Разведенка. Как я мужика искала... (СИ)

— Шиздец какой, — выдавливаю.
До откровений Николая Владиславовича я думала, у меня полный шиздец, а, оказывается, у меня ещё ничего так, бодрячком…
Дети, пусть ещё обижаются на нас с Лешей, всё-таки отвечают на телефонные звонки.
Я понимаю, как мы оба наломали дров в желании уколоть друг друга больнее, как я понесла правду в массы, что папка ваш — вонючий кобель, что они должны встать на мою сторону и лишить его той поддержки и любви, которые у него были.
  
Больше всего, к стыду своему, я прошлась по дочери, обвинив, что она всегда на стороне папули, что она всегда была его любимицей, что он просто перекупил ее деньгами.
За последнее мне больше всего стыдно: я упрекнула дочь тем, что она приняла от отца машину в подарок, что он помог знакомствами с устройством на работу.
За нежелание встать целиком на мою сторону я наказала Олесю тем, что обвинила ее в предвзятости, обозвала папочкиной жополизкой и сказала, что без него она ни хрена не может, что он во всем ей потакал и подмазывал любой ее успех.
Мне кажется, Олеська мне этих желчных слов никогда не простит.
Она психанула и уволилась с очень хорошей фирмы и теперь в попытке доказать, что она может достигнуть всего сама, разбивается в лепешку на работе, начиная с низов…
Настроение у меня, конечно, стало совсем не кокетливое.
Посмотрела на чужую жизнь без прикрас и поняла, как много дров наломала в своей. Как за попытками поквитаться с мужем, отстраниться от него обидела дочь, как не хотела замечать этого до нынешнего момента.
Поэтому после потока болезненных откровений мы ели почти молча, мне кусок в горло не лез.
На мои плечи легла тяжесть вечера, этого разговора, своей непростой судьбы и осознания, что к этим годам приходишь с грузом жизненного опыта, что чужой опыт может быть ещё тяжелее твоего.…
— Поехали ко мне? — буднично предложил Николай, расплачиваясь за ужин.
Наверное, глупо было ждать, что он станет долго ухаживать, приглашать меня на свидания и прочее.
В его глазах я не та, за которой стоит бегать с букетами в руках, скорее, отчаявшаяся разведенка. Есть миф, что чем гаже и сложнее был развод, тем яростнее разведенка кинется всем другим мужикам доказывать, что она ого-го… Станет бешеной фурией в постели.
То, что босс перешел так быстро от неловкого ужина к предложению прыгнуть в постель, лишь доказывает, что ничего серьёзного за его предложением не кроется.
Такие мужчины, как Николай, долго не размазывают.
Делают то, что считают нужным.
Берут то, что хотят.
Мне вдруг стало зябко.
И захотелось уйти.
Но позволят ли мне сделать это….
  
Глава 12 
 
Лиза
— Хороший вечер, — улыбаюсь Николаю.
— Продолжение будет ещё лучше, — улыбается он.
Улыбается так довольно и чуточку сыто, будто уже стянул с меня трусики и нагнул над кроватью. Я знала, что босс в разводе, но не придавала этому значения. Просто почему-то именно сейчас вспомнила все шепотки о нем, мол, мужик пошел в разнос после развода, баб имеет пачками.…
Слухи слухами, но неспроста же он сразу предложил поехать к нему.
Как-то не хочется мне быть ещё одной….
Просто.… ещё одной в его списке баб.
Но что важнее всего, мне и секса с ним не хочется, и даже банальных поцелуев, объятий каких-то.
Я не знаю.
Контакта близкого точно не хочется… И если мне даже поцеловать его не хочется, то как я буду с ним, прости-господи, трахаться?!
Меня накрывает пониманием, что я развелась с мужем.
Только сейчас понимаю, что развелась с мужчиной, который был единственным моим мужчиной на протяжении целой жизни.
Я с ним жила дольше, чем без него.
Вся моя взрослая сознательная жизнь — это он, Леша, и больше ни-ко-го другого.
Все, что я знаю о мужчинах, о сексе, об отношениях — это наш опыт, наши шаги, взлеты и падения.
А теперь… все….
Теперь в моей жизни не будет этого мужчины, появятся другие.
Чужие.
Незнакомые, со своими мадагаскарскими тараканами, вкусами, привычками и жизненными шрамами, которыми к определенному возрасту обрастаем все мы.
И если шрамы любимого только украшают, то чужие шрамы могут пугать и даже отталкивать.
Вот теперь точно всё.
Мне становится интересно и в то же время жутко страшно, до какой степени мы могли докатиться во взаимной ненависти и желании сделать друг другу больно.
Упали бы на самое дно, как Николай со своей женой?
Я просто не представляю, какой зашкаливающей силы должна быть жестокость, чтобы осознанно отправить жену за решетку? Какой силы должна быть ненависть, чтобы она в ответ каждый год писала ему письма, желая смерти?
Понимаю, что не знаю и не хочу, не хочу этого знать. Я хочу верить, что мы с Лешей оказались лучше и выше этого, остановились, пока не полетели под откос.
— Пошли? — протягивает ладонь Николай.
— Спасибо за ужин, Николай, — отвечаю ему с вежливой улыбкой, занимаю руки сумочкой и телефоном.
Даю понять, что не спешу принимать его приглашение.
Может быть, удастся отказать вежливо, не обидев его при этом.
Однако Николай делает вид, что не понял или он реально не понимает, что кто-то после ужина может ему отказать?
— Пора переместиться в более уединенное место, — говорит он.
Четко и ясно обозначил свои планы.
Смотрит прямо.
Может быть, и мне пора обозначить свои границы? Я немного растеряна, потому что до этого момента мне не приходилось давать отпор мужикам. У меня был Леша, чёрт побери. Так долго был рядом, что я всегда была под его крылом, всегда в обозначенных отношениях. Он проводил границы и мог жестко поставить на место даже за чрезмерно пристальный взгляд в мою сторону.
Я ещё больше ощущаю зябкость плечами и всей спиной, только сейчас понимая, что там больше нет моего мужа.
Леша вообще мне не муж больше.
Осталась одна и это… как-то накрывает неожиданно сильно.
За все это время я так усиленно отбивалась, так была сосредоточена на том, чтобы уйти от мужа, что даже не задумывалась о том, каково это быть одной и что за этим последует.
У меня пот по вискам и в желудке вдруг появляется нехорошее ощущение, словно меня сейчас стошнит.
— Мне нужно в дамскую комнату, — произношу я.
Поднимаюсь и иду туда, а потом замечаю знакомый профиль, тонкий силуэт, пышные распущенные волосы.
Олеся?
Дочь тоже здесь?
— Олесь! — зову. — Леся….
Она идет под руку с какими-то мужчиной и не останавливается, не замедляет шаг.
Как будто даже напротив, ускоряется.
Под дых бьет пониманием, что видеть меня она не хочет и не собирается.
Я иду следом, но на небольшом отдалении, и рассматриваю дочь жадно.
Дети отстранились от нас, и мы больше месяца, наверное, с дочкой не виделись. Она все время говорила, что ей некогда, ей некогда.
Но правда в том, что она просто не хотела со мной видеться.
Затаила обиду.
Наверное, я это заслужила, то, что дочь не желает меня видеть.
Мне не хватило мудрости быть выше распрей, я не удержалась от соблазна попытаться перетянуть детей на свою сторону и, когда это не удалось, высказалась крайне паршиво о своей дочери, вывалила на нее все свои обиды, часть которых вообще не имела именно к ней никакого отношения, а другая часть была до такого постыдной, что даже вспоминать не хочется.
Мужики-мужики… Боже, тьфу на вас!
Я детей упустила, они меня сторонятся.
И это самое паршивое, что могло случиться.
Чувствую себя прокаженной собакой.
Дочь выходит из кафе, да, вот сейчас, когда она поворачивается левой стороной, я четко понимаю, что это моя Леська.
Моя Леська и какой-то, блин, взрослый мужик!
Он точно не её ровесник, не молодой парень и даже, о чёрт… не мужчина лет тридцати.
Он старше.
Мне кажется, это седина? Или так свет падает?