На осколках разбитых надежд (СИ)

Лена стала спешно ходить по комнате, собирая на поднос посуду, потом вспомнила, что так и не погасила все свечи и вернулась к елке, оставив на какое-то время поднос с бокалами. Хорошо, что Рихард не видел этих суетливых движений, выдававших так открыто ее волнение. Он стоял спиной к ней у патефона и перебирал пластинки, а потом запустил одну с плавной мелодией какой-то немецкой песни. Замурлыкал женский голос в патефонной записи.
— Ты не возражаешь? — показал Рихард Лене сигарету, когда поймал ее мимолетный взгляд. Она только пожала плечами резко в ответ и вернулась к уборке. Все что угодно, лишь бы не смотреть на него. Такого по-домашнему расслабленного в распахнутом мундире и расстегнутом вороте рубашки. Совсем не тот собранный и застегнутый на все пуговицы немец, которого она видела недавно в этой комнате.
— Не смогу уснуть сейчас, — так и не закурив почему-то, продолжил говорить Рихард, не обращая внимания на ее явное нежелание поддерживать разговор. — Это как у детей бывает — они перегуливают определенный час, и все, сон как рукой снимает. Нужно ждать. Вот так и у меня. Хотя я в последнее время частенько мучаюсь бессонницей. Подумаю даже, не перевестись ли мне на ночные вылеты, раз так происходит…
Лене вдруг захотелось, чтобы он ушел. Сейчас же. Куда угодно. Хоть к Мисси. Хотя нет, пусть уходит к себе в комнаты и читает книги, которые принес сегодня в комнаты из библиотеки. Но только пусть уходит! И держится подальше от нее.
Движения становились резче и суетливее из-за нервозности, которая никак не желала уходить. Один раз Лена даже стукнула бокал о край подноса, когда переставляла его со столика. Пришлось попытаться успокоиться, иначе она точно разобьет хрусталь, а завтра ей влетит от фрау Биргит и от баронессы в придачу.
— Ты сегодня была молодцом, справилась со всем, — похвалил ее Рихард, перескочив на другую тему. — Я боялся, что в одиночку будет сложно, но ты молодец. Позволь, я помогу тебе…
Лена даже не подозревала, как близко он снова стоит к ней, не расслышав за звуками музыки его шаги. От голоса, прозвучавшего чуть ли не над ее головой, даже мурашки пробежали вдоль позвоночника, настолько она нервничала сейчас. Рихард взялся за один бокалов, чтобы перенести тот на поднос, но Лена успела обхватить ножку и буквально вырвала хрусталь из пальцев немца.
— Не стоит, господин Рихард, фрау Биргит не приветствует такого.
— Здесь нет фрау Биргит, — напомнил он ей мягко, глядя на нее с высоты своего роста. Лена чуть скосила взгляд и увидела кусочек обнаженной кожи в вороте рубашки. Тут же вспыхнула, когда вспомнила о том, как видела его вчера с обнаженным торсом. Широкие плечи и грудь, сильные руки…
— И все же! — помимо воли это прозвучало так высоко, что огорчило Лену. Надо просто не думать о нем, решила она. Надо думать о другом, пока она занимается делом под пристальным взглядом Рихарда. Она будет думать тогда о празднике Нового года в Минске в кругу семьи. О родных. О Коте. Вспоминать именно его улыбку и взгляд глаз. И на мгновение отвлеклась от уборки, когда со страхом поняла, что не помнит, какого цвета у Коти глаза. На ум приходили только светлые глаза Рихарда, и это злило вдвойне.
— Как Катерина? — снова вторгся в ее мысли обладатель голубых глаз, которые она только-только представляла мысленно. И ей пришлось снова поддержать разговор, понимая, что едва ли удастся сейчас уклониться от расспросов.
— У нее совсем заплыл глаз, а еще ей было очень дурно, когда я уходила от нее.
— Наверное, у нее сотрясение мозга, — произнес Рихард задумчиво, отыскав среди пустых бокалов в комнате самый чистый и плеснув в него вина из одной из бутылок. — Надо будет показать ее доктору.
Лена так на него посмотрела в этот момент, что он сразу же понял, что сказал что-то не то, и ответил вопросительным взглядом, требуя пояснений.
— Я не уверена, что это возможно.
— Для меня нет ничего невозможного в этих землях, — произнес чуть раздраженно Рихард, и она с трудом сдержала горькую усмешку. Увы, есть такие вещи, которые не изменить даже всесильному барону фон Ренбеку.
 
— Мне жаль, что такое случилось с Катериной. Это больше никогда не повторится. Ей не стоит бояться ничего здесь. И тебе тоже, — твердо сказал он, делая глубокий глоток вина. Рихард смотрел на нее так пристально через комнату, словно пытался проникнуть в ее голову и разгадать, о чем она думает. А еще, как она подозревала — что именно она видела и слышала, пока пряталась за дверью погреба.
И Лена не смогла отвести глаз от этого взгляда. Хотя читала по его взгляду, что он явно понимает сейчас — для нее не осталось неуслышанным ничего из того, что выкрикивал Клаус в кухне.
Внезапно короткая тишина на патефонной записи сменилась знакомыми звуками вступления к мелодии, которую еще вчера пытался сыграть Рихард на фортепьяно. Мужской голос спустя мгновения запел о любви, заставляя Лену широко распахнуть глаза от удивления этому моменту. Они слушали молча этот романс. Глядя друг другу в глаза через всю комнату. Лене даже казалось, что она разучилась дышать в эти минуты. Мелодия цепляла ее с каждым звуком за живое, а от звука мужского голоса, призывающего свою любовь, так больно что-то сжалось внутри, что навернулись слезы на глаза.
Слышишь, в роще зазвучали трели соловья? Звуки сладкие печали молят за меня.
В них слышны груди томленья, боль любви моей, нот серебряное пенье, сердцу что милей.
Где бы найти силы отвернуться от этого взгляда? Как подавить в себе желание шагнуть к нему и стереть пальцами все хмурые морщинки, что пролегли сейчас между бровей? Коснуться кончиками пальцев его лица и прижаться к нему, прячась на его плече от всего мира. Такого жестокого, без капли снисходительности к слабостям и желаниям.
И позволь мне надышаться, милая моя!..
Игла противно взвизгнула, когда Рихард, первым разрывая нить, натянувшуюся между ними, вдруг протянул руку и остановил запись. Он жадно глотнул вина из бокала, который по-прежнему держал в руке, переменил пластинку в патефоне, а потом отошел к окнам и уставился в темноту, в начинающийся снегопад. Лена почувствовала почему-то себя так сейчас, словно он ударил ее этими звуками веселой и задорной польки, которые наполнили комнату. Но быстро справилась со своими эмоциями, обуздала дыхание, которое так и рвало ее грудь сейчас от странной обиды и наплыва чувств. Старалась как можно скорее собрать всю оставшуюся посуду, чтобы ускользнуть из комнаты и выплакать это непонятное ей горе, которое наполнило в эти минуты ее душу до краев. Будто ее лишили чего-то невыносимого прекрасного. И это чувство почему-то только обострилось, когда задорные звуки польки сменились плавной мелодией вальса. Вспомнила, как замирало сердце, когда она наблюдала вальс баронессы и Рихарда украдкой, и как ей хотелось оказаться на месте его матери. Чтобы он кружил ее и кружил по комнате, так быстро, чтобы все забылось…
Но почему? Почему? Она должна ненавидеть его. Надо научиться ненавидеть, как делала это прежде. Как остро ненавидит Катерина и Войтек.
— Потанцуй со мной.
Лена замерла на месте, когда услышала голос Рихарда. Обернулась на него ошарашенная этими словами. Ей до безумия захотелось преодолеть расстояние, разделяющее их, и хотя бы на мгновения танца почувствовать его руки на своем теле. Странное и такое пугающее желание. Но вдруг ей это просто послышалось? Как отголосок ее собственных мыслей и желаний.
— Потанцуй со мной, — повторил хрипло Рихард. — Всего лишь раз. Пусть это будет твоим рождественским подарком. Сегодня ведь принято дарить друг другу подарки. В Советах так делают?
— Нет, мы не празднуем Рождество. Это религиозный праздник, а в нашей стране нет религии, — ответила Лена, отворачиваясь от Рихарда к столу. Вернулась прежняя волна чувств, которые бушевали в ней всего минуту назад, когда слушала «Серенаду» и смотрела в его глаза. — Мы дарим подарки на Новый год. И украшаем ель тоже к этой дате.