Осколки нас (СИ)

Я обещала себе больше не разводить сырость в его присутствии, но осознание всего этого размазало. Сердце, испещренное осколками нашей первой любви, отчаянно кровоточило, заставляя каждое нервное окончание гореть огнем.
— Ты сама сказала, Ляля — наше слово. Личное. Не для чужих глаз… Я не хотел, чтобы на него пялились другие. Каждый раз наблюдать, как чужие руки и губы его пачкают. Сама знаешь, у меня с психикой полный звездец…
Чужие руки и губы его пачкают.
Я всхлипнула.
— Пойдем, я покажу тебе, где сплю, когда остаюсь здесь, — подхватив меня как пушинку, Воронов отправился в тот же темный коридор, только на этот раз толкнул другую дверь.
Мы оказались в небольшой плохо освещенной комнате, в центре которой располагалась двуспальная кровать.
— У меня для тебя есть подарок. И это не сережки… — тихо сказал, аккуратно опуская меня на кровать.
— Не надо никаких подарков… — вздохнула опустошенно. — Ты свел ее. Единственное напоминание о нашей любви, и ты от него избавился… — тыльной стороной ладони я вытерла слезы. — Я понимаю, почему ты так поступил… Сама все испортила… Но сердцем никак не могу это принять.
— Знал, что ты так отреагируешь… — Кирилл сел передо мной на корточки, вкладывая мои дрожащие ладони в свои.
— Провидец, — горько усмехнулась.
— Алин, я для себя уже все решил. Мы оба наделали ошибок… Предлагаю начать заново. Вместе.
После его слов помещение погрузилось в безмолвную тишину.
Я покусывала губу, стараясь хоть чем-то заполнить эту нервирующую давящую на барабанные перепонки паузу. Сердце работало на повышенных частотах, а виновник моей тахикардии вжирался в меня своими невозможными карими глазами так, будто смотрит в самую душу.
— То, что случится дальше, для меня не просто секс или способ таким образом тебе отомстить… — положив голову мне на колени, Кирилл пронзительно рассматривал меня из-под дрожащих черных ресниц.
— То, что случится дальше… — нервно усмехнулась. — Воронов, я бы на твоем месте не была так уверена, что это вообще случится…
— Почему нет? Мы до трясучки хотим друг друга и безумно влюблены. Сейчас ты откроешь мой подарок, я одену его тебе на безымянный пальчик, и мы займемся любовью. Другого варианта, Лебедева, нет. Это ты научила меня любить, Сокровище, вот теперь и расхлебывай… — заметила какую-то нездоровую решимость в его взгляде.
Присев передо мной на одно колено, Кирилл достал из кармана бархатную коробочку, протягивая ее мне.
— Открой! — скомандовал хрипло.
Дрожащими пальцами я выполнила то, что он просил.
— Я ничего не понимаю… — с натуральным испугом смотрела на кольцо с крупным прозрачным, как слеза младенца, камнем.
— Лебедева Алина. Раз не понимаешь, я доходчиво тебе объясню. Как обычно.
— Кирилл…
— Я влюбился в тебя с первого взгляда. В тот день, когда вы с отцом переехали, увидел с окна тебя зареванной под яблоней. Ты сидела на траве и жаловалась подружке. Вспоминала маму… А я будто ослеп и оглох в один момент. А потом так ярко, остро и пронзительно почувствовал. Даже испугался, — резко втянул воздух ноздрями.
— Далее состоялась наша первая не слишком приятная встреча, когда ты попросила убрать от тебя «мои грязные руки», и я осознал, что под ликом ангела скрывается маленькая заносчивая сучка… — еле сдерживая кривую усмешку.
— Подбирай выражения, Кирилл! — сорванным шепотом.
— В тот же вечер какая-то неведомая сила потянула меня в твою спальню. Понравилось мне с тобой, Лебедева, ругаться… Желал продолжения банкета, никак не ожидая увидеть на белоснежных простынях плачущего дьяволенка. Ты была такой беззащитной… Во сне шептала что-то про маму… И вот тогда я и словил шальную пулю в сердце, да так и застряла она… Намертво.
Опустив голову, он прижался к беснующейся венке на моем запястье губами. А я, не удержавшись, поцеловала его в макушку… Кирилл вновь еле слышно начал говорить.
— И чем больше мы пересекались, тем больше ты меня, Лебедева, сводила с ума… Сталкерил за тобой… дома… в школе. Эти бесконечные тусы устраивал, лишь бы тебя позлить… Специально тискал девок перед твоими окнами… Ждал хоть какой-то реакции! А ты ходила с гордо задранным носом… — поднял голову, откровенно заглядывая мне в глаза.
 
— Ну, а в тот день, когда ты застукала меня сразу после боя, я окончательно поехал башкой. Разозлился, что увидела слабым и разукрашенным. У тебя в глазах читалась такая жалость… А еще я понял, как тяжело держаться в стороне… Решил запугать, чтобы сама обходила меня за километр. Но мы, так или иначе, все равно оказывались в одной постели… — хмыкнул. — Кстати, это я тогда вырубил свет, чтобы был повод остаться у тебя с ночевкой… — вытянув руку, Кирилл стер слезинку с моей щеки.
— Так и знала…
— Я подошел к главному, Алина, — глаза в глаза. — Ты согласишься рожать мне детей по доброй воле или придется применять силу? — хулигански улыбнулся, играя с моим безымянным пальчиком.
С минуту я молчала, разглядывая нереальной красоты кольцо.
Вдруг накатила такая щемящая давно забытая эйфория. Он. Я. Деревянный дом. Вокруг ни живой души. И только наши потрепанные одинокие души.
— Хочу, чтобы наш сын был похож на тебя… — закусила нижнюю губу, сверля его пристальным взглядом.
— Стало быть, согласна? — одними губами.
Еле уловимо кивнула.
— Лебедева, я же сейчас ебн*сь от счастья! Ты это понимаешь, Сокровище? Ты родишь мне детей и сошьешь им игрушки. Не будем нарушать традиций? Как тебе такой сценарий?
Уже ничего не понимала, полными слез глазами наблюдая за тем, как Кирилл Воронов одевает мне кольцо на безымянный палец. Хотелось запечатлеть в памяти каждую секунду этого удивительного момента…
Совершенно неожиданно жених стянул многострадальную футболку через голову, и, усаживаясь на кровать, повернулся ко мне спиной.
— Нательную живопись заценишь?
— Кирилл…
Вот вообще не интересно — нашел же момент…
— А может хоть одним глазком? Вдруг обнаружишь там что-нибудь любопытное?
Нехотя я все-таки сосредоточила взгляд на его бугрящейся лентами упругих мышц загорелой спине. Кое-что из его татуировок я смутно помнила… Вот причудливая цифровая схема, вот какая-то мудреная надпись, очевидно, на латыни… Еще одна… А вот…
Я оторопела.
Широко распахнула глаза.
Перестала дышать.
Даже потрогала, чтобы убедиться — она настоящая…
Не просто какая-то маленькая татуировка…
Это была целая зарисовка!
Мрачная и одновременно прекрасная.
Черный лебедь, гордо расправивший крылья в озере осколков…
Стоп-кран все-таки сорвало.
Слезы полились из глаз горячими кривыми ручейками.
— Как красиво-о…
И болюче.
До чего же болюче…
— После того, как свел твое прозвище… мне стало так херово… Вообще перестал спать… — задушенным шепотом. — Ведь, как бы там ни было, это важная страница моей жизни… Первая безумная любовь. Через несколько дней я снова пришел в тату-салон… Мы долго рисовали эскиз… На спине — потому что ты вставила нож мне в спину, задев сердце. Раскурочила его к херам… Остались одни осколки. Ты — мой черный лебедь. Лебедева Алина. Вот такая у нас с тобой на грани помешательства любовь.
— Раздень меня, Кирилл, — попросила тихо, оставляя на его шее влажный след от своих губ.
Чуть отстранившись, словила жаждущий мужской взгляд. В нем было столько нескрываемого обожания и любви, а ведь я так до конца ему и не открылась…
Призывно выгнувшись, позволила Кириллу избавить меня от футболки, оставшись в простеньком белом бюстгальтере. Адреналин в крови подскочил до критических значений… Сердце вытворяло что-то немыслимое в груди.
— Лебедева… — нагло пожирая потемневшим взглядом. — Я тебя сдохнуть как хочу…
Я расстегнула бюстгальтер, медленно стягивая лямки вниз, позволяя предмету одежды упасть к моим ногам.
Кирилл шумно сглотнул, осматривая мое обнаженное тело маниакальным взглядом. От животного выражения на дне его огромных зрачков в ложбинке выступила испарина. Звук в миг отяжелевшего дыхания жениха ласкал слух.