Выскочка, научи меня плохому (СИ)

За него не беспокоюсь. Кто-кто, а Данияр Аристов даже без бабла не пропадет.
Разговор заканчивается, и я еще несколько минут сижу на лавочке, находя в себе силы покинуть это место.
Помогает дождь, который мелкими каплями падает на землю, одежду, пропитывает ткань и холодит.
Иду спокойно даже, когда он усиливается. Сажусь за руль и завожу мотор.
Только нажать на газ не успеваю, ведь под стеной дождя вижу знакомый силуэт.
Она-то что здесь забыла?
  
Глава 6
 
Лилия
Не знаю, почему именно в этот день я останавливаюсь перед дверью в университет и крепко сжимаю ручку. Нужно всего лишь потянуть на себя и войти, но я стою, как вкопанная до тех пор, пока меня нагло не толкает в сторону, спешащий на лекцию, парень.
Он скупо извиняется и забегает в здание, а я отхожу назад, чтобы не стопорить движение.
От мысли, что мне придется видеть наглое лицо Круглова, становится тошно. Вчера я жутко повздорила с Богдановым из-за их драки. Сначала обвинила Макса и отчитала при всех, а потом и с другом покидалась словесными ножами.
Их внезапная агрессия друг на друга меня вывела из равновесия, да еще и Светка подкинула проблем.
На семейном ужине атмосфера витала напряженная. Я ждала, когда сестричка сдаст меня с потрохами, но она молча и с задумчивым видом трапезничала, и это бесило.
Не в правилах Светы долго держать язык за зубами. Обычно она сразу сдавала меня родителям, а тут тишина. Наверное, разрабатывала план по разрушению моей спокойной жизни.
Немного постояв около университета, я иду на остановку и сажусь на тридцать пятый автобус, проходящий через городское кладбище. Маршрут привычный, и я смиренно жду, когда прибуду по назначению.
Эмоции затихают. Остается лишь одна. Горечь.
Воспоминания со временем разлетаются пеплом по ветру, но я точно помню, как едкий дым разъедает легкие во время пожара.
Когда хватаешь ртом воздух, надеясь, что отчаяние отступит, и ты сможешь дышать полной грудью, но этого не происходит.
Прошло больше десяти лет, но я помнила, как выглядят мои родители. Биологические родители. Особенно четко всплывали в памяти выражения их лиц, когда они пытались выбраться из горящего дома. Мамины слезы сквозь печальную улыбку и папина уверенность в том, что все закончится хорошо, и нас спасут.
Языки пламени превратили в горстку золы все, что было дорого. Все вещи, которые могли напоминать о радости, перестали существовать.
Я потеряла сознание. Многого не помнила и оказалась в детском доме по очевидной причине — родителей не стало.
От них остались лишь надгробные плиты с датами. Больше ничего.
Я ждала, что меня заберет дедушка по папиной линии, но он со слезами на глазах просил прощения, ступив на порог детдома. Тогда не поняла его.
Обиделась и убежала, а через пару лет он умер от инфаркта.
Теперь мне оставалось гадать, знал ли он, сколько ему осталось, поэтому не хотел забирать, или просто я напоминал ему о трагедии. Причины оставались под вопросом, а он в свою очередь накрывался тяжелым камнем, не оставляя возможности облегчить груз на душе.
Я выбралась из автобуса и пошла в левую часть кладбища. Поежилась от порыва ветра и посмотрела на хмурое небо. Серое. Темное. Убивающее своей тяжестью.
Кажется, еще немного и рухнет на голову.
Куталась в джинсовку, которая не грела. Ветер пробирал до костей, но я провела возле могил родителей долго, размышляя о высоком.
Глупо, конечно, убивать на это время, но именно их смерть стала мотиватором. Я хотела помогать людям выбираться из ловушек, которые нам порой подкидывает жизнь. Работа с законом должна помочь. Я в это верила, не смотря на все попытки Владимира Эдуардовича вбить в мою несчастную голову то, что все в нашем мире покупается и продается.
Даже жизнь, свобода и чувства, и уж тем более закон.
Не хотела в это верить, и если бы не случай с родителями, то не поверила бы.
Я пыталась узнать, что произошло, но приемный отец дал мне минимум информации. Наша семья пострадала из-за того, что папа перешел дорогу важному человеку. Кому именно, я не знала, и Алимеев молчал. Сказал, что прошлое должно оставаться в прошлом, и не нужно совать голову в печь, даже если там погасшие угли.
 
Я понимала, что уже не воскрешу родителей, но желание разобраться во всем не пропадало.
Нельзя стереть из памяти боль. Она вгрызается тебе в душу острыми клыками, не оставляя выбора. Ты не сможешь убрать ту часть своей жизни, где есть люди, которые произвели тебя на свет. Просто не в состоянии лишить себя того времени, что они были рядом, и если бы не халатность власти, то все могло обернуться иначе.
Мирное существование продолжилось бы, без слез, без ран размером с черную дыру на сердце, без постоянных мыслей о том, что вышестоящие люди манипулируют другими, мастерски просчитывая ходы. Они умнее, хитрее и богаче. Любой закон можно повернуть в свою пользу. Главное, его знать, и тогда многое сойдет с рук.
В чувство и реальность меня возвращают крупные капли дождя, словно небо было солидарно с моим внутренним состоянием. Поднимаюсь и бреду к выходу, но даже быстрый шаг не помогает спастись от ливня, который обрушивается на меня.
— Выскочка!
Голос Круглова заставляет каждую нервную клетку взвизгнуть от негодования. Я не обращаю внимания и иду к остановке, пока Бэха мажористой задницы едет рядом.
— Алимеева садись в тачку. Доброшу до дома. Промокла ведь. — Спокойно говорит с серьезным видом, словно не было вчерашней стычки между нами.
— Свободен. — Цежу сквозь зубы, которые постукивают друг о друга.
Одежда мгновенно напиталась влагой, поэтому порывы ветра заставляли чувствовать себя ледяной статуей.
— Так не пойдет, Выскочка. — Резко выезжает вперед и перегораживает мне дорогу. — Садись. Довезу и слова не скажу. Обещаю. Простынешь и сляжешь с температурой, там и до осложнений недалеко, а нам еще мир спасать.
Складываю руки на груди и внимательно смотрю на разукрашенное Лехой лицо холеного мальчика. Тащиться на автобусе не хочется, но и с ним рядом сидеть настоящая пытка.
— Хорошо.
Открываю заднюю дверь и плюхаюсь на сиденье. В салоне тепло и пахнет приятно. Вполне приятно. Свежестью. Чем-то напоминает гель для душа морской бриз. Рисую на лице маску безразличия и отворачиваюсь к окну, хоть ничего кроме капель на стекле и непонятных пятен не вижу.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Там моя олимпийка на сиденье, — Макс поворачивается ко мне, рассматривая с интересом, — можешь накинуть. — Поднимает руки вверх. — Подсматривать не стану.
— Мне и так не плохо. К тому же, ты обещал молчать. — Вынужденно улыбаюсь, понимая, что больше похоже на оскал голодной собаки, но ничего не могу с собой поделать.
Усмехается и кивает, разводя руки в стороны. Почему-то чувствую себя идиоткой в этот момент. Только успешно давлю в себе такую эмоцию. Он точно не достоин, особенно после общения со Светкой.
Через пару минут мозг начинает соображать. Он ведь был около кладбища.
— Круглов, ты за мной следишь, да? — Спрашиваю со злостью, потому что картинка собирается по маленьким частичкам. — Вчера следил, и сегодня. — Молча рулит дальше, не обращая внимания на мои вопросы. — Я тебя спрашиваю, Максим. Как ты оказался около кладбища?
Максим
Какой противный у нее характер…!
Сказал же буду молчать, чтобы не распалять костерок, который немного погасил дождь за пределами тачки, но…
Алимеева не унимается. Ворчит пуще прежнего, нервируя меня.
Не знаю, по какой причине злюсь. Пусть бормочет все, что ее душеньке угодно.
Плевать.
У меня не то настроение. Не хочу выяснять с ней отношений, которых нет.
Лишь бросаю неоднозначные взгляды в зеркало заднего вида, смотря на то, как влажные волосы прилипли к шее, да и футболка под джинсовкой чуть ли не вросла в тело, показывая, что оно у нее то еще… очень даже неплохое.