Империя мертвецов

Полевые хирурги из Нетли установили, что артиллерийские снаряды неэффективны против мертвецов. Самый большой урон, который получают от артиллерийского обстрела люди, – это ужас, но мертвецы его не чувствуют. Заключение врачей гласило: «Ожидаемый эффект не покрывает предполагаемых расходов». Разве что запас пороха, который мертвый солдат носил в рюкзаке, взрывался от удара, и этот вторичный взрыв и то приносил больше урона.
Похоже, Красоткин был согласен с выводами экспертов из армейского госпиталя.
– Пустая трата припасов, – заметил он невинным тоном, будто ребенок, рассматривающий военные иллюстрации.
– Да пусть стреляют, – ответил Барнаби, и я с ним согласился. Со стратегической точки зрения, может, и бессмысленно, но у живых своя психология. Когда на тебя движется мертвая масса, то человеку с ружьем трудно слушать свой разум.
Пожалуй, мертвый марш – недостаточно сложный маневр, чтобы назвать его тактическим. Они просто идут напролом через Хайберский проход. И все. Достигнув определенной точки, они развернутся, и сейчас эта точка – крепость Али-Масджид. Те из них, кто туда доберется, детонируют, и на этом конец. Это не изысканная партия шахмат. Скорее представьте, как кто-то наклонил доску и все пешки укатились на сторону противника. Стратегия предельно простая, но при этом максимально эффективная, и нашим врагам практически нечего ей противопоставить. Саул побеждает тысячу, а Давид – десяток тысяч, только и всего.
Большая масса мертвецов подобна природному бедствию. А что может сделать человек пред лицом великой стихии? Упокоить ее мощь в земле или воде, но в скалах подобное мало осуществимо.
Глаз за глаз, зуб за зуб, мертвец за мертвеца.
– «Первый Ангел вострубил…» [24] – нараспев изрек Красоткин.
Афганцы вострубили, и в бой потянулись уже их мертвые войска. Нестройными рядами или даже без всякого строя они по одному, по двое стали выпадать из глубины перевала. Они озирались в поисках врага, подобно актерам, которых неожиданно вытолкнули на сцену, и, чуть не спотыкаясь, волочились в нашу сторону.
Выбеленные силуэты сразу выделялись на фоне черных скал. Афганцы решили пойти по самому простому пути распознания своих и чужих. Белые мертвецы все продолжали выплывать своей сонной походкой. За белыми вышли рыжие, за теми – черные. Последними вышли серо-голубые.
– По цвету всадников апокалипсиса? Запугать нас пытаются? – предположил Красоткин.
– Я думаю, это чисто для распознания, – возразил Барнаби.
Наши офицеры сидели молча и напряженно. Они еще только привыкали к тому ужасу, который внушали живым бредущие вразнобой афганские солдаты. Движения мертвецов воздействовали на живых на инстинктивном уровне, напоминая кошмар наяву. Так вот, с кошмаром, оказывается, можно примириться. А вот упорядоченные шеренги британских войск напоминали гнев стихии. Как будто на тебя идет что-то непостижимое.
Афганские мертвецы, экипированные стальными зубами и когтями, добрались до английских, и их ряды смешались. Расцвет века мертвецов вернул войну к тому древнему виду, который знали наши предки. Стрелять в таких противников неэффективно, поэтому мертвецы попросту бросаются друг на друга. Говорят, что острые как бритва японские сабли в нашу эпоху – эффективнейшее оружие, поэтому их с большим удовольствием коллекционируют крупные политики.
Мертвецы продолжали идти, не глядя по сторонам, но их траектории неизбежно пересекались. Вот они уже задевали друг друга плечами. Тогда, не обмениваясь даже взглядами, афганские солдаты тут же пускали в ход когти. Они рвали мундиры, а в ответ британские мертвецы пускали в ход штыки своих мартини-генри. Острый металл впивался в мертвую плоть, но руки афганцев все равно цеплялись за плечи. Когти втыкались в животы и распарывали их. Из широких разрезов под внутренним давлением вываливались органы, и обмякшие мертвецы хватались за них.
И все это – странно заторможенными движениями. Любые их действия можно было разложить на алгоритмы и просчитать, но каждый удар в этом непрерывном обмене для живого означал бы верную гибель. Вот какой битве обучены эти бездушные марионетки. Они не обращали внимания на боль и только подчинялись вложенным в их головы командам, и потому ни тени страданий не появлялось на их лицах.
 
Вот один мертвец, игнорируя торчащие из груди когти, сворачивает своему врагу шею, но тут в его голову со спины втыкается еще одна железная пятерня, и он махом обрушивается на землю. Вот еще один, уже без скальпа, прямо с обнаженным черепом, раззявил пасть и вцепился зубами в горло соперника.
– Некрасиво, – совершенно ровным голосом прокомментировал Красоткин. – Какой толк в том, чтобы рвать горло другому мертвецу?
– Шея – неплохая цель. Самое слабое место – это соединение головы и остального тела, – подавляя эмоции, ответил я.
– Мне все же кажется, что лучше тогда бить прямо в голову, – посмеялся Красоткин над глупостью мертвецов. С одной стороны, он совершенно прав. С другой же – боевые механизмы во многом базируются на инстинктивной программе, которая эволюционировала без учета схваток с мертвецами. Разработчики некрограмм, разумеется, тоже не могут предусмотреть все. Афганским мертвецам вместо шашек или копий стальные зубы и когти поставили, полагаю, тоже не для эффективности, но ради эффектности. Хотя демонстрировать силу перед другими мертвецами – совершенно пустое дело. Если кто и находится в плену своих иллюзий, то не мертвецы, а живые. Да одно то, что мы стремимся привить этим созданиям человечность движений, достаточно красноречиво. Мертвецы не имеют ни желаний, ни чести. Они просто безо всякой рефлексии подчиняются законам физического мира.
– Неужели… – сглотнул я, – эта битва так нужна? Итог уже предрешен, неужели его необходимо подтверждать на деле?
Красоткин странно посмотрел на меня и широко улыбнулся.
– А вы предлагаете просто все рассчитать? По закону достаточного обоснования Лейбница? Строить математическую модель на основании данных о некрограммах на руках у каждого военного командования и заранее выводить результаты войн? – рассмеялся он. – Я с вами полностью согласен. При таком подходе нет необходимости пускать мертвых солдат в расход. Совершенно верно. Вот только понимаете… человеку нужны истории! Будоражащие кровь, леденящие душу истории! Бо́льшая часть нашего населения даже не поймет вашу логику. А то, что непонятно, не существует. Если только это нельзя посмотреть и потрогать. Истории рождаются из нашей глупости и сеют в мир еще больше идиотизма.
Пока Красоткин улыбался, мертвецы продолжали как ни в чем не бывало крошить друг друга на кусочки, сдирать друг с друга кожу и обнажать мышцы, как на экорше́ Оноре Фрагонара [25]. Они как будто пытались вернуть друг друга в состояние простой неживой материи. Когда мертвецы заканчивают свою непрошеную службу, на их лицах не проступает ни боли, ни радости. Остановка деятельности не входит в их функционал.
– Вон! – Барнаби не обращал никакого внимания на наш разговор и наблюдал за сражением, спрятав руки в карманы. Вот и сейчас он тоже кивнул подбородком. Одного серо-голубого афганского мертвеца окружило сразу три британских.
Красоткин снова принялся цитировать свою любимую книгу Откровений:
– «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя “смерть”; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными» [26].
– Это он. – Барнаби перебил Красоткина и указал на какого-то конкретного солдата – того же типа, что недавно взорвался перед Барнаби и моим несчастливым предшественником.
Его движения и правда казались несколько странными. На наших глазах он стремительно рвал одного противника за другим. Таким быстрым он казался не только из-за общей замедленной скорости сражающихся, но и потому, что его движения складывались в ладную цепочку. Я совершенно безошибочно мог определить, что это движения мертвеца, но они достаточно выделялись, чтобы понять: этот мертвец не такой, как остальные. Я бессознательно пробормотал: «Идеальная марионетка». А на самом деле не эффективнее ли он движется, чем живой человек? Ведь мы по привычке считаем, что распоряжаемся собственным телом в совершенстве, но никто не анализировал этот вопрос с математической точки зрения. Хотя, разумеется, этот мертвец тоже дрался вяловато. Он казался молниеносным только в сравнении с другими солдатами.