Червь (СИ)
Вот засада, крыльями можно или вместе махать или вообще не махать! А, ладно, мимо так мимо!
— Зачем мимо? — кричит Дроздов, ворвавшись с двух ног в моё сознание. — Выпустить шасси!
Шасси? Старый, ты совсем уже поехал?
— Лапы, дебил, используй лапы! И хвост!
Точно! У меня же есть хвост!
Расправив хвост как веер, и поджав его под себя, я притормаживаю. Снижаюсь и даю круг. УРА! Окидываю деревню взглядом. Закрываю глаза, запомнив, где и что. Нужный мне запах тянется от дома, что совсем недалеко от меня. Притормозив, начинаю пикировать, а когда остаётся до крыши дома пару метров, вскидываю крылья и с грохотом в неё впечатываюсь. Бьюсь прямо грудью о деревяшку, оставив на ней клювом и когтями неглубокие царапины. Больно, сука… Отскочив от крыши, снова вскидываю крылья, делаю прыжок. Затем еще один. И вот я стою, вонзив когти в доску.
Мелкими шажками иду на мычание коровы и хрюканье свиньи. Подхожу к краю крыши и вижу во внутреннем дворе дома что-то похожее на мини ферму: стойло на шесть голов, курятник. Всё это разместилось на ковре блестящей грязи, перемешанной с лепёхами навоза. Я отсекаю ненужные мне запахи, и вижу тот самый, уходящий в угол невысокого забора, у подножья которого стоит деревянный ящик накрытый крышкой из тонких досок. Охереть, теперь я не только слышу вонь с закрытыми глазами, но и могу видеть её воочию! Там где крышка ящика слегка сдвинута в бок, виднеется щель, из которой вырываются расплывчатые языки смрада, как жар от огня, и тучи мух. Конвекция тухлятины в природе.
Слетаю с крыши и планирую к тому самому ящику. Сажусь на краешек. Оглядываюсь. Людей рядом нет, а на животных мне похую. Главное не запалиться, я, вроде как, на чужой территории. Так, а теперь займёмся грабежом.
Заглядываю в тёмную щель, манящую меня как чисто выбритая пихва сочной блондинки. И вижу красно-синюю субстанцию похожую на желе, что тоже как у блондинки.
Ф-у-у-у-у-у! Всё облепили мухи, жужжание стоит как над трупом двух недельной давности, что оставили на солнце. Но, выглядит вкусно! И сочно! А этот запах, м-м-м!
Мои чёрные веки закрываются, чтобы мухи в глаза не лезли. Щербатый клюв, испачканный засохшей кровью, я целиком вонзаю в студенистое содержание ящика. Это что-то мясистое, свежее. Еще тёплое. Тряся головой, я вырываю себе кусок от общей массы и пытаюсь его проглотить, целиком и так жадно, словно это последний кусок мяса в моей жизни. Проглатываю и сразу лезу обратно, за новой порцией! Вонзаю клюв и жру. Вонзаю и жру! Смотрящая на меня сквозь гнилые доски корова, у которой там, где должны быть рёбра — коричневая корка, напоминающая засохшую кровь с застрявшими в ней мухами, начинает громко ссать, заливая брызгами свои ноги и стену стойла. Рядом хрюкает свинка. А я жру.
ЖРУ!
Неистовое удовольствие охватывает моё тело, мой птичий разум. Новая еда, попадая в желудок, вытесняет в кишки слегка переваренную старую пищу, чему я только рад. Я ждал её. Она уже возле меня, приперла к стенкам кишок и умоляет меня, чтобы я к ней присосался. Прям как та сорокапятилетняя баба, что вжала меня в стену на пятом этаже грязной “хрущёвки”; я всего лишь дотащил тяжёлый короб до дверей её квартиры. Никогда не отказывайте женщинам!
Я присасываюсь и сосу.
Просовываю голову поглубже и сосу.
Из моего ануса вылетает что-то со свистом и размазывается белой кляксой о доску забора.
Голос, призывающий жрать, умолк. Молчит и Дроздов. А это значит, что всё охуительно!
Можно еще полакомиться, впрок. Мало ли что… Но всё же, меня мучает один вопрос — что это за божественная еда, оставленная тут без присмотра?
Похер! Жрём, пока дают! Вставляю клюв в пахучий фарш и вдруг слышу знакомый голос:
— Роже, смотри, — кричит пиздюк, — эта та гадкая птица! Папа не для тебя собирает потроха и отходы!
Зря ты это сказал… Весь аппетит отбил, маленький паразит! Хорошо, что я успел наесться. И зачем ты, так яро размахивая руками, бежишь на меня?
Облачённый в серую льняную рубаху и покрытые жирными пятнами штаны из мешковины, пухлый паренёк лет десяти с дебильной стрижкой под горшок, выскочил из двери и ломанулся ко мне, погружая свои голые ступни по щиколотку в грязь.
Хлюп-хлюп-хлюп.
— Отто, это обычная ворона! — говорит ему девчонка.
— Нет! Эта та самая! Я запомнил её по лапам — на них нет палец! Кыш! Пошла вон!
Я отпрыгиваю как кузнечик, затем еще раз, пока не упираюсь в забор. Блин, подстава. Надо выбираться! Не то чтобы я испугался, он от мысли, что я только что погружал своё лицо… морду… клюв в рыбьи потроха и жрал неизвестно что, мне захотелось блевануть. Видели хоть раз птицу, блюющую на асфальт? Нет? Ну вот и не увидите! Жрачка была отменная! Или всё же гадость… Я запутался!
Рыжий паренёк, тот, что Отто, схватил кривую ветку, зачем-то стоящую возле стойла, и, подняв её над головой как меч, побежал на меня. Он широко открыл рот и кричит:
— А ну пошла прочь!
Маленький засранец! Хер тебе! И не таких кабанов раскидывал по углам!
Ветка со свистом врезается в моё маленькое тельце — и это пиздец как больно! Искры хлынули из глаз, из жопы, из клюва. Ударом меня смахнуло с ящика на землю, погрузив в тёплую грязь.
— К-а-а-а-а-а-р!
Бля, как больно!
Повезло, что еще по голове не попал. Но я вижу, что парень сам охуеват от происходящего. Возможно, ему даже жалко меня. Да, так оно и бывает. Впервые врезав кому-то, сразу же становиться его жаль. Стыдно за свою силу, за своё превосходство. Но после второго, а тем более третьего удара ножом — становиться похер. Хочется бить и бить. И уже не важно — кто перед тобой!
— Ты видела? — кричит пацан без малейшего сожаления, — Я попал! Сейчас добью летучую крысу!
Ах ты поганец! Какая я тебе крыса!
Он подскакивает ко мне, замахивается, а я только и думаю, как бы съебаться отсюда. Дрын паренька практически охуячивает меня, но тонкие ветки, торчащие во все стороны, врезаются в землю вокруг меня и срабатывают как пружины. Кусок дерева лишь слегка коснулся моих перьев, как тут же отскочил на место, и полетел в воздух, готовясь к новому удару.
Пора!
— К-а-а-а-а-а-а-р!
Я быстро вскакиваю, вскидываю крылья, испачканные липкой грязью, и начинаю ими яро махать, рассчитывая, что это хоть как-то напугает пиздюка. Но ему похер. Он снова опускает руку с длинной палкой.
Стряхнув грязь, я почувствовал лёгкость в крыльях, словно сняли оковы, скинули кандалы. Новый взмах и вот я уже оторвался на полтора метра от земли, как раз на уровне лица пиздюка. Ветка проносится в миллиметре от моего клюва и с чавканьем погружается в грязь.
Пацан, ты промазал! А что это значит? Правильно! Теперь моя очередь бить!
Я бросаюсь на него. Острые когти нацелились точно ему в лицо, искривившееся тупым негодованием.
Бросок.
Я вгрызаюсь в его руки, и успеваю глубоко поцарапать, содрав лоскуты бледной кожи.
Он начинает дико визжать, а вместе с ним визжит и Роже. Такого они точно не ожидали! Ну тогда вот вам еще порция адреналина. Я кидаюсь с новой силой, размахивая черными длинными крыльями. У меня уже неплохо так получается. Пару нападений на людей и стану профи. Практика — наше всё!
Я легко держу равновесие, могу с легкостью зависнуть в воздухе, подкорректировать удар. Наношу новый удар, после которого воздух разрывается детским визгом. Мне нравиться! Кричи громче! Пусть вся деревня сбежится, посмотрим на меня в деле!
Крылья хлопают по воздуху со всей силой, выбрасывая глухие шлепки. Мычит корова, хрюкает свинья. Мухи продолжают жрать помои, не обращая ни на кого внимания.
Дрын выпадает из расцарапанных до крови ладоней и падает на землю. Малец загораживает лицо руками, но изредка вскидывает руки, пробуя меня отстранить пятернёй. Нет, не прокатит! На нах клювом!
Перед тем как он начал крутиться, я успел расцарапать ему всё лицо и руки. Ударил пару раз ему по шее. Попробовал вгрызться когтями в волосы, но уже понял, что мне это всё надоело. Нужно экономить силы и лишний раз не вмешиваться в подобные происшествия. Энергию тратить только ради охоты. Только ради еды! И ни как иначе! Бляяя… как же скучно быть птицей!