Наномашины, "Шива"! Том 7 (СИ)
Но несмотря на мерзость, на ужас этой хтонической твари, столь необъяснимой, что мозг отказывается считать её человеком, несмотря на очертания под балахоном, я… больше не страдал.
Я не ощущал урона. То, что заставило меня кровоточить из глаз, ушей и носа, что поставило на колено и едва не вывернуло желудок — теперь не делало ничего. Это была просто необычная, противная, но речь. Буквы! Это был обычный звук!
Полная адаптация к урону. Всё. И больше никакой звуковой урон меня не побеспокоит.
Понимая, во что Наномашины меня медленно превращают, Гнев снова заработал на полную, и адреналин преобразовался в дофамин. И, сжав челюсть, я машинально скалюсь, нагло поднимая глаза на абоминацию гнили и разложения.
— Не. Понимаю, — процедил я.
Король не приближался и почти не шевелился. Но раньше он говорил без запинок и промедлений, тогда как сейчас — будто задумался, не ожидая такого ответа и взгляда.
— тежомоп еН.онзелопсеб И.онсеретнИ.илоб то ясливабзи ыТ.
Я нахмурился. Мне кажется, или его речь напоминает…
«Рой, отрази его слова и выведи мне субтитры!»
«Подними голову, если хочешь говорить с вечным голодом!» — первая фраза. «Ты избавился от боли. Интересно. И бесполезно. Не поможет» — вторая.
Да! Я правильно понял! Его речь действительно отражена, и без болевого эффекта её очень легко разобрать!
Король снова заговорил, но теперь его слова, хоть и звучат задом наперёд, начинают обретать смысл. Наномашины синхронно переводят и выводят подписи снизу.
— Ты пытался остановить неизбежное, — прожужжала орда, пульсируя и переливаясь волной под балахоном, — Королевство всегда берёт своё!
Я медленно поднимаюсь на ноги. Кровотечение остановилось, зрение прояснилось. Теперь я могу говорить с ним. Теперь я могу его понять.
И от этого понимания становится только страшнее.
Какое… нафиг неизбежное.
— Неизбежное? Но я же… убил твоего слугу и сожрал его душу ДО твоего пришествия!
— Думаешь, убив носителя, ты что-то изменил? — в голосе Короля слышится насмешка, — Носитель был лишь дверью. А дверь… уже открыта. Голоду показали место пира ещё в самом начале!
Что-то холодное ползёт по моему позвоночнику. Я вспоминаю, как поглотил душу того человека в костюме. Как она растворилась во мне. И как он… это всё видел.
Очень, ОЧЕНЬ плохое предчувствие ударило одновременно с его подтверждением.
— Ты съел душу двери, человек. Ты забрал моего раба! — Король шагает, и капюшон спадает, обнажая перемешанную груду гнилых, рассыпающихся костей с пульсирующими прожилками внутри, — И теперь ты его заменишь. Ты станешь новым вестником Чумы.
Честно? Даже не нашёл что сказать. Я даже…
— Хах… пха-ха, — рассмеялся я.
— Смех? Чую страх и гнев. Тебе не смешно.
Да нет, просто ржачно! Просто угарно! Ха-ха, истерический смех от осознания всего этого грёбанного абсурда!
Что там Судьба мне говорила? «Иди, Михаэль, спаси людей. Оборви свою судьбу злого чудовища? Можешь… м-м… просто стать ещё и Вестником Чумы сверху нахрен. Ну так, ва-банк играем, чо нет».
Пха-ха, ну какой же абсу-у-урд!
— Нет. Не хочу, — качаю я головой, и несмотря на улыбку и уверенность, мой голос подрагивает, — Найди кого-нибудь другого для своих игр!
Король запрокидывает голову, и его смех похож на жужжание тысячи пчёл:
— О, думаешь, у тебя есть выбор? Ты думаешь, это просьба? — он делает шаг вперёд, — Ты должен заплатить цену Королевству Чумы и Голода!
Воздух становится ещё гуще. Мухи вокруг начинают кружиться быстрее.
— За что⁈ — кричу я, — За то, что избавил человека от страданий? Убил? Так я сделал это своими силами! В обход бессмертия? Это — честно!
— За то, что вмешался в естественный порядок вещей! — шипит Король, — За то, что нарушил баланс. Чумное Царство должно питаться, должно поглощать! Ты забрал раба. Ты забрал инструмент! Ты мешаешь. Нам, — он ударил посохом по земле, — ТЫ МЕШАЕШЬ ОБЖОРСТВУ!
Колокол бьёт, и все мухи загудели, начиная формировать волны по всему куполу.
Странно, но именно сейчас у меня впервые побежал пот по лбу. Холодной, от ужаса. И вместе с тем — глаза полезли на лоб.
Ох… так это и вовсе… само Обжорство. Это не Герцог. Это не его эхо и иллюзия.
Это. Само. Обжорство. Первородный Грех. Во плоти.
Действительно, можно было догадаться, что мухи и крысы — это именно атрибуты Обжорства. Это же не только чума. Это и вечный голод.
Плохо дело.
Не, если смерть людей вокруг я ещё предполагал, то вот перенять роль Вестника Повелителя Мух, что не может умереть, не ощущает любви и чувств, и вынужден вечно кормить господина — уж точно не планировал.
Я протяжно выдыхаю. Успокоиться… особо не выходит. По позвоночнику бегут мурашки.
Но не успеваю я что-либо ответить, как воздух между нами начинает… трескаться? Как будто кто-то разрезает саму ткань реальности, и в образовавшейся щели мелькает серебристый отблеск!
Сначала я вижу каменную, четырехрукую женщину словно из мрамора, сильно напоминающую Линнет, жену Императора. Будто это она и разрезала само пространство! А следом…
К нам под купол из мух выходит и сам Император. Он был без пальто, в жилетке и рубашке. Рукава были закатаны, а чёрные перчатки покрыты кровью, будто он только что кого-то оперировал.
Портал закрывается, и глаза Императора замерцали алым в темноте, а густые чёрные брови медленно хмурились. Он явно сорвался с какого-то процесса.
— Кажется, у нас тут небольшое недопонимание? — спросил Виктор.
На его правой руке, видной из-под закатанного рукава, я замечаю странные письмена, словно выжженные на коже. В полумраке они слабо светятся зелёным, будто… реагируя на присутствие Чумного Короля?
Да. Чем он ближе к Обжорству — тем ярче мерцают письмена на его руке. Это что… контракт?
Он что, и сам сотрудничает с Чумным Королём⁈ Сам Дьявол⁈ Тогда на каких грёбанных условиях⁈
— О, какая встреча, — Император неспешно поправляет закатанные рукава, и письмена на его руках мерцают всё ярче с каждым шагом к Королю, — Давно не виделись, старый… друг.
Последнее слово он произносит с особой интонацией, словно намекая на что-то. Что-то, известное лишь им двоим.
— Тёмный Принц… — рой мух замедляется, — Зачем явился? Здесь нет твоего дела.
— Хм-м… — Император достаёт платок и начинает вытирать кровь с рук, — А мне кажется, есть. Ты собираешься забрать мальчика. Превратить в новую дверь. В своего раба. Уверен?
— Он должен заплатить, — шипит Король.
— За то, что съел прошлого? — Император усмехается, комкая окровавленный платок, — Право слово, тебе ли жаловаться на чужой голод? По-моему, вы с ним вполне родственные души!
Мухи вокруг Короля взрываются бешеным жужжанием:
— Он разрушил планы! Сорвал пир! НЕТ! Он заплатит сам! Лично! Своей душой и разумом!
Император едва заметно качает головой, глядя на меня. Он очень хмурится, будто понимает, куда это идёт, и это ему не нравится.
— Обжорство, отпусти мальчишку. Я уверен, мы с тобой можем…
— Это не тебе решать. Ты не властен над моими намерениями, и не сможешь предотвратить плату. Никто не может. Юнец подписал себе приговор!
Не хочу. Не хочу… быть рабом Обжорства. Но если даже король ритуалистики, Виктор Князев, тот, кто и сдвинул это искусство с мёртвой точки, не может воздействовать на Чумного Короля, то разве моя жизнь уже не…
«Договорись…», — беззвучно прошептал Император, привлекая внимание, чтобы я прочитал по губам, — «Это. Возможно. Но. Только. Ты.»
Чё? Договориться? Вот с ЭТИМ⁈ Да это коллективный разум опарышей, мух и крыс, какая тут сговорчивость⁈
Да чё-ё-ёрт!
Да какая плата, ну какого фига-а-а! Мне нечем платить! У меня даже трудовой книжки нет!
Ладно. Вхух! Раз-два, раз-два! Включаем харизму!
— Ам… можно не надо?
— Нет, — ответили мухи.