Выскочка, научи меня плохому (СИ)

Перевожу взгляд на Светку. Неужели она совсем бесчувственная? Так меня подставить…
Сестричка выглядит вполне здоровой. Немного бледная, но это скорее от того, что она смыла косметику с лица.
— Па, я сама виновата. — Говорит Светка, держась за дверь.
— С тобой мы еще поговорим. Ушла к себе! — Гаркает на нее, что на моей памяти случалось всего пару раз, и то не так агрессивно.
— Диету новую опробовала. Лиля здесь не причем. — Снова говорит, но он лишь сжимает кулаки. — Пап. Со мной сначала поговори, а потом с ней. — Указывает на меня и выпрямляет спину. — Или ее похождения с Кругловым для тебя важнее родной дочери?
То, что происходит потом, врезается в память новыми шрамами. Ненавижу, когда по вине сестрички влетает мне. Даже в тот раз после издевательств на дне рождения ее друга-красавчика она выкрутила все так, будто я сама нарвалась, а потом сбежала, чтобы меня не наказали.
Пиджак Макса нагло сорван с меня отцом. Он рассматривает меня словно маленькую пакостную зверушку. С презрением и разочарованием будто я сотворила что-то ужасное. Испорченное платье, рана на ноге, взлохмаченный внешний вид… Ничего не укрывается от цепкого взгляда Владимира Эдуардовича.
Жду вердикта, практически не дыша. Папа отворачивается, и мне приходится изучать его спину. Даже представить не могу, что он скажет. Никогда не любила висеть в листе ожидания. Противно. Страшно. И заставляет почувствовать себя никем.
— Лиля, мы с тобой не так давно все обсудили, — начинает он со вздохом, — я думал, что поняли друг друга, и что вижу? Бросаешь сестру без сознания в квартире, уходишь, якобы на открытие торгового центра, а приходишь, словно с панели, где тебя на куски разрывали. — Он говорит последние слова резко и поворачивается, заставляя меня проглотить неприятную слюну, скопившуюся во рту.
— Зачем ты так, пап? Я не…
Поднимает руку, показывая, что не хочет слушать, а во мне все закипает. Я уже совершеннолетняя, а указывают так, будто мне пять лет. Злюсь на отца. Очень сильно, но на Светку больше. Разыграла представление, а все из-за чего?
Из-за такого пафосного мероприятия, на котором она могла засветиться вместе с Максом. Все это понимаю, когда папа тычет мне в лицо телефон, где мы стоим около здания с Кругловым. Ангелику не видно, и ракурс немного двойственный.
— Была там, да. Я бы хотел тебе поверить, Лиля, но… — Кидает гаджет на стол и опирается о него руками. — Я даже знаю, что ты скажешь. Упала. Все случайно. Я там была, просто нас не видели. Так?
Молчу, не выдерживая его тяжелого взгляда. Сопротивляться бесполезно. Все равно не услышит. Видимо, Света постаралась и накрутила его до моего возвращения. Обидно до жути.
— Теперь одна ты никуда не выйдешь. — Выносит вердикт, а у меня сердце ухает, падая куда-то в район пола.
— Пап… — Только и выдавливаю из себя.
Ужасно не хочется, чтобы за мной постоянно ходили его охранники.
— Что пап? — Цедит сквозь зубы. — Ты хоть немного мозги включаешь, когда творишь, что тебе вздумается?! Я не последний человек в городе. За вами, как за вымирающим видом животных, следят! Видишь, — кивает на телефон, — можно по секундам восстановить цепь событий за этот вечер. Я сейчас не в том положении, чтобы где-то марать репутацию по вашей вине.
Холодок бежит по спине от его крика. Упираюсь глазами в свои руки, которыми пытаюсь прикрыть царапину на бедре, и не поднимаю их. Нужно контролировать эмоции, чтобы не расплакаться. Снова он давит авторитетом и властью, и я не могу сопротивляться. Что можно сделать в этот момент? Закричать? Не сработает. Только разозлю его и вызову на свою голову лавину последствий.
Пытаться объяснить? Не услышит. Молить о пощаде? О чем я?
Владимир Эдуардович не станет меня слушать ни при каком раскладе. Я не его уровня. Приемыш, которому уже уготована учесть, и жизнь расписана, как распорядок дня в ежедневнике.
— Теперь будешь ездить везде с водителем, — произносит спокойнее и выпрямляется, — в университет, магазин, даже в туалет, если понадобится, с ним пойдешь, — тяжело выдыхает, а я смиренно стою и не двигаюсь, — и еще. Раз уж Света так отчаянно тебя оправдывает, будет ездить вместе с тобой. Будете смотреть друг за другом.
 
— Что… — Шепчу, поднимая голову и еле дыша от отчаяния.
Только не это. Что угодно, но только не сестричкино общество…
— Вроде взрослые девчонки уже, а ведете себя не хуже десятилеток. — Фыркает, складывая руки на груди. — С Максом была, да?
Киваю, часто дыша и стуча ногой, чтобы немного успокоить свои нервы. Папа уже выглядит спокойным, внешне никак не проявляя своего недовольства, что не удивительно, ведь он все решил. Подписал мне смертный приговор. Светкино общество… Лучше застрелиться…
— Парень из хорошей семьи, — отмечает задумчиво, — и Света с ним ладит. Скажи, что поговорить с ним хочу.
— О чем?
Последняя фраза пугает больше всего, что было сказано до этого. Зачем папе вести беседы с Кругловым?
— О том, милая, что если он встречается с моей дочкой, то должен возвращать ее в целости и сохранности, при этом и пальцем ее не касаясь, даже, — прищуривается, останавливая взгляд на моих руках, все еще сжимающих разорванную ткань, — если она сама этого просит.
Горло сжимает, словно невидимыми веревками, так сложно дышать от его слов. Тонкое проявление заботы и оскорбление в одном флаконе. Умеет, Владимир Эдуардович, совместить пряник с кнутом.
— Завтра я жду твоего кавалера на беседу о хорошем поведении.
— Не надо, пап. Ты же меня оп… — Замолкаю, не договорив, потому что отец делает несколько шагов ко мне, берет пиджак Круглова и кидает мне в лицо.
Успеваю поймать его и крепко впиться в черную ткань пальцами.
— Завтра, Лилия. Сообщи ему, что жду после обеда. — Снова дарит мне презрительный взгляд прежде, чем своеобразно пожелать спокойной ночи. — Свободна.
__________
Нервные клетки восстанавливаются, но очень медленно. Только, боюсь, что моим не суждено пройти через столь необходимый процесс, потому что мне пришлось вызвать Круглова к нам. Звонить я не стала, просто трусливо сбросила ему сообщение, запершись в комнате. Светка стучала и хотела поговорить, но я не открыла.
Меньше всего хотелось лицезреть виновницу моего наказания. Ночь была адовой, а на утро я с удивлением обнаружила ответ Макса.
Без проблем, Выскочка.
Теперь же, когда он находился в кабинете с отцом, я готова была грызть ногти, но лишь хмурилась и ходила из угла в угол. Страшно представить, что сейчас выслушивает мажорик за наши вчерашние приключения, которые я прокручивала перед сном. Не смотря на папино недовольство, я бы повторила этот вечер. Даже сейчас, вспоминая, как мы бежали от охранников и падали с забора, ловила себя на том, что улыбка расплывается по лицу.
— Какие мы напряженные. — Я вздрогнула от того, как тихо сестричка открыла дверь и оперлась о косяк, равнодушно рассматривая свои пальчики. — Неужели так повеселились, что есть о чем переживать?
— Уйди, пожалуйста, — скривилась я, продолжая ходить от окна к выходу и обратно, — итак удружила.
— Я ничего не делала. Кто виноват, что ты умотала с Максом в тот момент, когда я лежала бездыханная на полу? — Света говорит ровным тоном будто ей все равно, но глаза не поднимает, изучает свои ногти и моргает через раз.
Серьезная такая, но яд так и капает на пол прямо изо рта. Не хочу устраивать разборок по этому поводу. Итогом будет очередной разговор с папочкой о том, какая я плохая, а Светочка божий одуванчик.
Все не в мою пользу. Лишь глубоко вдыхаю и вылетаю в коридор сразу, когда слышу стук двери и голоса в коридоре. Вижу хмурого Макса и довольного папу, который жестом подзывает к себе. Плетусь, стараясь не накручивать себя раньше времени, но получается плохо. Стены так и давят, вызывая странное чувство, характерное для людей с клаустрафобией.
Кажется, что помещение слишком маленькое, хотя квартира родителей огромная. Круглов бросает на меня равнодушный взгляд и убирает руки за спину. Выглядит небрежно в толстовке и рваных джинсах. Волосы торчат в разные стороны, показывая бунт их хозяина. Сочетание не сочетаемого.