Империя мертвецов
Вот каким секретом Третье отделение собственной канцелярии российского императора было вынуждено поделиться со своим извечным врагом, Аппаратом Уолсингема. Секретом технологии, которую Федоров и сотоварищи попытались сокрыть, но не смогли. Эту историю им пришлось поведать вот таким обходным путем. Мертвецы нового типа. Бездна отчаяния Алексея Карамазова.
– Это… – не вполне владея собой, сказал я, и Красоткин рьяно кивнул и продолжил за меня:
– Это и есть таинство, которое открыли «Глобал Энтрейнмент».
Тот самый движок для новых моделей, о котором профессор Сьюард услышал от коллеги из Копенгагена.
Вопиющее нарушение третьего закона Франкенштейна, принятого на международном уровне. Такие сведения нельзя передавать ни по официальным, ни по неофициальным каналам. Создания, порожденные закостенелой бюрократией и неуемными амбициями исследователей. Бесстрастный голос Красоткина продолжил:
– Первые эксперименты провели на преступниках, отправленных на каторгу в Сибирь. Проверяли, возможно ли сохранить разум при прижизненном омерщвлении. Нет, не по тем «Записям», которые обнаружил Алеша. Это просто естественное развитие технологии. Уверен, в вашей стране предпринимаются похожие попытки. Но «Записи», разумеется, значительно ускорили процесс.
Эксперименты по созданию мертвецов, вероятно, проводятся в эту секунду в подпольных лабораториях по всему миру. Ужасные слухи не умолкают.
– Теперь уже невозможно установить, кто, что и когда узнал. Живые люди с внедренными некрограммами начали распространятся как мертвецы нового типа уже давно. Может, отдел разработок опьянел от успехов, а может, кто-то дал добро по собственной инициативе – этого мы, боюсь, уже никогда не узнаем. Алеша вернул человечеству «Записи», а потом узнал о «мертвецах» нового типа и взялся расследовать. Дмитрия он обнаружил… по несчастливой случайности.
Живым людям внедряли псевдодуховную эссенцию. Карамазов обнаружил, что на каторге в Сибири его старшему брату внедрили в душу смерть. Он собственными руками приблизил этот научный переворот, обнаружив «Записи Виктора», недостающую часть «Собрания». Красоткин сказал, что Дмитрий не умер. Ведь он и теперь, омертвев, не вполне настоящий мертвец, а… умертвие.
– Несчастливая случайность?! – подступил я к Красоткину, хватая его за грудки, но тот лишь холодно ответил:
– Все, что когда-либо может произойти, однажды произойдет.
Не чувствуя силы в руках, я отпустил юношу. Покончивший с собой… впрочем, применимо ли это выражение к тому, кто внедрил себе псевдодуховную эссенцию и вписал смерть в собственный мозг? Словом, Карамазов не проявлял никакого интереса к окружающей действительности. И хотя вещественное подтверждение реальности произошедшего находилось у меня перед глазами, с моих губ все равно сорвалось наиглупейшее:
– Но как он вообще смог записать…
– Опиум и гипнотическая музыка? – предположил Барнаби, щелкая одним из зубчиков шкатулки, и Красоткин кивнул. Так же, как повтор размеренных действий иногда вызывает галлюцинации, правильно подобранная мелодия погружает человека в состояние, схожее со сном. Сознание погружается в транс. От комбинации монотонной мелодии и наркотика оно полностью мутится. Я покосился на шприц и ампулу, скатившиеся со стола. Как юный ассасин, Карамазов погрузил себя в райские сады внутри собственного сознания, а с помощью псевдодуховной эссенции навсегда запер себя там. Код на перфокарте навеки замкнул его в искусственном аду.
Барнаби впервые за все наше путешествие улыбнулся Красоткину:
– Так вы хотите, чтоб мы за вами разгребли?
– Признаться, мне немного жаль. – Наконец и на лице юноши появилось сложное выражение, и Барнаби нарочито громко фыркнул.
– Напишешь отчет, что дело улажено, а в качестве доказательств прихватишь с собой в Петербург отряд мертвецов. У вас и это заранее продумано, да? Как на легальных основаниях ввести верные только вам войска в столицу. И с поддержкой мертвых солдат поменять власть… Хотя нет, сотни для этого маловато. Значит, будете учинять террористическую революцию? Свергать закостеневшую императорскую канцелярию? Дай-ка подумать, как… Ну точно, запихнете в мертвых ребят взрывчатку! Последняя надежда Алексея Карамазова – забрать с собой комиссию, которая придет посмотреть на «доказательства»?
Красоткин пожал было плечами, но затем кивнул.
Умертвия…
Мне вдруг вспомнился тот, кого я вскрыл в Хайберском проходе, и у меня перехватило дыхание. Руки налились свинцом и задрожали.
Получается, я… собственными руками убил мертвеца… нет, человека, которому его живое будущее переписали на смерть.
Так наше путешествие и завершилось.
Красоткин захотел омыть Карамазова и отправил нас к берегу. Мертвецы показались мне более неуклюжими, чем вчера, но это, возможно, просто игры воображения. Впрочем, я заметил, что вокруг мертвых детей валялись плоды, а они даже не пытались их собрать.
– Ну, как поступим? – спросил Барнаби. Нет бы оставить в покое потерянно бродящих по причалу мертвецов, оставшихся без хозяина, но он то ставил им подножку, то чуть подталкивал плечом, то подхватывал вялых мертвых детей и строил им рожи.
– Прекрати, – одернул его я.
На что Барнаби ответил только:
– Да жалко мне их что-то.
Я ему не завидовал. Красоткин собирался задержаться здесь на время, чтобы разобрать материалы, которые оставил после себя Карамазов. Алексей не прекращал исследования все то время, пока ждал друга, который объявит ему смертный приговор, и шпионов вражеского государства, которые унесут с собой его тайну. Не знаю, стоит ли мне преклониться перед его упорством? Русский агент признался, что с трудом убедил его пожить еще немного, хотя бы до того, как наглядно покажет нам процесс. Когда я спросил Красоткина, почему же он тогда не стал активно мешать нам, скармливая дезинформацию, он холодно ответил:
– Потому что не в этом суть дружбы.
Красоткин предложил нам совершенно безумный маршрут, но все же, я вынужден признать, ни разу не солгал. Вероятно, этим исчерпывалось то сопротивление, которое он мог нам оказать.
Мне казалось, я имею право взглянуть на материалы, которые оставил Карамазов, но решил, что пусть Красоткин сам решает, как поступить. Музыкальную шкатулку Барнаби разломал, и на мгновение в глазах Николая промелькнула благодарность. Капитан, в свою очередь, сделал вид, что не заметил, как я растоптал шприц и ампулу на полу.
– То Самое, – процедил вояка, и я кивнул.
Сорок лет назад сюда явился царь мертвецов. «Первый сотворенный». Первородный Адам. А ведь сорок лет назад как раз бушевала Первая англо-афганская война. Случайность ли, что он под прикрытием столкновений поселил здесь мертвецов? Может, и тогда сюда отправляли агентов расследовать дело о мертвом королевстве?
– Как думаешь, он еще жив? – спросил я, и Барнаби по-детски склонил голову набок.
– Ну, срок службы у мертвецов вроде не такой долгий?
– Говорят, обычно они держатся около двадцати лет, но многое, конечно, зависит от эксплуатации. Никто пока не знает, сколько отпущено мертвецу, который бродит сам по себе. Скорее всего, он должен постепенно разложиться и прервать функционирование, но Чудовище – особенное. Я даже представить себе не могу, что с ним будет.
– Значит, придется еще немного его допросить!
Пожав плечами, Барнаби весело посмотрел в небо, наползающее на голые скалы. Он не сомневался, что в бумагах Карамазова и про То Самое что-нибудь написано. Весьма маловероятно. Алексей знал, что мы придем, а потому наверняка избавился от всего, что не должно попасть в чужие руки.
Барнаби легким движением что-то мне кинул.
– Держи, это тебе.
Я с безразличным видом поймал сверток, но затем украдкой тряхнул саднящей от импульса рукой. Внутри свертка оказались обломки лазуритового креста Карамазова. Синий камень с бесчисленной россыпью звездных блесток казался прозрачным по краям.