Костяной Дом (ЛП)

— Я надеялся, что это известие доставит тебе удовольствие. — Сетре поклонился, собираясь уходить, но задержался и спросил: — Обряд, который ты планируешь на сегодняшний вечер… Хочешь, я помогу?
— Спасибо. Не обязательно, — ответил Турмс. — Обряд связан с рождением ребенка.
— Да, это простое дело. У меня есть голубь, он тебе послужит.
— Не так все просто, как хотелось бы, — сказал король, и рассказал об опасениях матери. — Она боится, что ребенок уже мертв. — Ты когда-нибудь сталкивался с таким гаданием?
— Один раз было, мой король. Много лет назад. — Он приложил палец к губам, вспоминая. — Тогда я использовал барана, если правильно помню. Но сейчас я бы не стал так делать.
— Почему?
— Тут лучше подойдет ягненок, — сказал Сетре. — Новорожденный. Со старым животным ты рискуешь получить слишком много побочных эффектов. Это осложнит гадание. Нет, нужно молодое животное, и чтобы здоровое было.
— Мудрый совет, Сетре. Пожалуй, я так и сделаю, — медленно проговорил Турмс. — Знаешь, я подумал и решил, что твоя помощь будет нелишней. Ты присмотри за тем, чтобы ягненок или козленок оказались подходящими.
— Как пожелаешь, мой король.
Убедившись, что для церемонии все готово, Турмс вернулся во дворец, в свои покои и, наказав Паше никого к нему не пускать, взял сливу из миски, стоявшей на столе. Снял мантию, повесил ее на вешалку у двери, лег на кровать и закрыл глаза. Но он не спал.
Вместо этого он скрупулезно припомнил все события дня, и пришел к выводу о правильности всего сущего. Все, что происходит в жизни, происходит не просто так. Взять, например, его дружбу с Артуросом. Ему вспомнились счастливые годы, проведенные вместе с ним, а затем долгое и трудное восхождение на престол и последовавшие за этим годы напряженной учебы и подготовки — возможно, все это вело именно к этому дню, когда друг обратился к нему в трудную минуту. Турмс в который раз поразился тому, как даже самые, казалось бы, незначительные действия и события могут в нужный момент оказаться столь значимыми.
Не пренебрегайте мелочами… Это изречение он перенял в Александрии у бородатого восточного мудреца — служителя Яхве — бога, который, как утверждалось, царил превыше всех остальных. Ему поклонялись евреи, не обращая внимания на остальных богов.
Турмс Бессмертный думал об этом, и сердце его вновь воспаряло от осознания того, что для мудрых мелочей не бывает.
На закате, когда солнце начало опускаться в море, превратившееся в подобие расплавленной бронзы, король встал, разделся и совершил троекратное омовение в бронзовой купели. Надел малиновую мантию и шляпу провидца и вышел, наказав Паше привести Артуроса с женой в урочное время.
Король неторопливо шел к храму, а тем временем его разум уже просматривал мириады путей возможного будущего своего друга.
  
ГЛАВА 7, в которой декабрь оказывается самым жестоким месяцем
 
Две одинокие фигуры, закутанные до самых глаз, с трудом пробирались по заснеженным улицам незнакомого им города Харрогейта. Мать с маленьким сыном только что приехали ночным автобусом из Лондона. 
— Стой прямо, — строго наказывала мать сыну, — следи за своими манерами, как я учила. — Она с сомнением взглянула на ребенка. — Ты будешь слушаться? Обещай мне.
Мальчик кивнул, его маленькое личико сморщилось от холода.
— Тебе скоро предстоит стать джентльменом, — добавила она уже помягче. — Не забывай об этом.
— А если он мне не понравится? — Мальчик задал вопрос, который давно его мучил.
— Конечно, он тебе понравится, — убежденно воскликнула мать. — В любом случае, он твой отец. Неважно, нравится он тебе или нет.
— Почему?
— Потому что он твой отец, вот почему, — сказала она ему таким тоном, что мальчик понял — расспрашивать больше не стоит.
Они пошли дальше. На утренних улицах было еще темно. Зимой на севере утро наступает поздно. Под мерцающим уличным фонарем они остановились передохнуть и погреться, притопывая ногами. В нескольких шагах от того места, где они стояли, пекарь отпер дверь, вышел в засыпанном мукой фартуке и принялся снимать ставни, закрывавшие окна лавки. Аромат свежего хлеба разносился по всей улице.
 
— Я есть хочу, — пискнул мальчик, с вожделением глядя на пекарню.
— Скоро поедим, — обещала мать. — Вот придем, и твой отец даст нам чего-нибудь вкусненького. Думаю, у него много вкусной еды, он — прекрасный джентльмен и живет в большом доме с дворецким, горничными, лакеями, каретой и лошадьми. — Она ухватила сына за маленькую ручонку и потащила мимо пекарни. — Идем, Арчи. Нам лучше двигаться дальше, пока не стало слишком холодно.
Так они брели по заваленным снегом улицам города. Позади осталась долгая бессонная поездка в холодном автобусе, на билеты, кстати, ушли почти все их скудные средства. Даже мелочи на такси или пару горячих булочек не осталось. Чтобы отвлечь сына от голода и холода, мать рассказывала ему истории о его отце и особняке, которым сыну предстоит владеть по праву рождения.
Свернули с Хай-стрит и вышли на широкий проспект с большими домами из красного кирпича. Здесь пришлось снова остановиться, чтобы отдохнуть. 
— Я устал, — пожаловался мальчик.
— Еще немного, — уговаривала мать. — Мы почти пришли. — Она указала на большой дом из серого камня в конце улицы; дом был трехэтажный, окруженный высокой железной оградой; он стоял в одиночестве среди обширного сада. — Видишь, Арчи? Вот это и есть его дом. Называется Кеттеринг Хаус. Правда, красивый? 
Матери дважды приходилось бывать здесь раньше, так что дорогу она знала. Впервые она появилась здесь незваной на летней вечеринке. Поводом был день рождения второстепенного члена королевской семьи и пэра королевства, и она, недавно приехавшая из Лондона навестить свою лучшую подругу, просто отправилась с ней. «Пойдем, Джем, — уговаривала подруга. — Будет весело. Соберется много людей — никто даже не обратит на тебя внимания, а Вернон Эшмол — самый красивый мужчина, тебе таких видеть не приходилось».
Она поддалась на уговоры, преодолев врожденную деликатность; так две молодые женщины и оказались на вечеринке. И хотя казалось, что здесь собралось полгорода, ее заметили сразу после того, как они вошли в сад, украшенный китайскими фонариками и красными шелковыми гирляндами. Две хорошенькие молодые женщины привлекли не просто внимание, а пристальный интерес сына Его Светлости.
С бокалом вина в руке и проницательной улыбкой на красивом лице, молодой дворянин хищным взглядом рассматривал двух барышень, а потом, залпом допив вино, отшвырнул бокал в сторону и направился к ним. 
— Вот забавно, — начал он, глядя только на Джемму, – я всех здесь знаю, а вас что-то не припомню?
— О, Вернон! Я и не заметила, как ты подкрался! — в притворном испуге воскликнула подруга.
— Чепуха, Джулиана, — отмахнулся наследник, не сводя глаз с незнакомки. — Лучше скажи-ка мне, кто это восхитительное создание?
— Это моя самая близкая подруга, Джемма Берли, — представила Джулиана, несколько озадаченная интересом молодого человека к подруге. — Она приехала из Лондона на пару недель в гости. Я попросила ее составить мне компанию, уж больно не хотелось одной идти. Надеюсь, ты не против?
— Ну что ты! Нет, конечно, — запротестовал хозяин. — Хотя это довольно серьезное нарушение строгого Эшмоловского Кодекса социального поведения, мои дорогие. Вы же не можете просто так запросто, без приглашения, вломиться на праздник к лорду Эшмолу. Видите ли, последствия могут быть ужасны.
Джулиана рассмеялась. 
— Не обращай внимания, Джем, — сказала она, приблизив свою огненно-рыжую голову к темным кудрям Джеммы. — Он шутит.
— Ничего подобного! С такими вещами не шутят. С вас штраф.
— И каково же будет наказание за столь серьезное нарушение? — рассмеялась Джулиана с наигранной веселостью.
Джемма нервно улыбнулась, не зная, как относиться к словам этого дерзкого джентльмена. Но она не могла не признать правоты подруги: кем бы ни был их хозяин, он был невероятно, просто сказочно красив.