Вторжение (СИ)

— И что, толковый офицер?
— Вне всяких сомнений! Исключительно смел и решителен.
— Отлично. В таком случае, давайте не будем терять времени.
  
Глава 5
 
Полдень давно миновал, когда Стеценко добрался до Кроненталя, где находился 57-й Донской полк. Заметив с комфортом расположившегося в тенечке казака, лейтенант подскакал к нему и отрывисто спросил, где находится полковой командир?
  
— Езжайте прямо, ваше благородие, — не переменив позы, отозвался донец. — Он в самом большом доме квартирует, не ошибетесь.
— Кого там еще черт принес? — сварливо поинтересовался Тацына, когда ему доложили о прибытии неизвестного офицера.
— Да бес его знает, — простодушно отозвался денщик. — Какой-тось флотский!
— Лейтенант Стеценко, прибыл по приказанию командующего!
— И что же угодно, его светлости?
— Императорскому высочеству.
— Что⁈
— Верховное командование над всеми морскими и сухопутными силами в Крыму принял великий князь генерал-адмирал Константин Николаевич! — отчеканил моряк.
— Тот самый? — ахнул никак не ожидавший подобной новости казак. — Он что здесь?
— Прибыл в Севастополь сегодня утром!
— Быстро. Неудивительно, что англичан с французами гонял… не то что наши тюхи!
— Попросил бы! — вспыхнул лейтенант.
— Не обижайтесь, — обезоруживающе улыбнулся собеседник. — Я не представился. Войсковой старшина Тацына Степан Федорович, прошу любить и жаловать!
— Василий Александрович. — представился в ответ по имени-отчеству и моряк.
— Так с чем вас прислал великий князь?
— Извольте, — протянул пакет Стеценко. — Там все написано!
— Читайте, — ухмыльнулся в усы казак, — а то очки где-то запропастились, чтоб их…
Дослушав приказ, командир полка как-то подобрался, застегнул пуговицы на мундире, после чего сунул два пальца в рот и как-то совершенно по-разбойничьи свистнул.
— Слухаю, вашескобродие! — скороговоркой отозвался возникший буквально из ниоткуда растрепанный казачок с горном в руках.
— Играй тревогу, а потом сбор! Казакам седлать коней, а то застоялись, сукины дети…
— Степан Федорович, нельзя ли прежде выделить людей мне? — поинтересовался удивленный так быстро начавшейся вокруг суетой лейтенант. — Иначе, боюсь, не успею выполнить поручение данное мне его высочеством…
— Что полк, что полусотня, — отмахнулся Тацына. — Один черт. Простите, Василий Александрович, не предложил вам чаю с дороги, ибо подобных напитков не держу. Неугодно ли вина?
— Благодарю, но нет.
— Тогда и я не буду!
Не прошло и получаса, как стряхнувшие с себя лень донцы выступили из немецкого поселка. Сначала дозор, а затем основная колонна, во главе которой, покачиваясь в седле, скакал совершенно преобразившийся командир. Если раньше его можно было принять за благодушного и гостеприимного мелкого помещика, привыкшего к праздности в своем имении, то теперь рядом с лейтенантом сидел настоящий степной рыцарь. Готовый в любую минуту обнажить оружие, и повести своих казаков в бой.
Рядом с ним, вызывая насмешки природных кавалеристов, трясся на своей лошадке Стеценко. Казаки двигались следом, а замыкала их колонну конная Донская батарея № 3 под началом есаула Поздеева, которую многоопытный войсковой старшина счел разумным прихватить по дороге, благо стояли они рядом. Двенадцатифунтовые пушки и полупудовые единороги — очень весомый аргумент при любых раскладах. И это грело лейтенанту душу, как и любой моряк он верил только в мощь больших калибров.
Уже на подъезде к городу, им повстречалась уныло бредущие по дороге солдаты во главе с офицером.
— Кто такие? — грозно спросил Тацына.
— Исправляющий должность коменданта Евпатории, майор Броницкий, — представился тот.
— А солдаты?
— Слабосильная команда Тарутинского егерского полка.
— И много их таких убогих?
— Почти две сотни. А вы собственно кто?
— Вот видишь, Василий Александрович, — ухмыльнулся казак, не обращая внимания на недоумение нового знакомого. — Прежде у нас в отряде только конница была с артиллерией, а зараз еще и пехота добавится. Все по науке! Ты, голубь мой, бери казачков и займись своим делом, а я с господином майором свое исполню!
— Да что происходит⁈ — явно теряя терпение, повысил голос Броницкий.
— Война, сударь!
Вторжение в Крым началось с того, что в Евпаторийскую бухту на полном ходу зашел двухпушечный пароход «Карадок» командера Дерримана под парламентерским флагом. Быстро осмотревшись и не заметив противника, англичане подали сигнал, после чего за ними последовали два колесных пароходофрегата: шестипушечные «Сампсон» и «Файербренд». Еще один на этой раз винтовой 31-пушечный «Трибьюн» встал на якоре развернувшись к берегу, прикрывая таким образом своих куда скромнее вооруженных товарищей.
Всего для захвата города и порта было выделено в общей сложности 3000 штыков, при восьми осадных и четырех легких «горных» орудиях. Поскольку большую часть из них составляли османы, общее командованием десантом поручили турецкому генералу Юсуф-паше.
Однако англичане и французы не слишком спешили оказаться в подчинении у восточных варваров, а потому ограничились высадкой в порту и взятием под контроль ближайших к нему зданий и сооружений. Оставив своим «союзникам» честь первыми идти вперед.
Те, впрочем, приняли это как должное. Всего каких-то восемьдесят лет назад все здесь принадлежало повелителю правоверных, и теперь им предстояло восстановить справедливость, вернув эти благословенные земли назад. Отослав людей в разные стороны, Юсуф-паша приказал найти для себя самый богатый дом, справедливо полагая, что, если не поспешить, все самое лучшее заберут себе гяуры, воюющие сейчас по воле всемогущего Аллаха на их стороне.
Один из таких отрядов, примерно в полторы сотни штыков, под командованием мулазима (лейтенанта) Эмин-бея выдвинулся на свою беду в сторону складов. Поначалу все шло хорошо. Русские военные, судя по всему, трусливо покинули город, а местные татары хоть и радовались при виде своих братьев по вере, но пока что на всякий случай предпочитали сидеть по домам. Так что когда османы добрались до большого пустыря перед складами, предупредить о засаде их было некому.
Слабосильные команды в Российской армии издавна предназначались для солдат, любо потерявших на военной службе здоровье, либо же находившихся на излечении после ранения и болезни. Обычно их отправляли куда-нибудь с глаз долой для гарнизонной службы, как собственно и случилось с отрядом майора Броницкого. Тем не менее, прежде все его подчиненные служили в егерях, а стало быть, умели стрелять. Правда, вместо положенных по штату штуцеров у них были капсюльные гладкоствольные ружья, но и попавшие в засаду турки оказались вооружены не лучше.
Первый залп от укрывшихся в зданиях и складках местности егерей стал для османской пехоты полной неожиданностью. Однако большая часть аскеров сохранила хладнокровие, и, повинуясь командам офицеров, ответили коварному противнику более или менее слаженно. Но стоило им разрядить ружья, как на них с воем и гиканьем налетели со всех сторон донцы и принялись колоть пиками.
Те в ответ пытались отбиваться штыками, те, кто успел перезарядиться стреляли, но все вскоре их смяли и бой превратился в резню. Турки пытались отбиваться штыками, но вошедших в раж донцов было не остановить. Давнишние враги не давали друг другу пощады и не просили ее сами. Так что вскоре все было кончено.
— Доложить о потерях, — приказал Тацына, вкладывая саблю с Георгиевским темляком в ножны.
— Раненых семеро. Один побит насмерть, — мрачно ответил ему есаул Кривоносов.
— А у пехоты?
— Так мне почем знать!
— Пленные есть?
— А на что?
— Допросить.
— Это когда это ты, по-турецки балакать выучился?
— Тоже верно.
— Григорий Пушной из первой сотни зря сгиб, — неожиданно заявил есаул. — Полез с ихним офицером рубиться, да поводья не удержал. Тут его и взнуздали… Дурень!