Два дня в апреле
Всё время, пока длился этот монолог, Дафния не переставала рыдать. Слова вырывались из её груди вместе со всхлипами и порывистыми вздохами, и она всё так же крепко прижимала к себе Уну, не давая ей пошевелиться. И той приходилось слегка отстраняться от мачехи и изгибаться, чтобы иметь возможность хотя бы дышать. Но Дафния не видела никого и ничего вокруг. Вот на пороге появилась её мать. Вид у Изабель немного растерянный. Она явно не знает, как себя вести, присутствуя при откровенной истерике дочери. Интересно, а она откуда тут взялась? Но самое удивительное и непонятное и в то же время — самое очевидное из того, что творится вокруг неё сейчас… и Уна только сейчас это понимает… Так вот, пока Дафния продолжает душить её в своих объятиях, орошая её волосы и лицо потоками своих слёз, пока она непрестанно твердит ей о том, как была напугана, пока не перестаёт требовать от падчерицы отчёта о том, где она была всё это время и почему поступила так, как поступила, почему так жестоко обошлась именно с нею, до Уны всё пронзительнее, всё яснее доходит одна простая вещь. Весь этот суматошный, сумбурный день, в котором было столько всякого и разного, столько эмоций, страхов, ужасов, неразберихи, обмана и прочего, — именно он помог прояснить ей главное. Она совершенно не знала Дафнию! И все её представления о мачехе, все её предубеждения против этой женщины, её неприятие и непонимание Дафнии, всё это в корне неверно и ошибочно.
— Можешь пожить пока у нас, — предлагает ей Дафния. — Я имею в виду, до тех пор, пока подыщешь что-нибудь своё…
Она видит, как морщится лицо Изабель, еще немного, и она расплачется.
— Только пожалуйста! Прошу тебя! Обойдёмся без слёз, ладно? — предупреждает она мать нарочито строгим тоном. В самом деле! Слёз сегодня и так хватило с лихвой. — Не такое уж это большое одолжение с моей стороны, право! Я просто предлагаю тебе перекантоваться какое-то время у нас, пока ты со всем разберёшься.
Изабель кивает в знак согласия.
— Я приеду завтра, если это возможно.
— Очень даже возможно! В любое время дня после одиннадцати.
«Простишь ли ты меня когда-нибудь?» — вопрос по-прежнему продолжает витать в воздухе, но вторично задавать его Изабель пока не рискует. Он вырвался у неё неожиданно для неё самой в разгар их переживаний, того стресса, в котором они обе пребывали из-за исчезновения Уны. Но теперь Уна, слава богу, нашлась, и с ней всё в порядке, более или менее…
Дафния тоже мысленно прокручивает этот вопрос в своей голове. Её спонтанный порыв предложить матери временное пристанище — это не более чем акт благодарности за её участие в случившемся. И она поступила совершенно правильно, пригласив Изабель пожить какое-то время у них дома.
До сего дня она никогда не задумывалась над тем, что её отчужденность мать воспринимает как наказание. Вплоть до сегодняшнего вечера, когда Изабель сама употребила именно это слово. Дафния сказала бы проще: все эти годы она держала дистанцию, не позволяя себе сделать лишний шаг навстречу матери. Что ж, такие натянутые отношения с Изабель — это всего лишь отголоски прошлого, вполне оправданная реакция на то, что было. Но назвать это «наказанием»! Дафнии и в голову не пришло бы такое. Неужели же Изабель вот уже более тридцати лет мучается и страдает из-за того, что родная дочь так и не простила её, наказывая столь изощрённым, можно сказать, изуверским способом?
Но продолжать и далее размышлять на эту тему у неё сегодня нет сил. Пока она предложила матери кров, а там посмотрит, что из этого получится… А сейчас все её мысли только об Уне и обо всём том, что приключилось уже с ней.
Они с Изабель стоят на пороге дома. Мо вернулась домой, её отвёз на своей машине Джек, которого они обо всём предупредили по мобильнику, коротко введя в курс дела на обратном пути из магазина Финна. Дафния выпроводила отца и свекровь по домам, как только Джек объявился на пороге. Она понимала, что такая спешка с её стороны не очень пришлась по вкусу Мо, которая была совсем не против задержаться ещё на пару часиков, чтобы узнать все подробности из первых, так сказать, уст. Но Дафния быстро пресекла всяческие ненужные разговоры на корню. А Уна же, со своей стороны, молчала и сидела тихо как мышка. «Я вам завтра обязательно перезвоню», — пообещала невестка, и Мо пришлось довольствоваться тем, что есть. А поскольку выбора у неё не было, то пришлось ретироваться в добровольно-принудительном порядке.
Изабель на некоторое время задержалась. В конце концов, она имела на это вполне законное право! Как-никак, а именно она отвезла дочь в магазин по продаже велосипедов, который принадлежал Финну. Она принесла тазик с тёплой водой и велела Уне опустить туда ноги, а также дождалась полицейских. Приехали снова те двое, что были у них в прошлый раз. Пока Дафния и Уна беседовали с ними, сидя в гостиной, она занялась наведением порядка на кухне. Но вот полицейские уехали, тогда засобиралась и она.
— До завтра! — прощается она с дочерью, не делая ни малейшей попытки обнять её. До подобных нежностей им обеим ещё предстоит проделать долгий путь.
Дафния запирает входную дверь и снова возвращается на кухню. Уна сидит, укутавшись в одеяло, и парит ноги в тазике с горячей водой. Перед ней на столе стоит чашка с кофе и кусок торта с ядовито-розовым кремом.
— Ванну не хочешь принять? — спрашивает у неё Дафния.
Девочка отрицательно мотает головой. Дафния берёт стул, ставит его рядом и берёт руки Уны в свои. Больше у них нет секретов друг от друга. Больше не надо изворачиваться, лгать, выдумывать всякие небылицы… Этой ночью уже сказано многое из того, что должно было быть сказано, но разговор ещё не закончен… далеко не закончен…
— Послушай — начинает Дафния осторожно. — Ты рассказала полицейским, я знаю… И всё же я хочу спросить тебя ещё раз… Этот мужчина… он обидел тебя? То есть я хочу спросить, он…
— Нет!
— Точно нет?
Слабая улыбка на мгновение озаряет белое как мел лицо Уны. И она снова повторяет:
— Точно нет! Говорю же!
— Твой кофе совсем остыл! Давай, я заварю тебе свежий…
— Не надо! Всё нормально!
Но Уна не делает ни малейшего движения, чтобы взять в руки чашку и сделать глоток.
«Какая же она бледная, — размышляет Дафния, исподтишка разглядывая личико падчерицы. — Бледная, как сама смерть». Дафния снова берёт её за руку и крепко сжимает руку девочки двумя ладонями.
— Нам надо поговорить, да?
Уна молчит, уставившись на тесное переплетение их рук.
— Нам надо разобраться в наших с тобой отношениях, ведь так?
— Наверное…
Улыбка сползает с лица девочки, и выражение его снова отстранённо-замкнутое и смертельно усталое.
Какое-то время Дафния молчит, сосредоточенно подыскивает слова, с которых стоит начать весь разговор. Ведь, несмотря на все драматичные события сегодняшнего вечера, барьер между ними по-прежнему существует, и его ещё никто не устранил.
— Тут есть кое-что, — едва слышно начинает первой Уна. — Возможно, тебе и не понравится услышать всё это…
— Но я хочу! Я хочу услышать всё! — горячо протестует Дафния. — При чём здесь мои «понравится — не понравится»?
Она говорит и понимает, что вот сейчас уже всецело отдаёт себя на волю судьбе. Что будет? Что скажет ей падчерица? В чём таком сознается? Ясно одно: что бы это ни было, она должна принять всё и смириться.
Тихо тикают часы на стене, отмеряя секунды и минуты. Но вот Уна высвобождает свою руку и подносит ко рту чашку с кофе, делает глоток.
— Хорошо! — роняет она негромко, обхватив чашку обеими руками. — Тогда я расскажу…
И она начинает свою исповедь под мерное тиканье настенных часов.
Вначале Уна рассказывает Дафнии всё, что связано с велосипедным магазином.
— Я бывала в магазине каждый день, — признаётся она. — Приходила туда после школы и делала уроки в подсобке, как бывало когда-то, когда папа был ещё жив. Ключи я отыскала спустя несколько недель после его гибели… Сделала с них дубликаты. Сама не знаю, что меня так тянет в папин магазин. Ведь мне нестерпимо видеть его пустым, и всё вокруг покрыто толстым слоем пыли. От одного вида этого запустения хочется плакать… К тому же там постоянно холодно… Приходится делать уроки, даже не снимая куртки или пальто. Но одно я знаю точно. Я прихожу в магазин потому, что именно там я могу представить себе папу как живого. Я буквально чувствую его присутствие у себя за спиной.