За пределами разрыва (ЛП)

— Нет. Продолжай ей звонить.
Снова набираю ее номер, но на этот раз он сразу попадает на голосовую почту.
Она выключила телефон?
Я уверен, что в любую секунду мне станет плохо, но когда я вижу черное такси, остановившееся в нескольких машинах впереди, сердце замирает у меня в груди. Наблюдаю, как девушка с каштановыми волосами сгорбилась на обочине машины, ее тошнит.
— Это она, — говорю я, с трудом набирая воздух в легкие, — это Элиана. Остановись.
Отстегиваю ремень безопасности и выпрыгиваю со стороны пассажира, прежде чем машина полностью останавливается.
Я чувствую жжение в ноге, бегу к ней, как раз когда ее снова рвет, и часть рвоты попадает на мой ботинок, но мне все равно. Притягиваю ее к себе и обнимаю дрожащее тело.
— Мне нехорошо, — бормочет она.
— Ш-ш-ш, все хорошо, мое солнышко, — говорю я, поглаживая ее по спине.
Я наблюдаю, как таксист достает из багажника ее чемодан и сумку, протягивая их Габриэлю, а тот принимает от него стодолларовую купюру. Запрыгивает обратно в такси и уезжает, оставляя нас наедине с ней.
— Как она? — спрашивает Габриэль, держась на безопасном расстоянии и разглядывает блевотину на земле и моих ботинках.
— Сильное похмелье, — бормочет она, отстраняясь от меня, — и меня укачало в машине.
Она проводит руками по своим каштановым волосам, путаясь в идеально уложенных назад прядях.
— Я буду в машине.
Габриэль берет ее сумки и кладет их в свой Мерседес, после чего возвращается к водительскому сидению, и двигатель машины с грохотом заводится.
Она смотрит на меня своими грустными зелеными глазами, ее губы слегка подрагивают.
— Ты действительно собиралась бросить меня вот так просто? Без прощания и объяснений?
Я не могу сдержать дрожь в голосе.
Когда я увидел билет на столе, надеялся, что она не пойдет на это, или, по крайней мере, что поговорит со мной об этом прежде, чем сделает это, может быть, даже попросит меня пойти с ней.
Но она попыталась уйти, ни с кем не попрощавшись, как будто я не имел для нее значения, как будто она не сказала мне, что любит меня.
— Гриффин, — шепчет она, по щеке катится слеза. — Все очень сложно. Есть вещи, о которых я тебе не рассказывала.
— Так расскажи мне.
Горький смех вырывается из ее уст.
— Это не так просто…
— Но это так, Элиана. Ты можешь рассказать мне все, что угодно, и это не изменит моего отношения к тебе. Хочешь сбежать? Хорошо, но я пойду с тобой. Ты не можешь убегать от меня, как будто то, что у нас есть, ничего для тебя не значит.
Я чувствую, что могу полностью потерять ее, если буду продолжать настаивать, но мне нужно, чтобы она знала: что бы она мне ни сказала, это не изменит моих чувств к ней. Я в этом, хорошо это или плохо, но я не оставлю ее.
— Ты значишь для меня все, — всхлипывает она.
— Тогда скажи мне.
Она качает головой из стороны в сторону, делая шаг назад, чтобы оставить между нами некоторое расстояние.
— Ты скажешь мне уйти, как только я это сделаю. Ты поймешь, что из-за меня твоя нога становится все хуже, и возненавидишь меня за это. Я не могу смотреть, как это происходит, Гриффин.
Мне физически плохо от того, что она так говорит о себе, как будто она верит в то, что о ней написали в той статье.
Мышцы желудка спазмируют, а желчь поднимается к горлу. Я хочу выследить Алекса Янга и всех остальных в ее родном городе, кто хоть как-то причастен к тому, что она так себя чувствует.
— Ничто из того, что ты говоришь, не может заставить меня ненавидеть тебя, солнышко, — я делаю шаг к ней и провожу пальцами по ее щеке, стирая слезы, — потому что я люблю тебя.
Слова повисают в воздухе, вероятно, шокируя меня больше, чем ее.
Наблюдаю за тем, как в глазах мелькает неуверенность. Я не виню ее за то, что она сомневается в моих чувствах, учитывая, что несколько недель назад я пытался избавиться от нее.
Глаза расширяются.
— Ты любишь меня?
Я сокращаю расстояние между нами в два быстрых шага, не позволяя этому моменту ускользнуть от меня.
— Люблю. Поэтому ты не можешь уйти, — я смахнул большим пальцем еще одну слезинку, — без меня. Поэтому, пожалуйста, доверься мне настолько, чтобы рассказать. Поверь, что я люблю тебя настолько, чтобы не убегать и не отталкивать.
 
Она кивает, когда из ее глаз льются новые слезы.
— Хорошо, — она делает дрожащий вдох, — ты помнишь, как мы были на маяке, и я рассказала тебе о несчастном случае?
Я киваю, хватаюсь за ее руку и поглаживаю по тыльной стороне. Знаю, что она собирается сказать, Габриэль рассказал мне все недостающие детали, но мне нужно, чтобы она рассказала мне. Мне нужно, чтобы она доверяла мне настолько, чтобы довериться мне, прийти ко мне, когда ей будет тяжело. Чтобы она смотрела на меня как на свое безопасное место.
— Когда меня выписали из больницы, я обнаружила, что кто-то распустил обо мне слухи, утверждая, что именно из-за меня погибли мои родители, — свободной рукой она ковыряется в швах на джинсах. — Какое-то время это были просто слухи, но потом кто-то написал статью в школьной газете, обвинив меня в поражении школьной футбольной команды, и моя репутация талисмана невезения закрепилась.
Мне хочется притянуть ее к себе, заключить в объятия и сказать, что ей больше не нужно это переживать. У меня разрывается сердце, когда я вижу, как она дрожит передо мной, как слезы текут по лицу.
Но заставляю себя молчать, запоминая страдания на лице. Я больше никогда не позволю никому причинить ей такую боль.
Я никогда не позволю ей снова перенести такую боль.
— В конце концов, местная газета узнала о моей репутации, и меня стали обвинять во всем плохом, что происходило в городе. Меня прозвали «талисманом несчастья» нашего города.
В конце ее голос дрогнул, и она посмотрела на меня грустными глазами.
Я улыбаюсь ей, целуя в лоб.
— И ты думала, что я поверю в это? Слухи — это не факты, Элиана. С тех пор как ты появилась в моей жизни, мне только везет.
Ее брови сошлись в замешательстве.
— Но твоя нога…
— Это моя собственная вина, — перебиваю я, — врачи говорили мне не возвращаться, но я все равно вернулся. Ухудшение моей травмы было неизбежно с того момента, как я решил пойти против их указаний. Ты тут ни при чем. Так что, пожалуйста, не верь всякой ерунде, которую они о тебе написали.
Она фыркает.
— Кто-то угрожает разоблачить меня. Это испортит имидж команды и принесет эти слухи в Сальтвотер-Спрингс, а я этого не хочу.
Я нежно притягиваю ее к своей груди, зарываясь рукой в каштановые волосы и обхватывая другой талию. Она зарывается лицом в мою грудь, теплые руки крепко обхватывают мою середину.
— Я уже разобрался с этим. Это были Меган и некто по имени Алекс Янг.
Чувствую, как она напряглась в моих руках, прежде чем вырваться из моей хватки и нахмуриться.
— Ты только что сказал Алекс Янг?
Я киваю.
— Меган утверждает, что он продал ей статью о тебе.
— Полагаю, она никогда не встречалась с Алекс Янг лично, — говорит она, нахмурившись, — потому что Алекс Янг — моя бывшая лучшая подруга.
— Независимо от того, Алекс это или она, люди Габриэля сейчас выслеживают их и сажают в тюрьму. Мы собираемся наконец-то положить конец этим статьям.
— Не хочу торопить это счастливое воссоединение, но мою машину эвакуируют, если мы останемся здесь еще дольше, — кричит Габриэль из своей машины.
Она хихикает, и этот звук так прекрасен, что у меня в груди все сжимается от счастья, когда я беру ее за руку и веду на заднее сиденье его машины, забираясь туда вместе с ней.
Он поворачивается и смотрит на нас, пока мы пристегиваем ремни безопасности.
— Если тебя стошнит в моей машине, я заставлю тебя тренироваться так же усердно, как и остальных членов команды по серфингу.
Он бросает взгляд на Элиану, передавая ей бутылку воды.
Я наблюдаю, как она с улыбкой закатывает глаза, а затем берет у него бутылку и пьет воду, пока мы присоединяемся к остальным участникам движения.