Дионисов. За власть и богатство! - II (СИ)

— Бабник… Вы бабник… приезжайте, если, конечно, найдёте меня.
Вот примерно в таком настроении я и отправился на ковёр к Его Сиятельству Князю Белому.
  
Глава 40
 
Мечи и пулеметы
 
— Вот мы и встретились снова, ублюдок, — пробормотал я, проведя рукой по щетинистой морде напротив.
Нет, разумеется, не по морде князя Белого — по морде Зверя. Перед встречей с князем в вестибюле дворца подошёл проведать чучелко. Чувства, что я испытывал в свое время к этой твари, уже поутихли, и я встретил навечно замершее чудище как старого знакомого. К тому же, учитывая совсем недавние обниманцы с Надеждой Константиновной, было очень даже полезно посмотреть на что-то отвратительное, богомерзкое и несколько понижающее настроение. Войти, так сказать, в адекватный, мрачный режим перед встречей с князем.
Ждать пришлось недолго — камердинер Его Сиятельства позвал в зал для приёма.
На этот раз князь сидел по-турецки за низким столиком, полным фруктов и графинчиков с соками и компотами.
— Присаживайтесь, Александр, — указал он на подушки напротив.
Первое, что я обнаружил на столике — виноград. Зелёный, мелкий, явно ещё недоспевший. Его было совсем немного, но я бесцеремонно сграбастал пару ягод и попробовал.
Кислый. Сорт явно не винодельческий. Впрочем, даже и такие находятся под строжайшим запретом — хотя виноградники у богатых особо однозначно имеются.
— Вчера пришёл рефрижератор из Чили, — прокомментировал князь и тут же перешёл к делу. — Что ж, де Онисов, как ваши успехи? Слышал, вы уже навели шуму. Собрали инвестиции и строите завод. Создаёте рабочие места. Расправились с бандой мотобандитов, сбросив главаря со скалы. Подожгли конюшню Замойских…
— Эм, тут, боюсь, имеет место преувеличение, ваше Сиятельство.
— Ничего-ничего, наш уговор по-прежнему в силе. Я сдерживаю свои обещания не трогать вас до тех пор, пока вы не представляете угрозу для меня и тех, кто мне дорог. Замойские к ним не относятся. Хотя и люди, близкие к ним, намекали, что неплохо бы приструнить выскочку. То есть, вас.
— Пусть попробуют, — пожал я плечами.
— Вот как? — хмыкнул князь. — Что ж, хотел бы попросить вас об одном одолжении. Переключить своё внимание на несколько куда более важного для нас обоих противника.
— Какого именно?
— Точно вам не скажу. Для начала спрошу вас — как вы относитесь к гипотезе, что через месяц, с приходом двухтысячного года, нас ждёт конец света?
— Прямо скажем, с некоторой иронией, — сказал я, а сам вдруг и задумался.
Ну, смешно мне было, потому что уже один 1999-й год я уже пережил. Как и наступление 2012-го, «предсказанного» календарём майя. Но я вдруг подумал — а что, если действительно какая-то нездоровая ерунда произойдёт? Ведь произошла же она в этом мире в каком там, в 1600-м?
— Вижу, вы задумались, — хмыкнул князь. — Но, так или иначе, люди слегка обезумили. Во-первых, с каждым годом, особенно в связи с последними событиями, растёт число беглецов. Разного рода черни, бегущей из Метрополии. Во-вторых… Сухой Закон. Вы же наверняка слушаете длинноволновое радио зарубежных противников Императора, как и любой уважающий себя юноша бунтарских взглядов?
— Никогда не имел такой привычки, — признался я. — А что, надо?
— Ну… злые языки говорят, и это обсуждается уже повсеместно, что произошёл дворцовый переворот, очень многие главы Великокняжеских родов не выходят на связь. И что Император… кхм… — тут Кирилл Карлович остановился и задумчиво пожевал ещё пару виноградин, а после решил не продолжать, рассудив, что намёк на нечто серьёзноё мной понят и так. — Могу сказать, что часть подобной информации имеет под собой основание и не является более государственной тайной. И говорят, также, что Сухой Закон — это не просто набор правовых актов и модной молодёжное движение. Это серьёзная политическая сила, фактически, новый рыцарский орден, провозгласивший свободу от алхимии. И они рано или поздно заинтересуется как беглецами, прибывшим на нашу землю, так и теми, кто позволяет беглецам быть. Поэтому…
  
— Мне нужно оружие, — продолжил я сам. — Много оружия. Крупный калибр, гранаты, огнемёты, что-нибудь такое. Желательно с патронами. Я готов служить и охранять долину, княжество и Империю от внутренних и внешних супостатов, но обычного стрелкового у меня нет.
— Какой вы шустрый… что ж, будет вам оружие. Не скажу, что хорошее, мне бы не хотелось привлекать внимание имперский инспекции, вдруг нагрянет. Могу сбыть вам только уже списанное, под ремонт. Но мне нужно заключить с вами сделку. Сделку, о которой должны будете знать только мы…
Вечером того же дня ко мне в имение под видом стройматериалов привезли прицеп, крытый брезентом. Под ним покоилось восемь крупнокалиберных пулемётов «Шпагин-ББЧШ4», то есть предназначавшихся и использовавшихся когда-то для Больших Боевых Человекоподобных Шагоходов-4, а также запас боеприпасов к ним и сварочный аппарат.
С ними прибыл неприметный и неразговорчивый господин в гражданском, в котором читались погоны государевого инженера рангом не ниже подполковника, назвавшийся Иваном Ивановичем.
В обмен на столь щедрый подарок у меня теперь был должок. Я обязался по первому зову явиться на помощь. Либо прибыть во дворец князя и защитить его, княжество и близких ему людей. Либо в случае начала волнений выполнить какую-либо грязную работу. Если с первым я был согласен безоговорочно — Кирилл Карлович воспринимался мной как удобное и полезное «лицо во власти», то со вторым я был готов поспорить. В любом случае, подумалось мне, решение будет за мной, а из сложных политических ситуация я уже выбирался не раз, выкручусь и тут, мне не в первой.
Под прикрытием ночи мы производили очистку и ремонт — частично в подвале Фламберга, частично в мастерской тётушки, куда отвезли четыре из восьми пулемётов.
Надо сказать, что «пулемёты» — громко сказано. Три из них представляли собой обломки, у двух был некомплект деталей, а один был насквозь проржавевший.
Но мы сотворили чудо. Вернее, сразу несколько чудес.
В первую очередь собрали из восьми пулемётов четыре. Гипотетически, можно было бы кое-как сделать и пятый, но не хватало части деталей.
Один из пулемётов на вращающемся постаменте мы установили прямо по центру комнаты донжона наверху башни. Можно было развернуть ствол в любую из шести бойниц и стрелять на все триста шестьдесят градусов по окружности и на сто десять градусов по высоте.
Два пулемёта украсили отремонтированные обломки башенок с двух углов ограды усадьбы — у главного въезда напротив реки и по диагонали, там, где уже строился мой завод.
А четвёртый, последний пулемёт мы с вернувшимся из временного заточения Степаном приварили на съёмную вращающуюся раму в кузов «Антилопы Гну».
— Разве так кто-то делает? — спросила Ангелина в процессе.
— Теперь — делают, — усмехнулся я.
И отдельным чудом явилось то, что Иван Иванович совместно с Ангелиной между делом починили электрический щиток в доме. В общем, когда Иван Иванович покинул нас, Ангелина с мужиками заменила часть проводки, что-то запаяла, завела генератор, и…
— После каскадного замыкания пришлось переложить все провода в доме! Мы наконец это закончили, — объяснила Ангелина, прыгая от радости.
Фламберг впервые за много лет озарился электрическими огнями!
Что ж, оставалось теперь во всеоружии ждать призывов о помощи.
И послание с таким призывом не заставило себя долго ждать. Только вот пришло оно совсем не оттуда, откуда я его ждал. Послание явилось ко мне на третий день, среди темной ночи в долине Лауры. Его принесло с теплым ветром и ароматом винограда с запада.
Четыре обворожительные обнаженные гурии явились мне во сне. Сияя обнаженной кожей и блистая огромными глазами, они просили, они умоляли меня. Молили.
Земля. Воздух. Огонь. Вода. Как по учебнику.
На вид все девицы — самый сок, и выбор был совершенно не очевиден.