Не проси прощения (СИ)

— Мне нужно поговорить с вашим мужем, Анатолием Васильевым. Меня зовут Виктор Горбовский. Передайте ему, пожалуйста, что я хочу пообщаться и что это касается его сестры.
Замок моментально щёлкнул — и перед Виктором возникла полноватая брюнетка лет тридцати, с очень белой кожей и добрыми голубыми глазами. Не накрашенная, в обычной жёлтой футболке и тёмно-коричневых штанах, она была какой-то до невероятности уютной и милой, словно сошла со страниц детских книжек про самую лучшую маму.
— Здравствуйте, — сказала она чуть дрожащим голосом и отошла в сторону. — Меня зовут Лена, и я очень рада, что вы пришли. Проходите, пожалуйста…
Да, Виктор готовился к очередной битве, но оказалось, что его приготовления были напрасными. И жена Толи, и его маленький сын-первоклассник по имени Рома, и сам Толя — все встретили Горбовского так, будто давно ждали. Усадили за стол, накормили овсянкой и бутербродами, напоили вкуснейшим чаем с ароматом ежевики — и всё спокойно, естественно, без лишних вопросов. Словно он подобным образом завтракал в кругу их семьи множество раз…
Странное ощущение. Какое-то шизофреническое. Виктор однажды читал роман, в котором у героя неожиданно изменилось прошлое и это повлекло за собой изменения и в будущем. Может, и с ним произошло подобное? И пока он поднимался по лестнице, где-то что-то перемкнуло, и теперь окажется, что не было никакой связи с Дашей и инфаркта у Иры?..
Но нет, увы. Такое бывает только в книгах и фильмах.
— Я на самом деле рад тебя видеть, Витя, — спокойно сказал Толя, когда Лена и Рома ушли в комнату собираться на прогулку. — Но не могу не поинтересоваться, что привело тебя сюда. Просто так прийти ты точно не мог. Не после того, как мы все повели себя словно последние свиньи.
Горбовский настолько удивился, что рассказ про состояние Иры буквально застрял у него в горле.
— Что ты так на меня смотришь? — усмехнулся Толя, не отрывая взгляда от лица Виктора. Толины глаза были копией глаз Иры — такие же светло-серые, ясные… Горбовскому этот оттенок всегда казался похожим на свечение серебра. — Да, теперь я думаю иначе. Потому что сам… не безгрешен, в общем. Понял, как это может быть, когда всё одно к одному, ещё и родные отворачиваются, не дают ни единого шанса, разговаривать не хотят. Можно было бы иначе… тогда, наверное, Иринка не прожила бы последние двенадцать лет как тень себя прошлой.
Тень. Виктор уже слышал это выражение, но из уст Вронской. И оно причиняло боль — потому что, как бы Толя сейчас ни обвинял себя и остальных, виноват во всём был всё же он, Виктор. Не будь он сволочью, ничего бы ни случилось.
— Знаешь, я много раз пытался её вытащить из этого всего, — глухо и очень грустно продолжал Толя. — Знакомил с разными людьми, таскал всюду с собой, чтобы развлекалась. Думал, со временем в её глазах всё-таки зажжётся прежний огонь, появится желание жить. Но нет. Ира так и осталась тенью. И я задумался… что было бы, если бы мы все — ну, или хотя бы один из нас, — вели себя иначе?
— И до чего додумался? — вздохнул Виктор. Он тоже рассуждал много раз на похожие темы, но правильного ответа найти не смог. Возможно, потому, что, в отличие от Толи, не знал, как отреагировала сама Ира… чего она тогда хотела? Действительно ли — развода и раздела имущества? Или чего-то иного?
— До очень неутешительного, Витя, — усмехнулся Толя. — Неутешительного для нас всех. Мы приняли решение за Иру. Я, мама наша, твои родители. Максима и Марину не считаю — они были подростками и ожидаемо обиделись. Но мы? Никто ведь и не спрашивал, а что, собственно, думает сама Ира. Я серьёзно говорю, не шучу — никто и не подумал спросить. С одной стороны, потому что мы не хотели лишний раз нервировать, напоминать… А с другой — потому что даже не допускали мысли о том, что Ира может думать иначе. Может хотеть выслушать тебя, дать тебе шанс. Пусть не сразу, пусть позже, после лечения, через год-два… Но дать шанс. И сами не дали ей возможности поступить подобным образом, принять решение самой. Надавили на неё. И Ира, естественно, сломалась — у неё в то время не было сил противостоять, она с трудом держалась, буквально едва жила.
 
— Толя, если бы я попытался тогда вернуться, у неё могло не выдержать сердце, понимаешь? — возразил Виктор, качая головой. — Я потому и отступил, что боялся за Иру. И вы боялись, вот и отсекли меня, как раковую опухоль.
— В том-то и дело. Мы не врачи, чтобы ставить диагнозы. И ты, может, не раковой опухолью для неё стал бы, а совсем наоборот. Я не знаю, но теперь думаю, что стоило попробовать быть мягче. Андрей Вячеславович, кстати, тоже так считает. И Борис. Ты с ним уже познакомился?
— Да. Отличный парень.
— Марине очень повезло, — кивнул Толя, улыбнувшись. — Но давай вернёмся к настоящему времени… Что-то с Ирой?
66
Ирина
Близнецы покинули её квартиру только после обеда. В общей сложности они пробыли у матери почти пять часов и за это время успели сделать столько — в том числе обеспечить её едой если не на целую неделю, то на половину точно, — что Ирина диву давалась. Максим помыл все полы, вычистил ванную и туалет, вытер пыль и заткнул окна, а Марина кучу всего наготовила и помыла за собой посуду. При этом не ворчала даже, а ведь Ирина знала, что дочь терпеть не может мыть посуду и всегда раздражается, когда приходится это делать. Но в этот раз Марина как будто не придала этому значения. Единственным, из-за чего она немного побурчала, была грудь, которая к часу дня наполнилась молоком и начала нещадно болеть. Возможно, если бы не этот факт, то близнецы задержались бы ещё дольше, но, как только Марина пожаловалась, Ирина тут же выгнала их взашей. Чтобы молоко не перегорело.
И сразу после того, как Марина и Максим ушли, Ирина позвонила Борису — хотела узнать, что, собственно, происходит и отчего в её квартире такой десант с утра пораньше. Но зять не сказал ничего необычного.
— Ирина Витальевна, всё в порядке. Я просто слегка поругал вчера Макса и Марину, сказал им, что они козявки, раз до сих пор не видели, где вы живёте. За месяц мать не удосужились навестить — безобразие. Вот они и решили приехать, помочь вам, так сказать, обустроиться.
— А почему Ришка называет Виктора… отцом?
Мгновение молчания, а потом изумлённое:
— О! Да? Ну, значит, мои уговоры постепенно достигают цели, и она начинает понемногу оттаивать. Замечательно, Ирина Витальевна! А теперь извините, Ульянка проснулась, надо её накормить.
— Держись, — посочувствовала Ирина Борису, который в свой законный выходной вынужден был сидеть с новорождённым ребёнком в отсутствие матери. И даже немного стыдно стало — надо было, наверное, сразу выставить из квартиры Марину и Макса. Пусть бы ехали домой, к своим. Обошлась бы она и так, своими силами. Всегда же обходилась, сейчас-то что изменилось?
А около трёх часов дня, когда Ирина собиралась лечь перед телевизором и пощёлкать пультом, неожиданно написал Виктор.
«Ириш, я заеду? Надо отдать тебе кое-что».
«Отдать? — удивлённо поинтересовалась Ирина. — А что? Ты мне вроде ничего не должен».
Виктор проигнорировал её выпад, ответив просто:
«Увидишь. Так я могу заехать? Это не займёт у тебя больше пары минут».
«Ладно», — ответила Ирина, мгновение посомневавшись. Любопытство всё же перевесило.
Хотя, наверное, не только любопытство…
67
Виктор
Решение заехать к Ире было спонтанным. И немного эгоистичным, потому что Виктору безумно хотелось увидеть её. Позаботиться тоже, но увидеть чуть ли не сильнее — а это, считал он, уже не совсем правильно. В первую очередь Виктор должен думать об Ире, а потом о себе. А то будет как двенадцать лет назад, когда он пошёл на поводу у собственного эгоизма, забыв про семью. Ни к чему хорошему не приводит, когда только о себе думаешь, — это Виктор теперь понимал отлично.