Король
Лицо графа оживилось. Он задал один вопрос, потом другой, третий. Я понял, что упоминаются Иерусалим, Салади, Леопольд и Ричард.
Генри отвечал спокойно и взвешенно, без спешки. Я стоял рядом, жалея, что не понимаю почти ничего. Чем меньше выболтаем, тем лучше, посоветовал я Генри, пока мы ждали. Излагай наше дело просто, наставлял его я, и не рассказывай без особой надобности о де Бетюне и купце Гуго. Генри был не в восторге, но согласился, что нехорошо получится, если Энгельберт полюбопытствует и пригласит паломников к себе. Перстень, предупредил я, тоже привлечет слишком много внимания. Тут мой спутник заупрямился, твердя, что король приказал поднести кольцо Энгельберту. Встревоженный, я кое-как убедил его не предлагать такой дорогой подарок без крайней необходимости.
Граф задал очередной вопрос, Генри ответил. Я уловил слова «Акра» и «Яппа». В памяти всплыл тяжелейший переход от одной к другой, затем тяжелейшая битва против Саладина под Арсуфом. Я искоса посмотрел на Генри, лицо которого оживилось. Ему тоже довелось быть там. Я забеспокоился, как бы он невольно не выдал что-нибудь, касающееся Ричарда. Чем проще, тем лучше, мысленно советовал я.
К Энгельберту подошел гонец, дав мне возможность перемолвиться с Генри.
– Ты попросил охранную грамоту? – сказал я. – Он ее выдаст?
– Да, я сразу завел разговор об этом. Но он тут же начал задавать вопросы. Очень любопытствует насчет войны с Саладином. Пришлось рассказать. Что оставалось делать?
Я не ответил. Не уважив Энгельберта, мы рискуем не получить охранную грамоту и проводника. Если сообщим слишком много подробностей, он может заподозрить, что наш хозяин – не де Бетюн, а некая более важная особа. По пути мы посетили достаточно много портов, чтобы весть о прибытии короля широко распространилась.
Закончив дела с гонцом, Энгельберт снова перевел взгляд на Генри. Несколько раз прозвучало слово «Herr», что по-немецки означает «господин» или «хозяин». Генри ответил: «Де Бетюн» и «Гуго» – и снова попросил охранную грамоту. Это я понял, как и сказанное мгновением позже «bitte» – «пожалуйста».
Встревоженный тем, что в его голосе прозвучало отчаяние, я повернул голову в сторону Генри, как бы случайно. Он на меня не смотрел. Я потихоньку сдвинул вбок ногу и толкнул его.
Он глянул на меня, и я прошептал одними губами: «Не отдавай перстень». По его лбу пробежала морщина. Губы его зашевелились, произнося: «Что?»
Господи, подумал я.
Последовал вопрос Энгельберта. Граф нахмурился. Генри медлил с ответом.
Я отбросил осторожность.
– Что он говорит?
– Что может предоставить нам охранную грамоту и Божий мир, но проводников, знающих горы, найти сложно. Денег хочет, так мне кажется.
Мы обменялись озабоченными взглядами. В кошелях у нас имелись только серебряные монеты: на еду хватит, но совсем недостаточно для того, чтобы задобрить человека вроде графа Энгельберта.
Генри, как и я, всегда предпочитал действовать решительно. Челюсть его выпятилась, он стал шарить в кошеле и вытащил перстень.
Энгельберт смотрел на него с неприкрытой алчностью. Густо-красный рубин был величиной с большую горошину. Целое состояние по любым меркам. Граф протянул руку и принялся молча рассматривать перстень. В воздухе повисло напряжение. Спустя несколько мгновений Энгельберт широко улыбнулся.
Мы с Генри облегченно переглянулись.
Граф поблагодарил Тьютона, затем добавил еще что-то. Я разобрал всего два слова, но их было достаточно: «König» и «Löwenherz». «Король» и «Львиное Сердце». Кровь застыла у меня в жилах.
– Граф говорит, что ни один дворянин, а тем более купец не способен предложить такой дорогой подарок, – пробормотал Генри.
– Он прав, – прошипел я, жалея, что не обратился к королю и не попросил кошель с золотыми безантами вместо этого роскошного и слишком громко заявляющего о себе дара. – Но надо его разубедить. Скажи, что перстень забрали у мертвого турка на поле боя.
Генри старался как мог, говоря красноречиво и настойчиво, и все еще распространялся, когда Энгельберт решительно положил перстень на стол. Раздался металлический стук.
– Nein, – заявил граф. – Nein. Ihren Herr ist ein König. König Richard.
Генри замолчал. Я глянул на стражников, располагавшихся за спиной у графа, всерьез ожидая, что те получат приказ схватить нас. Без доспехов, с одними кинжалами, мы не смогли бы прорваться с боем. Наша судьба меня не волновала, но короля непременно следовало предупредить.
Вместо того чтобы отдать повеление, Энгельберт улыбнулся. Открытой улыбкой, без намека на злорадство. А потом заговорил, быстро и с жаром. Я понял слова «Kaiser» и «Генрих». Часто дыша, чувствуя, как к горлу подкатил ком, я ждал, когда граф закончит, а Генри переведет.
Генри улыбнулся мне:
– Он настаивает на том, что наш господин – Ричард. Он безмерно восхищается королем за его деяния в Утремере и не желает ему вреда. Но не готов поручиться за своего брата Мейнарда или за императора Генриха.
– Энгельберт может снабдить нас проводником?
Генри покачал головой:
– Нет времени искать. Нам нужно уходить из Гориции сегодня же.
– Все так плохо? – спросил я, чувствуя, что надеждам на уютную постель в теплой гостинице не суждено сбыться.
– Судя по его словам, да. Мейнард готов заплатить круглую сумму любому, кто передаст ему Львиное Сердце в руки. Никому в городе нельзя доверять.
Поблагодарив Энгельберта, мы отправились восвояси. На пороге я обернулся. Граф не подозвал к себе следующего просителя – он оживленно обсуждал что-то со своим майордомом. Затем, словно почувствовав, что я не отвожу от него глаз, повернул голову. Взгляды наши на миг встретились. Энгельберт улыбался, но при этом смотрел холодно и расчетливо, как сокол.
Я поделился своим наблюдением с Генри. Весьма вероятно, решили мы, что Энгельберт известит Мейнарда о появлении здесь короля.
– Tadhg an dá thaobh – так о ему подобных говорят в Ирландии, – сказал я.
– Тай… он доу?.. – коверкая слова, попытался повторить Генри. – Не понимаю.
– Тимоти на оба бока, – со смешком пояснил я. – Человек, который пытается угодить и нашим, и вашим.
Генри приуныл:
– Ты был прав. Не стоило предлагать ему перстень.
– Посмотри на дело с другой стороны, – сказал я. – Если бы ты не отдал ему перстень, нам пришлось бы искать приюта в Гориции, и на нас, скорее всего, донесли бы. Без предупреждения Энгельберта мы бы угодили в плен.
Эта мысль слабо утешала нас, пока мы возвращались на юг, к нашим спутникам. Ветер дул пронизывающий, как ножом резал. Серовато-бурые облака обещали снег; подняв голову, я увидел, что с неба уже начали падать маленькие крупинки.
Одному богу было известно, найдем ли мы приют на ночь.
Глава 2
Дорога в Удине, ФриулеНа следующий день мы уже были северо-западнее Гориции. Дорога, если изборожденную колеями и ямами тропу можно было назвать таковой, оказалась почти безлюдной. В такую суровую погоду немногие отваживались пускаться в путь, а редкие путешественники старались держаться подальше от нас, радуясь, что без вреда для себя разминулись с многочисленным отрядом вооруженных мужчин. Мы постоянно держали руку на эфесе и осматривали гористую местность в поисках какого-либо движения.
Накануне мы с Генри Тьютоном разыскали короля незадолго до наступления темноты. Ричард разъярился, услышав о двурушничестве Энгельберта, но одновременно был благодарен ему за предупреждение. Вместо того чтобы прокладывать дорогу через падающий снег, мы стали искать убежище. Хозяин фермы, стоявшей поодаль от дороги, получив пригоршню серебряных монет, согласился приютить наш отряд в сенном сарае. Закутавшись в одеяло и жуя хлеб, которым я догадался запастись на выезде из Гориции, мы держали военный совет.
Когда надо было принимать решения, король действовал просто и стремительно. Мейнард II был осведомлен о нашем присутствии в этих краях, и за нами уже, вероятно, отрядили погоню, поэтому путь, первоначально избранный Ричардом, представлялся слишком рискованным. Вместо захода в Венгрию нам предстояло воспользоваться короткой дорогой, что вела на северо-восток, и попасть через Альпы в Австрию. Там мы должны были переправиться через Дунай в Моравию, правитель которой, Владислав, не числился среди приятелей императора, а оттуда продолжить путешествие – до Саксонии и дальше. Еще Ричард решил, что нам снова следует выдавать себя за тамплиеров. Для многочисленного и явно военного отряда это подходило куда больше, чем попытка прикинуться купцами.