Ай да Пушкин, ай да, с… сын! (СИ)
— Гневен седни, — угрюмо буркнул слуга, пропуская гостя в дом и сразу же закрывая за ним дверь. — Сильно гневен, батюшка.
Лев, усмехнувшись, махнул в ответ рукой. Такое уже бывало, но всегда проходило.
— Ничего, Никитка, ничего. У меня есть пара занятных сплетен про одну даму, которой Саша не так давно интересовался, — мужчина заговорщически понизил голос, подмигивая при этом. — Уверен, это его развеселит. Больно уж сплетни горячие…
Хохотнув, Лев быстро зашагал по коридору. Если бы он оглянулся в этот момент, то обязательно бы заметил укоризненный взгляд слуги и, возможно, насторожился из-за этого. Но не обернулся, а, соответственно, ничего и не заметил.
— О, Сашенька и Катенька, свет моих очей и услада моего сердца! — при виде старших сестер Натальи Пушкиной, проживавших здесь же на полном иждивении поэта, мужчина аж засветился. Улыбка стала как у чеширского кота, если не шире. С губ начли сами собой срываться куртуазные дамские комплименты, на которые он был особенно горазд. — Как же я рад вас видеть! Признаться, намедни не раз думал о вас, вспоминал наши прогулки по набережной. Сашенька, Катенька, вы обе были необыкновенно хороши в ваших соболиных манто. И признаюсь вам, мне было очень тяжело идти рядом с вами, — сделав многозначительную паузу, он закончил. — Ведь, вся мостовая была усыпана осколками мужских сердец, разбитых вашей красотой…
Ну и кому не понравится такой поток комплиментов от весьма недурного собой, импозантного молодого человека? Естественно, обе особы, бывшие еще не замужем и вдобавок на третьем десятке лет, млели от такого отношения. Обе брюнетки, краснея и отчаянно стреляя глазками, смотрели на Пушкина-младшего, как кошки на сметану. Дай им волю, набросились бы на него и вцепились своими коготками.
— Ну что вы такое говорите…
— Боже, оставьте, Лев Сергеич. Вы смущаете нас…
Льва уже было не остановить. Он немедленно приложился к ручкам обеих дам, задержавшись чуть дольше положенного. Обе вновь зарделись, даже, не думая убирать руки.
— Мы непременно должны повторить нашу прогулку. Пройдемся по набережной, посетим салон мадам Анет. Прошу вас, не говорите нет! — Лев прижимал руку к сердцу, вздыхал, показывая, как он будет огорчен отказом. — Как можно прятать такую красоту от людей? Это настоящее преступление! Я не позволю.
— Мы непременно…
— Мы с радостью, — сдалась и Екатерина, теребя в руках кружевной веер. — Только наша модистка снова требует оплаты за новые туалеты, а мы пока немного стеснены в средствах.
Сестры проживали на пенсию, которую им выплачивал старший брат. Естественно, двум молодым особам, отчаянно ищущим себе достойную партию в столичном городе, средств не хватало. От того они часто обращались к своей сестре Наталье, прося ее взять денег у мужа.
— Не нужно об этом беспокоиться, — беспечно махнул рукой Лев, «под крылом» старшего брата привыкший именно так и решать все свои проблемы. — Я уверен, что Саш[А] обязательно войдет в ваше положение и с радостью поможет. Если позволите, то я с большой охотой попрошу за вас.
Обе особы тут же радостно захлопали в ладоши, в избытке награждая своего спасителя благодарными взглядами. Еще бы не радоваться, кавалер их освободил от весьма неприятной обязанности просить деньги.
— Ждите, и я пренепременно вернусь… Только переговорю с нашим Сашенькой.
Едва не приплясывая от хорошего настроения, Лев покинул гостиную. Брат скорее всего был в своем рабочем кабинете, а, значит, и ему нужно было туда.
— Мой любимый братик! Александр, а ты все в трудах, аки пчела! — он не сдержал радостного крика при виде брата, сгорбившегося над листом бумаги у стола. — Так нельзя! Человеку обязательно нужно отдыхать! Посмотри на себя, осунулся, круги под глазами! Тебе нужно больше гулять, больше радоваться жизни. Ты стал похож на затворника. Кстати…
Небрежным движением Лев выложил на стол долговой лист, небольшая серая бумажка с долговым обязательством. Причем это выглядело так, словно какая-то забава.
— До тебя небольшая просьба есть. Меня, Сашенька, опять кредиторы одолели, как блохи старого пса, — жизнерадостно рассмеялся, кивая при этом брату. Похоже, предлагал и ему посмеяться над этой немудреной шуткой. — Представляешь, со всех сторон обложили. Владельцу квартиры — дай. Я ведь говорил тебе, что снял такую шикарную квартирку о семи комнатках прямо у Дворцовой площади. Бакалейщику — дай, портному — дай. А я ведь прошу их совсем немного подождать…
Пушкин с тяжелым вздохом взял долговой билет, и, бросив на него беглый взгляд, убрал в папку. Значит, все оплатит.
— Сашенька, дружочек, ты просто чудо. Я ведь уже и не знал что делать.
— Работать пробовал? — сразу же отозвался поэт. Причем его голос оказался неожиданно холодным, а тон издевательским.
Но Льва так просто был не смутить, а тем более не обидеть. Мгновение, и он заливисто рассмеялся.
— Ха-ха-ха-ха! Саш[А], ты просто чудо! Я всегда говорил, что твои остроты необычно остроумны и точны. Ха-ха-ха-ха, предложил поработать! Всем же известно, что я и работа несовместимы!
Пушкин-младший, действительно, не страдал трудолюбием. Влиятельные родные, конечно, пытались его помогать, устраивая на очередное «теплое» местечко. Но, походив несколько месяцев на службу в присутственное место, Льву все быстро наскучивало, и он немедленно подавал в отставку. За спиной уже была работа в Министерстве духовных дел и народного просвещения, в Министерстве внутренних дел, в Отдельном кавказском корпусе, и нигде он особо не задерживался, всякий раз выставляя себя откровенным праздным повесой, гулякой и большим любителе дамского общества.
— Ты же знаешь, Саша[А], что мне нужен вольный воздух, просто для деятельности и конечно же общество прекрасных дев или даже гурий. Кстати, я разузнал про ту даму, про которую ты меня просил. И хочу сказать, она совсем не против встречи, — Лев наклонился, многозначительно подмигивая при этом. Явно намекал на что-то, известное лишь им. — У меня есть даже послание для тебя, — в его руке появился небольшой конвертик из белоснежной бумаги, от которого благоухало очень тонким цветочным ароматом. — Только прежде, пообещай мне, что поможешь нашим прелестным чаровницам — Катеньке и Сашеньке. Ты даже представить не можешь, в какой беде они оказались. Наглая модистка посмела поднять для них плату вдвое против прежнего и требует всю сумму за платья вперед. Неужели какие-то жалкие четыреста рублей стоят слез наших очаровательных созданий? Ты ведь согласен со мной?
Лев вновь широко улыбнулся и… требовательно вытянул руку. В глазах даже сомнения не было, что ему могут отказать. Ведь, старший брат всегда оплачивал его долги и расходы. Неужели откажет и в этой незначительной просьбе?
— Сколько? — тихо переспросил Александр, медленно поднимаясь из-за стола. — Четыреста рублей на бабские тряпки? Почти три тысячи рублей тебе за квартиру?
Улыбка у Льва начала гаснуть. Что-то настрой брата ему совсем не нравился. И взгляд стал каким-то колючим, а от всей фигуры отчетливо повеяло холодом. Таким чужим его еще никогда не видел.
— А не охуе… ли ты, братец⁈ — практически выплюнул Александр в лицо ошарашенному брату. — Я тебе, что банкомат? Или может деньги печатаю, рисую? Вроде нет, не рисую и не печатаю.
Стало нехорошо. По спине побежали мурашки, к горлу подступила тошнота. Родной брат, которого он в детстве за малый рост любил дразнить «карлой» (карликом), вдруг словно раздался в плечах и подрос на две, а то и три головы. С трудом сглотнув подступивший к горлу ком, Лев непроизвольно отступил назад.
— Вас же тут целая орава — почти полтора десятка человек, и никто даже пальцем о палец не удосужился ударить! Все на мое загривке сидите! — Пушкин с хрустом сгреб кучу бумаг со стола и со всей силы швырнул их в брата. — Ты знаешь, сколько твоих бумажек я оплатил за этот год? Б…ь, почти на десять тысяч рублей! Десять, мать его, тысяч рублей! Ну-ка, иди сюда…
Словно телок на закланье, Лев сгорбился и бочком пошел вперед. Брат его сейчас пугал до коликов в животе, чего, вообще, никогда не было.