Вторжение (СИ)

Первый удар был нанесен, когда основная масса войск противника уже была за Мекензиевым хутором. Появившиеся позади них казаки нагнали немного отставший от главных сил состоявший почти исключительно из турецких войск арьергард и немедленно напали на него.
Те не растерялись и, перегородив узкое дефиле своим строем, сумели отбить первую атаку. Впрочем, радовались они не долго, поскольку в дело вступила конная артиллерия. Но если ранее в распоряжении походного атамана имелось только две легких, то теперь ему придали еще одну тяжелую… «батарейную батарею №3»!
  
Объяснялась эта тавтология просто. Когда-то давно, во времена яростных схваток с Наполеоном, артиллерийские бригады подразделялись на роты. Вооруженные малокалиберными 6-фунтовыми орудиями и ¼-пудовыми единорогами считались легкими. Имевшие же более тяжелые 12-фунтовые пушки и 1\2 пудовые единороги именовали «батарейными». Потом артиллерийские роты стали батареями, но разделение на «легкие» и «батарейные» сохранилось.
В общей сложности, в распоряжении полковника Тацыны оказалось 24 орудия, бивших по турецкому строю гранатами и картечью. Ответить лишившимся в ночном бою артиллерии османам было нечем, поэтому они медленно пятились назад, отчаянно отстреливаясь от наседавших гяуров и умоляя союзников о помощи.
Но если британцы оказались глухи, то идущие, с другой стороны, дороги полки из 1-й бригады дивизии Жозефа Винуа все-таки смогли спустя четверть часа развернуться и прийти на помощь избиваемым османам. Не имея возможности вернуть по забитой дороге артиллерию, генерал бросил в бой свою легкую пехоту.
Несмотря на то, что Алжирские стрелки и зуавы больше привыкли действовать в условиях пустыни, они смогли продраться сквозь заросли на помощь избиваемым туркам и метким огнем вынудили казаков отойти.
Тем временем, идущие в авангарде части англичан достигли позиций занятых пластунами. Сумевшие отлично замаскироваться пешие казаки сначала без единого выстрела вырезали идущее впереди охранение, после чего дождались основных сил противника и открыли огонь, обратив особое внимание на офицеров и сержантов.
Первый залп практически поголовно вооруженных нарезным оружием черноморцев лишил передовой батальон большей части командования. После чего между ними завязалась ожесточенная перестрелка. Но если одетые в щегольские красные мундиры англичане представляли из себя прекрасные мишени, то пластуны в своих темных черкесках оказались на фоне еще буйной сентябрьской листвы оказались не слишком заметными.
Когда же прибывшие на смену убитым командиры сумели навести среди солдат относительный порядок и повели их в штыковую атаку, выяснялось, что противника и след простыл. Но стоило англичанам продолжить движение, как буквально за следующим поворотом все могло повториться заново.
Тем не менее, зверевшие от неудач британцы продолжали упорно двигаться вперед. Командовавший авангардом генерал Броун приказал выделить для передового охранения дополнительные силы, и теперь их колонна шла под прикрытием густой цепи стрелков, углубившихся еще дальше в лес. Поначалу все шло относительно не плохо, но из-за густой растительности и пересеченной местности отдельные солдаты или даже небольшие группы вынуждены были отрываться от основных сил, после чего тут же пропадали, как будто их никогда не было в рядах королевской армии.
Иногда, впрочем, до остальных доносились крики о помощи и даже выстрелы, но, когда британцы попытались прийти на выручку своим товарищам, обнаруживали разве что их наскоро обобранные трупы, а иногда и просто пятна крови.
После одного из таких случаев, окончательно рассвирепевший командир 1-й бригады генерал Кодрингтон, выстроив один из линейных батальонов и обнажив шпагу, встал во главе и сам, в лучших традициях наполеоновских войн, повел в атаку на невидимого противника.
— Вперед, ребята, — кричал он, размахивая клинком. — Покажем этим трусливым тварям, каково драться с англичанами лицом к лицу.
Подчиненные охотно поддержали своего командующего и поперли по такому враждебному и успевшему им осточертеть крымскому лесу, как стадо лосей во время гона. Впрочем, догнать быстроногих пластунов оказалось не так уж просто. Просачиваясь как тени или призраки сквозь густые заросли, они постоянно ускользали от своих преследователей, пока лес не поредел и уставшие и потные после погони британцы вышли на широкую поляну.
— Вот они, сэр! — закричал какой-то солдат, показывая генералу на фигурки убегающих казаков.
— Ату их! — обрадовано заревел Кодрингтон, почувствовавший себя вероятно охотником, и побежал вперед.
Подчиненные заорали — «hurrah» [2] и понеслись вслед за след за своим начальником. Казалось, еще миг и они настигнут неуловимого врага и порвут в клочья. Но едва британская пехота вырвалась на прогалину, как с флангов ударили митральезы, а с фронта открыли частый огонь «Шарпсы» двух рот балтийской морской пехоты. В считанные минуты батальон лишился доброй половины личного состава. Ведший его в атаку генерал погиб первым, получив сразу несколько пуль одна из которых оказалась смертельной.
А затем на его оставшихся без командования солдат со всех сторон набросились пластуны. Не имея на своих ружьях штыков, они рубили их шашками, кололи кинжалами, резали бебутами. Казалось, прошло всего несколько мгновений, но немногочисленные английские солдаты оказались перерезаны, а тем, кому посчастливилось выжить, не разбирая дороги бежали назад.
Но и это было еще не все. Прекрасно зная, что никакой другой дороги у противника нет, приданные Тацине флотские минеры устроили на ней несколько ловушек. Большинство из них представляло собой глубокую узкую яму, в которую закладывался пороховой заряд, а сверху насыпались камни, или железный лом. После чего к ним прокладывались провода и все это тщательно маскировалось. Некоторые были сделаны прямо на дороге, другие расположены на обочине. Оставалось лишь дождаться, когда там окажутся вражеские солдаты или повозки обоза и замкнуть цепь.
Первый взрыв произошел прямо под копытами лошадей драгун 2-го эскадрона 13-го легкого полка. Убив и покалечив добрую дюжину всадников и еще больше коней, он заставил их товарищей разбегаться в разные стороны, после чего сработали заряды, заложенные на обочине.
И хотя говорят, что каменная картечь уступает по убойной силе чугунной, она наносит своими острыми краями ужасные раны, которые потом воспаляются и отправляют несчастных на тот свет, не хуже проклятий средневековых колдунов. Хуже всего было то, что никто не понимал, отчего произошли взрывы и где могут раздаться следующие?
Кое-как, наведя порядок, союзники попробовали продолжить движение, но тут раздались новые взрывы уже под конными упряжками, тянущими по лесной дороге тяжелые пушки. Испуганные лошади рванулись в стороны, перевернув свою поклажу и запутав постромки, а канониры, которые могли бы им помочь, в это время бросились прочь, пытаясь найти спасение от неминуемой, как им казалось, смерти.
Самый большой урон случился от подрыва под повозками артиллерийского парка. На одной из них детонировал порох, раскидав в разные стороны обломки телеги и разорванного на куски возничего. Казалось, еще секунда и за ней последуют остальные, но к счастью для союзников все обошлось. И хотя несколько раненных лошадей пришлось пристрелить, катастрофы все же не случилось.
Зато пока перепуганные солдаты метались в разные стороны и палили по окрестным кустам, не обращая внимания на ругань и зуботычины офицеров, в дело вступили новые участники. На сей раз это были егеря, при поддержке морского стрелкового батальона. Подобравшись на короткое расстояние к обезумевшему противнику, они дали слитный залп, после чего ударили в штыки.
Приведенные в полнейшее замешательство шотландцы и гвардейцы к тому времени совершенно утратили всякое подобие дисциплины, а потому не сразу поняли, откуда им угрожает опасность и продолжали беспорядочно палить во все подряд, больше нанося урон собственным союзникам.