66 градусов северной широты

Дочь посоветовала ему не связываться со спекуляцией валютой и не вкладывать деньги в новые акции на бирже. Но банковские акции она посчитала достаточно надежными и рекомендовала ему «Одинсбанк». Он имел репутацию самого продвинутого из всех банков Исландии.
И Эйнар вложил все свои сбережения в акции «Одинсбанка». Когда же правительство национализировало банки прошлой осенью, они почти полностью потеряли свою цену.
Харпа удивлялась, как он еще мог ездить на рыбалку.
— Поймал я мало. И почти все время шел дождь. Но в выходные поеду снова. Может, больше повезет. — Он обнял Харпу. — Уверена, что не хочешь ничего мне сказать?
Харпа на секунду задумалась. Может, рассказать ему все? Он безоговорочно любит ее, так ведь? Он будет на ее стороне, что бы она ни сделала. Разве не так?
Но то, что она совершила, было ужасно. Необратимо. Она не простила себя и никогда не простит. Отец добропорядочный человек. Как он сможет простить ее?
А если узнает все и не простит, это будет невыносимо.
Поэтому Харпа покачала головой:
— Нет, папа. Ничего.
  
Глава четвертая
 
 
 Октябрь 1934 года 
 
Бенедикт придумал замечательную игру.
Он только что дочитал «Сагу о народе Эйри» и узнал из нее о существовании клана Бьярн на другой стороне полуострова Снейфеллс, отделенного горами от Храуна и Бьярнархёфна. Предводитель его, родом из Брейдавика, совершил путешествие к некоей земле, находящейся далеко за морями. Как предполагал Бенедикт, это была Америка. И Бьярн стал также вождем среди местных жителей. А что, если Халлгримур и Бенедикт попытаются открыть Америку?
Халлгримур решил, что с ними должны отправиться берсерки. Они могли бы сражаться со скрелингами, так викинги называли исконных обитателей нового континента. Бенедикт согласился.
Они понимали, что это будет долгая экспедиция. Халлгримур предложил отправиться к озеру Свине, образованному застывшей лавой в нескольких километрах к югу от их фермы. Мать Бенедикта была довольна тем, что сын надолго уходит играть, но мать Халлгримура была гораздо строже. И ему надо было выждать момент, когда отец уедет на весь день в Стиккисхольмюр, ближайший городок, а мать отправится на соседний хутор навестить родственницу.
Мальчики шли по полю застывшей лавы медленно, с трудом, стараясь оставаться незамеченными. Хотя светило солнце, было холодно, так как с северо-востока дул сильный ветер. В горах к югу неделю назад уже выпал снег, и на вершине холма Бьярнархёфн мела настоящая вьюга. Они остановились и какое-то время смотрели на автомобиль, спускавшийся с Керлингинского перевала на шоссе, идущее из Боргарнеса в Стиккисхольмюр. Было слышно ржание испуганной лошади.
— Это «бьюик», — с видом знатока заметил Бенедикт. Он разбирался в машинах — во всяком случае, так утверждал. Халлгримур имел самое смутное представление об этом. Ему каждая машина казалась «бьюиком».
Пара гагар пролетела низко над ними к серебристо-зеленым ивам у ручья в Бьярнархёфне.
Они пошли дальше. Бенедикт, так же как и Халлгримур, уже чувствовал усталость. Может, в этой игре мало чего хорошего. Однако викинги, открывшие Америку, сталкивались с гораздо худшими условиями. А Халлгримур был берсерком. Он просто не мог отступить.
— Халли, пошли обратно!
— Бенни, не ной.
— Но я устал!
Халлгримур вздохнул.
— Ладно. Отдохнем несколько минут. Но мы все-таки должны добраться до Америки!
Они нашли укромную впадину и сели. Лава защищала их от ветра, солнце пригревало щеки. Халлгримур поднял взгляд на причудливые очертания Керлингинского перевала. Он знал, что отсюда, если очень напрячь зрение и воображение, можно разглядеть силуэт Керлингинской ведьмы, громадной женщины, бредущей с мешком за плечами, полным непослушными детьми из Стиккисхольмюра. Не успела ведьма вернуться в свою пещеру, как ее осветило восходящее солнце, и она навеки застыла там, на самом верху перевала.
Халлгримуру очень хотелось знать, сколь велики у берсерка шансы на то, чтобы одолеть ведьму в честном бою. Ясное дело, это было бы нелегко. Хотя, может, вдвоем они смогли бы.
 
Он повернулся к Бенедикту, чтобы спросить его, и тут услышал сердитые голоса приближавшихся к ним людей.
— Как думаешь, его когда-нибудь найдут?
Он сразу распознал голос матери, она плакала.
— Черта с два. — Это был его отец. — Он лежит на дне озера и навсегда останется там. Его съедят рыбы. И поделом ему.
— Ты ужасный, отвратительный человек! Я не пойду обратно с тобой!
— Хочешь отправиться к нему, шлюха? Ну как, хочешь?
Халлгримур услышал всхлипы матери.
— Я так и думал. Лошадь я оставил у дороги. Ну, идем!
Они были уже совсем близко. Халлгримур и Бенедикт не могли рискнуть показаться им на глаза. Халлгримур мог только догадываться, как разозлятся родители, если увидят его. Мальчики прижались к земле, уткнувшись лицами в мох. Халлгримур поднял голову, лишь когда удостоверился в том, что родители ушли далеко.
— Бенни? О чем они говорили? Интересно, что такое «шлюха»?
Его друг не ответил. Он смотрел в сторону озера Свине, по его лицу струились слезы.
 
 Четверг, 17 сентября 2009 года 
 
Когда Харпа шла по Нордюрстрёнд к булочной, было еще темно. Она нашла там работу на несколько месяцев. Летом ей нравился этот путь, впереди сонно мигали огни пробуждающегося Рейкьявика, на востоке над горами всходило солнце, прокладывая золотистую дорожку через бухту. Но в то утро рассвет представлял собой лишь синевато-стальную полосу под тучами на горизонте. С моря тянуло холодным ветром. Зябко подергивая плечами, она предвкушала тот момент, когда вдохнет наконец теплый и такой приятный запах хлеба, извлеченного из печи пекарни.
Когда ее уволили из «Одинсбанка», Харпа провела два месяца в своего рода ступоре, сидя дома вместе с сыном. Но в конце концов поняла, что нужно найти работу. И подумала о булочной, ежедневно ею посещаемой. Там хорошо относились к ней, она была уверена в том, что ее возьмут, но решила попробовать найти что-то получше.
Однако ей не удалось осуществить эти свои надежды, поэтому после двух месяцев бесплодных поисков она обратилась к Дисе, владелице булочной. Диса была благосклонна, но непреклонна. Рабочих мест не было. И только тут Харпе стало все ясно. Во время креппы для таких, как она, работы нет. Никакой.
Куда она только не обращалась; лишь в конце июня Диса позвонила и сказала ей, что появилась вакансия и Харпа может ее занять. На новой работе все складывалось хорошо: к ней относились дружелюбно, давали возможность проводить время с Маркусом. Ее родители занимались внуком и рано утром водили его в детский сад. А она зарабатывала какие-то деньги, но их было слишком мало, чтобы выплачивать проценты по кредиту.
Харпа снова подумала об обстоятельствах смерти Оскара и Габриэля Орна. Внутри зашевелилось до боли знакомое беспокойство. Она остановилась. Повернулась лицом к ветру с моря. Сделала несколько глубоких вдохов. И заплакала.
Бьёрн. Нужно увидеться с Бьёрном. Он всегда встает рано и идет справляться о работе на каком-нибудь рыболовецком траулере. Харпа достала телефон и набрала его номер.
Бьёрн сразу же ответил.
— Привет, Харпа, как дела?
— Скверно. — Ей были хорошо слышны шум моторов и плеск волн. — Ты в море?
— Только что вышли. Что стряслось?
— Ты в курсе того, что Оскара Гуннарссона убили?
— Ты имеешь в виду банкира? Да. Ты знала его?
— Слегка.
— Он не из тех мерзавцев, что тебя уволили?
— Видимо, да. Только…
— Что «только»?
Харпа запнулась.
— Только это очень уж напоминает историю с Габриэлем Орном.
— Да. — В голосе Бьёрна звучало сочувствие. — Да. Я понимаю.
— Бьёрн? Неприятно просить тебя об этом, но не мог бы ты приехать ко мне?
— Это будет трудновато. Мы вернемся в гавань вечером, но завтра я собираюсь снова выйти в море на пару дней. Может, в воскресенье?