Надежда варвара (ЛП)

Путешествие было таким медленным — и таким холодным, — что у нас не было возможности развить наш резонанс. К тому времени, когда мы останавливаемся почти каждую ночь, мы оба настолько устаем и наполовину замерзаем, что даже спаривание, вызванное кхай, нас не привлекает. Наши кхаи были в основном молчаливыми — возможно, понимая, что наши тела слишком устали, — но внутри меня постоянно ощущается низкий гул энергии. Кажется, оно усиливается по мере того, как мы приближаемся к дому, и я наблюдаю за Химало, пока мы идем. Я очарована тем, как двигаются его плечи, когда он шагает, и медленным, ровным взмахом хвоста. Хотя большая часть его тела покрыта густым мехом, я трачу много времени, мысленно снимая эти меха и восхищаясь им. Под леггинсами его ягодицы были бы упругими и темно-синими, а бедра — мускулистыми. Его руки под защитными перчатками большие и сильные, и мне нравятся линии его спины. Мечтательно я представляю, как срываю с него тунику и обнаруживаю его под ней совершенно голым.
Конечно, в такую погоду это было бы непрактично, но так приятно, что вся эта кожа внезапно откроется мне.
Когда мы приближаемся к ущелью, Химало двигается быстрее, его шаги ускоряются. Теперь, когда наша цель близка, он полон энергии. Однако по мере того, как мы подходим ближе, мое облегчение сменяется нервозностью. Как племя отреагирует на наше возвращение? Мы оба пропустили все дни празд-ника, и об этом обязательно нужно упомянуть. Повторно. Что, если они будут дразнить нас из-за того, что мы ушли?
Хуже того, что, если кто-то скажет что-то, что разлучит нас как раз в тот момент, когда мы снова вместе? Мы были вместе на тропах, в дикой природе и были счастливы. Что, если это изменится теперь, когда мы снова будем рядом с другими? Нервничая, я выставляю вперед свой хвост, задевая его. Он немедленно переплетает свои пальцы с моими в успокаивающем жесте.
Я чувствую себя лучше. Во всяком случае, немного.
— Все в порядке? — Он оборачивается через плечо, поглядывая на меня.
— Просто мой разум полон плохих мыслей, — говорю я ему. Мне все еще трудно сказать ему, о чем я думаю, не становясь при этом в оборону, но я пытаюсь. Прежняя Айша отбросила бы свои опасения и отпустила обидный комментарий.
— Все будет хорошо, — успокаивает он меня. Старый Химало промолчал бы. — Ничто из того, что они говорят, не должно причинять боль. Они — наше племя. Они хотят, чтобы мы были счастливы. — Он останавливается и оборачивается, протягивая ко мне руку. Он берет мои руки в перчатках в свои, на его лице озабоченность. — Что тебя так беспокоит?
Я качаю головой.
— Это… трудно объяснить. — Хотя его руки, держащие мои, помогают. — Я чувствую… иногда мне кажется, что племя меня не понимает. Когда я горевала, мне казалось, что они не понимают, почему мне потребовалось так много времени, чтобы пережить это. Почему мне от всего становится грустно и почему я прячусь. Я чувствовала, что они хотели, чтобы я вела себя так, будто не страдаю, и от этого было еще больнее. — Я облизываю губы и выпаливаю то, что меня больше всего беспокоит. — Что, если мы вернемся, и все вернется на круги своя?
— Невозможно, — говорит мне Химало своим глубоким, успокаивающим голосом.
— Как это невозможно? — спрашиваю я. Я вижу, как слишком легко впадаю в уныние.
— Потому что я буду рядом с тобой каждое мгновение каждого дня. Когда ты будешь хмуриться, я буду целовать твои губы, пока ты снова не улыбнешься. Когда тебе будет грустно, я буду крепко прижимать тебя к себе, пока ты снова не станешь счастлива. Когда мы будем спать, это будет вместе, под одними и теми же мехами.
Я вздыхаю, потому что то, что он говорит, звучит так мило.
— Ты обещаешь?
— Обещаю. Ты — мое сердце, Айша. Ничто не стоит перед тобой. Ты понимаешь?
Я медленно киваю и двигаюсь вперед, в его объятия, прижимаясь к нему.
— Я все еще не чувствую себя готовой снова увидеть всех. Пока нет. Я бы хотела, чтобы мы могли забежать в дом и просто закрыть вход ширмой и не выходить, пока не будем готовы.
  
Он хихикает и гладит меня по щеке своей перчаткой.
— Сердце мое, мы можем сделать именно это.
Я удивленно поднимаю на него глаза.
— Действительно? — Мой Химало более общителен, чем я. Он любит быть в кругу племени и разговаривать у костра. Я та, кто отстраняется первой, та, кто была бы довольна сидеть дома у своего собственного маленького очага, а не в окружении других. Я предвкушала наше возвращение как бесконечный час племенных торжеств, обмена историями, когда люди кормят нас и суетятся вокруг нас, пока мы не сможем ускользнуть. И хотя это звучит приятно, в то же время это звучит утомительно. Химало наслаждался бы каждой минутой этого, но я бы предпочла укрыться в своих мехах, пока не буду готова встретиться с ними лицом к лицу. Мне приятно слышать, что он хочет того же. — Ты уверен?
— Если это то, чего ты хочешь, то это то, чего хочу я. Остальные могут подождать с празднованием. — Он гладит меня по спине. — Мы можем попросить Фарли переехать из твоего дома, развести костер и отдыхать, пока не будем готовы выйти.
Я снимаю перчатку, затем наклоняюсь и глажу основание его хвоста там, где он выглядывает из-под кожи.
— Возможно, пройдет некоторое время, прежде чем я захочу увидеть остальных. — Когда я слышу, как он втягивает воздух, я усиливаю хватку. Хвост ша-кхаи чувствителен у основания, там, где он соединяется с кожей, а Химало там более чувствителен, чем большинство других. Я лениво задаюсь вопросом, выяснили ли это люди… и что они выяснили такого, чего я не знаю. Возможно, мне стоит как-нибудь спросить Клэр. Я провожу пальцами по нижней стороне его хвоста. — Когда ты остаешься со мной наедине, я могу чувствовать себя… очень необщительной.
— Тем более обнадеживающе, — говорит он с хрипловатыми нотками в голосе. — Означает ли это, что ты готова исполнить «резонанс», Айша?
— Я… все еще немного напугана.
— О потере комплекта?
В моем горле образуется комок.
— А что, если мы снова его потеряем? Что, если мы снова будем страдать?
— Мы не позволим этому снова сломить нас. — Он наклоняется и прижимается своим носом к моему почти в поцелуе, который кажется каким-то более интимным, чем слияние губ. — Посмотри, как далеко мы продвинулись. Мы разговариваем, не так ли? Мы говорим то, что раньше скрывали. И я скучаю по Шамало. Я все равно буду скучать по ней. Но в моем сердце есть место для большего.
Я тоже так думаю. Так много еще любви. Именно то, что я так сильно хочу их, приводит меня в ужас. Что, если я захочу, но этого никогда не произойдет? Неужели я обречена держать только чужие комплекты и никогда — свои собственные? Я бросаю на него панический взгляд.
— Прекрати, — бормочет Химало, качая мне головой. — Ты слишком много беспокоишься. Что бы ни случилось, мы встретим это вместе. Позволь миру делать то, что он делает. Я возьму все это на себя, пока рядом со мной будет идеальная пара.
Его слова наполняют меня теплом. Я игриво фыркаю.
— У тебя странное представление об идеальном.
— Нет, не странное. — Он улыбается. — Мой идеал — высокая, сильная женщина с прекрасной голубой кожей и щедрым, отдающим сердцем. Женщина, у которой в сердце есть запасной огонь.
В моем горле снова образуется комок, потому что с ним мне так хорошо. Как же мы раньше так отдалялись друг от друга?
— Ты — мое сердце, Химало, — шепчу я. — Давай никогда больше не будем плохо относиться друг к другу.
— Никогда. — Он утыкается носом в мой нос, а затем прижимается своими губами к моим. — Мы будем ссориться время от времени, но мы должны помнить, что нам лучше вместе, чем порознь.
Я снова провожу пальцем по нижней стороне его хвоста.
— Я хочу, чтобы мы были вместе. Больше всего на свете.
Он издает низкое горловое рычание.
— Женщина, я близок к тому, чтобы бросить тебя на этот снег и заявить на тебя права прямо здесь.
Мое тело покалывает от возбуждения, и я чувствую ответную волну жара между бедер.