На осколках разбитых надежд (СИ)

Над инструментом висело широкая полоса зеркала в позолоченной раме, и Лена могла видеть лицо Рихарда. Он больше не хмурился, его черты были расслаблены. Длинная челка, до этого момента зачесанная назад, падала ему на глаза, придавая совсем мальчишеский вид. И ее сердце дрогнуло в который раз от привлекательности этого мужчины, к которому ее тянуло с такой невероятной силой. Это совсем не было похоже на любовь к Коте. Это было что-то другое. Манившее подойти, коснуться лбом этой широкой спины, обтянутой полотном рубашки, и так стоять бесконечно. Забывая обо всем просто от того, что он рядом. 
Словно он затмевал все, как солнце, кроме которого ты ничего не видишь на небе, ослепленный его сиянием. 
Мелодии Шопена всегда были для Лены особенными, и не потому, что они часто звучали в зале. Плавный ход музыки кружил ее, пьянил, стирал все вокруг, погружая в свой уникальный мир. Пальцы Рихарда бегали по клавишам, но у Лены было ощущение, что он касается не фортепьяно, а играет на струнах ее души, вызывая снова странные чувства и эмоции. Она не могла оторвать взгляд от отражения его лица в зеркале, любовалась им, впитывала каждую эмоцию, которые мелькали на том изредка. И настолько увлеклась, что едва успела спрятаться за дверью, когда Рихард закончил играть и вдруг поднял голову. Убежала еле слышными мелкими шажочками в кухню, где почти до самого рассвета отстирывала винные пятна. 
На следующий день Лена не видела Рихарда. Рано утром он ушел на теннисный корт, где тренировал подачи. Как он и предсказывал, Иоганн не смог составить ему компанию — он страдал от похмелья все утро и был слишком раздражен из-за головной боли и приступов дурноты. Поэтому попросил Лену вывезти его в парк под прохладу тени деревьев. 
— Посиди со мной, Воробушек, — просил Иоганн, морщась. Даже простые фразы вызывали у него приступы. — Вдруг похмелье убьет меня… Ох, проклятое 
пти
вердо
! Оружие французов против немца… О, спаси несчастного старика, Воробушек! Сбегай к Биргит, попроси у нее еще аспирин. Иначе я точно умру сегодня. 
Лена могла бы выбрать маршрут, минуя корт, если бы решила бежать короткой дорогой. Но она намеренно побежала по длинному пути, ругая себя, что удлиняет муки Иоганна. Ничего не могла с собой поделать — ее одновременно и тянуло пробежать мимо корта, и гнало прочь от него. Лишь бы не увидеть Рихарда и самой не попасть ему на глаза!
Нужно было держаться подальше. Это было ее твердое решение. И не только потому, что она боялась, что немец понравится ей еще больше, а потому что хотела сохранить о нем совсем другие воспоминания. Моменты у озера и его удивительная игра на фортепьяно. Как жемчужины. 
Вечером Рихард снова сидел за фортепьяно в гостиной, а Лена наблюдала за его игрой через щель прикрытой двери. На этот раз он выбрал Бетховена, снова возвращая Лену в прошлое. Правда, на короткие мгновения. Его пальцы плавно двигались по клавишам, и звуками музыки заново писались новые воспоминания. Лена смотрела на Рихарда из темноты украдкой, наслаждаясь музыкой. И его присутствием, как приходилось признаться самой себе. Впитывая каждое мгновение, как впитывает растение живительную влагу. 
На следующий день Руди, в последние дни пропадающий в городе из-за репетиций шествия на День Равноденствия, принес телеграмму от баронессы, что она не сможет приехать из Берлина еще несколько дней. После последнего налета была разрушена часть железнодорожных путей на разных участках, что означало длительный ремонт из-за сложности работ и предстоящих выходных по случаю праздника. 
— Что ж, — произнес Иоганн, откладывая в сторону телеграмму. — Вот ведь как выходит. Анни, должно быть, сейчас злится, что поехала в Берлин и разминулась с Фалько. Недаром ведь говорят, что терпение — это одна из главных добродетелей. Значит, Фалько придется ехать в Берлин на авто, чтобы успеть увидеться с матерью. А я думал, что он подольше побудет в Розенбурге!
Это были отличные новости для Лены. Ведь это означало, что на праздник в замке никого почти не останется. Шансы на благополучный побег вырастали. И в то же время Лена почувствовала легкий укол в сердце, услышав эти слова. 
 
— Ты не отнесешь Фалько телеграмму, Воробушек? — попросил Иоганн, протягивая ей листок. — Он закончил игру и сейчас, должно быть, у себя. А потом принесешь мне сочинения Скотта? Они лежат на столике у кровати. Ты легко найдешь эту книгу. 
Лене не доводилось бывать ранее в комнатах барона фон Ренбека. Эти покои были под рукой Урсулы, именно она делала в них уборку. Наверное, именно поэтому она так нервничала, когда стучала в дверь спальни Рихарда. К ее счастью, ей никто не ответил на стук, и она шагнула в комнату, намереваясь оставить телеграмму на видном месте.
Первым, что Лене бросилось в глаза, был голубовато-серый мундир на спинке стула с ненавистными ей нашивками. Она замерла на пороге, взгляд заметался по комнате в надежде отвлечься от этого символа войны, о котором она никогда прежде не думала. Для нее до сих пор Рихард был просто немцем, таким же, как Иоганн, который никак не мог принимать участие в нападении на ее страну. Наверное, ее ввела в заблуждение штатская одежда, которую предпочитал Рихард здесь, в Розенбурге.
Лену вывел из минутного замешательства запах табачного дыма, который донесся с балкона. Рихард был здесь, как она заметила через полупрозрачную вышивку тюлевых занавесок. Стоял на балконе, уперев ладони в балюстраду, отчего мышцы спины резко обозначились через тонкую ткань майки. Лена и раньше видела мужчину в таком виде. Например, Ротбауэра, когда он брился, не прикрыв дверь комнаты. Но впервые этот интимный наряд вызвал в ней странную смесь ощущений — от замешательства до какого-то странного ощущения в животе.
Рихард словно почувствовал ее взгляд и обернулся резко. А потом шагнул в комнату, отбросив занавесь в сторону.
— Какого черта тебе тут надо? — спросил он грубо.
— Пришла телеграмма, — протянула ему листок Лена. Он выхватил телеграмму из ее рук и быстро пробежал по тексту глазами. Лена же поспешила отвести взгляд в сторону от его обнаженных рук в проемах майки и снова наткнулась взглядом на мундир. А потом заметила на комоде рядом фуражку с высокой тульей и пистолет в кобуре.
— Ну? — донеслось до уха Лены нетерпеливо, и она повернулась к Рихарду. Его вид без ошибки подсказал ей, что он ждет ее ответа на вопрос, который она не услышала сейчас.
— Дядя видел? — повторил он раздраженно, тряхнув телеграммой.
— Господин Иоганн полагает, что вам следует выехать в Берлин.
— Будто бы дядя не знает маму! — произнес Рихард мягче. — Ставлю все до последнего пфеннига, что она будет здесь уже во вторник. Если ей захочется, железнодорожники даже проложат новые пути в кратчайшие сроки. Ехать в Берлин сейчас означает шанс разминуться снова. А мне бы этого не хотелось.
Рихард скомкал телеграмму в комок и выбросил в корзину для бумаг, стоящую возле письменного бюро. А потом развернул стул и уселся расслабленно, закинув босые ноги на столешницу. При этом он успел подхватить теннисный мячик с пола и сейчас крутил его в руке. Лена чувствовала себя совсем неловко — разрешения уходить он не давал, но и ничего не говорил ей, делая вид, что ее здесь нет.
— Откуда ты? — неожиданно спросил Рихард после минутной паузы. Все его внимание было сосредоточенно на мячике в его длинных пальцах, и Лена разозлилась этой демонстрации.
— Из Минска. Это город в одной из республик СССР, — ответила она, старательно скрывая свои эмоции.
— Господин Рихард, — произнес он резко. И когда посмотрел на нее и поймал ее вопросительный взгляд, пояснил. — Разве Биргит не рассказывала правила этого дома? Всегда нужно добавлять «господин», когда разговариваешь со мной или дядей. Именно так поступает прислуга в Розенбурге.
Лена подумала в эту минуту, что должна быть благодарна ему за это издевательское поведение сейчас. За повод ненавидеть себя, как и должно было. За то, что он показал, что, несмотря на красивую внешность, он точно такой же гнилой внутри, как другие нацисты, которых ей довелось прежде встречать. Словно красивый перезревший плод. Нельзя было обманываться взглядом его голубых глаз и очаровательной улыбкой.