все это — правда? Безумие… Я не верю!
— Да, Котик, правда. Зачем нам врать?
Костя сидел за обеденным столом на малюсенькой кухне и впервые в жизни ел манго. Его слегка потрясывало от увиденного, от «вспомненного», поэтому сочная мякоть никак не лезла в рот.
— Что скажешь, Константин? Ознакомишь нас со своими мыслями? — нетерпеливо побарабанив пальцами по столу, поинтересовался стоявший рядом Федор Ильич.
Яковлев неопределенно пожал плечами:
— Не знаю, что и сказать… Но, в любом случае, это отвратительно! То, что там, в лаборатории, делают с людьми! Вирус, эксперименты… Да даже банальное обращение! Как с животными!
— Да. Это отвратительно. Ты прав. — Толстяк кивнул. — Поэтому мы обязаны их остановить.
— Остановить? Как?
— С твоей помощью, разумеется. Иначе для чего мы затевали все эти… выкрутасы с восстановлением памяти? От доброты душевной? Нет! Нам нужна твоя помощь, Константин! А еще у меня есть отличный план. Тот, который невозможно скурить! — Толстяк неуверенно рассмеялся от собственной шутки, переводя взгляд с одного собеседника на другого, словно ища у них поддержки. Но — не нашел. — К счастью или сожалению, но я не болтливый шизоидный ученый, поэтому пока оставлю свой план в тайне! Так что придется некоторое время пожить в неведении.
— Федор Ильич… — Кэт смущенно спрятала глаза, словно ей было стыдно поправлять мужчину. — Шизофреник и шизоид — это разные понятия.
— Да? — удивился тот.– Ну, главное, что вы меня поняли!
А Костя жевал. Долго. Медленно. Пропуская через вкусовые рецепторы каждую каплю сока.
— Я не уверен, — наконец сказал он с нотками сомнения в голосе, — что хочу принимать участие… в чем бы то ни было! Меня несколько раз пытались убить жнецы — мне было страшно! Меня пытали высасывателем памяти — мне было больно! Вдруг опять случится что-то подобное? Я не хочу опять переживать… все эти ощущения! — И уставился в тарелку.
Кэт, как показалось самому Косте, презрительно посмотрела на него. И от этого взгляда ему стало настолько неуютно, словно он сидел тут нагишом.
А Федор Ильич вздохнул:
— Мне жаль, что ты колеблешься, Константин. Не веришь в наши силы. Не веришь в себя. Боишься! Жаль. Но я понимаю! Мне тоже страшно! Страшно, что налаженная, спокойная жизнь вдруг закончится, и надо будет, условно говоря, идти на баррикады! Но мы — пойдем. Я, Олег, Катя… Пойми — мы все равно свергнем правительство. А с твоей помощью или без — тут как получится. Если ты не согласишься, то мы найдем другого постчеловека. Просто это займет время. Немного отсрочит начало нашего плана.
Яковлев приоткрыл рот, не веря услышанному:
— Свергнете правительство?
— Разумеется!
— Зачем?
— Тебе ведь уже объясняли, что за всем этим беспределом стоят люди из самой верхушки города! — Федор Ильич посмотрел на Кэт и рассмеялся: — Мальчишка думал, что безумные ученые вдруг самостоятельно решили провернуть такое крупное дельце!
Девушка кротко улыбнулась, а Костя вместо слов лишь почесал затылок. Честно говоря, он не помнил многого, о чем говорил Беляков — когда в ушах шумит, тело разрывается от боли, а ты молишь богов, чтобы это закончилось… в такой ситуации не до подробных запоминаний!
— Поверь, Константин, шансов у них нет, наш план продуман до мельчайших мелочей, как бы глупо ни прозвучала эта фраза! Он прошел сотни обкаток и испытаний в симуляции, и с технической стороны реализован на девяносто девять процентов.
— Для чего же вам нужен я?
— Ты — наш сотый процент, — ответил Федор Ильич и сам удивился тем драматическим ноткам, что прорезались в его голосе.
Впрочем, никаких ноток Костя не заметил.
— Сотый процент?..
— Да. Без тебя жернова мести не смогут быть запущены.
— Жернова мести? — Яковлев уставился на толстяка, вопросительно и непонимающе. — То есть я…
— Орудие смерти! — оскалился Федор Ильич.
— Орудие смерти?
— Ты каждое мое слово будешь переспрашивать? — хмыкнул Федор Ильич. — Да, Константин, ты нужен нам с целью отомстить. Чтобы никто из этих подонков из правительства не ушел от ответственности. Видишь ли, на верхних этажах города есть средства… как бы это сказать… средства эвакуации, если не заморачиваться со словами.
— И?
— Они просто сбегут. Все эти мрази, что стоят за смертями тысяч людей, подонки, готовые ради собственных жизней пожертвовать нашими… просто сбегут.
— Я вас понимаю, но…
Неожиданно Кэтька, соскользнув со своей табуретки, обняла парня за плечи и придвинулась так близко, глаза в глаза, что от этих прикосновений, аромата ее духов и горячего дыхания его сердце застучало в ритме зумбы.
— Котик, ты единственный постчеловек, которого мы знаем. Твоя способность перемещаться в тело любого субъекта… она нам очень нужна! Ты же нам поможешь?
Костя не знал, что ответить. С одной стороны, он очень хотел произвести впечатление на Кэт, тем более сейчас, когда она так близко! Вдруг у них действительно что-то получится? Но с другой стороны — увиденные полчаса назад воспоминания были все еще слишком осязаемы, чтобы у парня возникло хоть малейшее желание вернуться в параллельный мир! А вернуться, судя по недоговоркам Федора Ильича, все же придется!
  
— Почему же я единственный постчеловек, Кэт? Ты ведь тоже была на той встрече! Где собирали таких, как я…
— Была, — кивнула девушка, — но я не в счет!
— Почему?
Кэтька не нашлась, что ответить. Умоляюще посмотрела на Федора Ильича: «Выручайте!»