Костяной Дом (ЛП)

— За этой стеной есть проход в малую камеру, — объяснил Кит, стоя у стены. Он провел по ней руками и отряхнул ладони от гипса. — Точно, здесь. — Он повернулся к доктору Юнгу. — Только, вы понимаете, когда я был здесь, этой штукатурки не было. Я ее не видел.
— Гипс мы завтра уберем. А потом попробуем проникнуть дальше.
Рабочих послали просеивать щебень в поисках интересных фрагментов, а доктор взял чертежные инструменты и набросал рисунок стены с иероглифами. Затем доктор Юнг, Кит и Хефри приступили к копированию надписей, покрывающих заложенную дверь. Эта задача заняла их до поздней ночи. Очень помогла способность Хефри изображать древние символы.
С восходом на следующий день работы возобновились. Самым опытным рабочим поручили снять штукатурку со стены, закрывавшей вход в потайную камеру, но сначала доктор Юнг убедился, что они точно скопировали надписи. 
— Надо будет расшифровать их потом, — объяснил он, сворачивая последний длинный свиток бумаги. Он кивнул Халиду, и тот приказал рабочим начинать.
— Вы сможете прочесть эти надписи? — с любопытством спросил Кит, наблюдая, как под ударами молота текст осыпается.
— Это очень непросто, — признал Юнг, — но кое-какие шаги мы уже сделали. Каждое новое открытие пополняет наш словарный запас, со временем мы узнаём все больше новых текстов. Правда, здесь я встретил такие символы, которые мне раньше не попадались. Но я верю, что придет день, когда мы сможем читать древние тексты, как ежедневную газету.
— А те, что уже удалось прочесть, о чем там речь? — спросил Кит
— В основном, молитвы, обращенные к разным богам, — призывы к защите гробницы и Ка, то есть души умершего. Есть еще наставления путешественнику в загробном мире. Некоторые тексты, с которыми мне довелось работать, содержат эпизоды из жизни покойного, списки имущества, описания членов семьи, примечательные события и тому подобное. Молитвы повторяются от гробницы к гробнице, так что их мы читаем увереннее всего. 
Кит кивнул. Все его знания о Египте исчерпывались школьными посещениями Британского музея. 
— Может, они из Книги Мертвых, — предположил он. Большой кусок штукатурки упал и разбился, обнажив каменную кладку.
— О, вы и о Книге Мертвых знаете… — уважительно протянул доктор. — Впрочем, в ваше время… А скажите, египтология — популярная дисциплина там, у вас? 
— Очень популярная, — заверил Кит, вспоминая виденные фильмы о мумиях. — Археология — большой бизнес в нашем мире.
— И что же, все загадки иероглифического письма уже решены?
— Ну, я бы не сказал... — начал Кит.
— Впрочем, молчите! Я не должен этого знать. И сам вопрос был ошибкой с моей стороны. — Юнг нервно улыбнулся. — Прошу простить мое нетерпение. Я иногда забываюсь.
— Да ничего, — успокоил его Кит. — Это же простое профессиональное любопытство.
— Так-то оно так, но может привести к весьма печальным последствиям. Одно неосторожное слово, и неизвестно, к чему оно приведет.
— Да я вряд ли смогу сказать что-то серьезное о будущем, — самокритично признал Кит.
— Тем лучше, — заключил доктор. — Давайте не будем рисковать.
— Да, наверное, так будет лучше, — ответил Кит, а сам подумал, сколько всего о будущем он уже наболтал. — Так что там с Книгой Мертвых? — Он довольно неуклюже решил поменять тему.
— На самом деле она называется «Книга наступления дня». Нам еще только предстоит восстановить весь ее текст, но уже сегодня мы располагаем довольно большими фрагментами. — Доктор сделал паузу, собираясь с мыслями, и процитировал по памяти:
Я выпал из тьмы на рассвете под пение птиц,
под шорох деревьев и шелест крыл.
Это утро моего первого рождения, одного из многих.
Прошлое завязано узлом и сокрыто пеленой.
Ветер колышет стяги над храмом.
Земля из тьмы восходит к свету.
Я предчувствую грядущие перемены.
Мысли проносятся передо мной стремительным роем.
Я встречаю день песней.
{Доктор Юнг цитирует «Папирус Ани» из Египетской Книги Мертвых.}
 
— Замечательно, — одобрил Кит. — Мне понравилось.
— Видите ли, речь идет не о смерти, а о воскресении в жизнь вечную. Для древних смерть была просто выходом из тьмы в славный свет нового и лучшего дня. Они были одержимы бессмертием. Их цивилизация выделяла огромные ресурсы на попытку понимания загробной жизни. А все дело в том, что они рассчитывали победить смерть.
Теперь на пол падали целые куски штукатурки, поднимая облака густой белой пыли. Хефри, с влажной повязкой, закрывавшей рот и нос, остался наблюдать за работами, а Юнг с Китом выбрались наружу, чтобы не дышать пылью.
Яркий утренний свет ударил Кита по глазам. Он стоял, часто моргая, и смотрел в небо, чистое голубое небо высоко над головой, и ему действительно казалось, что он выпал из тьмы в сияние солнечного дня. Выйдя из гробницы, он не мог не задать доктору вопрос: 
— Почему древние так любили смерть?
— Кто вам сказал, что они ее любили? — удивился доктор Юнг, вытаскивая из заднего кармана брюк мягкую замшевую салфетку. Он снял очки и принялся протирать запылившиеся стекла.
— Ну, разве они не стремились сохранить тело умершего как можно дольше? Все эти мумии… И они столько сил тратили на возведение гробниц, храмов и всякого такого?
— Наоборот, дорогой друг. Они были влюблены в жизнь! — назидательно сказал доктор, водружая очки на нос. — Именно жизнь во всем ее великолепии. Смерть для них была наказанием. И хотя смерть — неотъемлемый атрибут жизни, они ее не принимали. Смерть рассматривалась как трагическая катастрофа — по крайней мере, несчастный случай на счастливой дороге жизни, и со временем они надеялись научиться избегать ее вообще. Они искали бессмертия именно потому, что хотели, чтобы жизнь продолжалась вечно без конца.
— Ну, наверное, и мы бы хотели…
— А мы не только хотим, мы делаем! — воскликнул доктор. — Ведь мы для этого и созданы. Не знаю, как обстоят дела в вашем времени — возможно, для вас свойственны более просвещенные взгляды, — но в наш механистический век такие мысли все чаще считаются отсталыми и ненаучными. — Он грустно покачал головой. — Слишком многие из моих собратьев-ученых начинают считать религию устаревшей чепухой — детскими сказками времен младенчества человечества, догмами, которые пора бы уже перерасти и отбросить, как несоответствующие научному прогрессу.
— Да, мне это знакомо, — кивнул Кит.
— Но, послушайте, — продолжал доктор, снова сверкнув очками, — чтобы там не думали другие, бессмертие — не сказка, придуманная ради утешения. Скорее, это восприятие, разделяемое почти всеми разумными существами, и заключается оно в том, что наша сознательная жизнь не ограничена этим временем и пространством. Мы не просто комки живой материи. Мы живые духи — мы все чувствуем это от рождения. И в глубине души мы знаем, что итога можно достичь только в союзе с высшей духовной реальностью — реальностью, которая появляется даже в этой земной жизни, чтобы вывести нас за узкие рамки времени.
Кит задумался. Для него мысли доктора оказались совершенно неожиданными, но в них был отзвук… словно весть из дальней страны, некий отголосок истины. Наконец он сказал: 
— Так вы думаете, мы живем вечно?
— О, да. Я уверен. Как я уже сказал, все мы бессмертны.
— Да, вы говорили… — Кит повертел эту идею в сознании так и этак, думая о Козимо, сэре Генри, своих родителях и обо всех тех, кто ушел раньше. — А что, хорошая мысль…
— Вижу, я вас не убедил. — Доктор поджал губы и с сомнением посмотрел на Кита. — Похоже, в вашем времени эта концепция не популярна? — Однако, прежде чем Кит успел ответить, он горячо продолжал: — Но подумайте же, мистер Ливингстон. Сознание — это и есть мы, мы взаимодействуем с материальным миром как сознательные существа и никак иначе. Разве не так?
— Так, конечно.
— Следовательно, сознание очевидно существует. Это легко доказать. Разве вы не можете вызвать в памяти образы далеких мест, друзей и родственников, о которых вспоминаете с любовью, или вещей, которые делали вас счастливым в прошлом? Не можете представить добрые или жестокие дела? Разве вы не признаёте истинность чего-либо, когда слышите о нем, разве вы не определяете мгновенно, красивое или уродливое перед вами? — Он посмотрел на Кита, ища подтверждения, а затем заключил: — Все это и многое другое является проявлением сознания, и все это никак не связано ни материей, ни пространством, ни временем. А раз так, то для наших ограниченных человеческих сознаний вполне естественно стремиться к родству с Единым Великим Сознанием, сотворившим нас, — с духовным сознанием Творца. Слияние с этим божественным сознанием — самая естественная форма существования. — Доктор уперся пальцем в грудь Кита. — Посмотрите, ведь мы даже в нашей обычной жизни ощущаем близость с вечным, вечно живущим Творцом, а уж после смерти физического тела этой связи и вовсе ничто не будет мешать! — Доктор Юнг не ждал ответа. Он был ему не нужен. — Естественно, да, — торжествующе заявил он. — Именно потому, что мы можем установить родство с вечным Творцом, бессмертие — больше, чем сказка. Это вполне обоснованная надежда.