Последний русский

– Всех эвакуировали, – к нам с Геллой подошёл настоятель храма, – можно пройти в хранилище.
– Тебе пора, дорогая, – обратился я к баронессе.
– Я хотела бы остаться и присутствовать при вскрытии кофра.
– Ты же знаешь, что это может быть опасно. Мы уже говорили с тобой об этом. Подумай, что будет, если всё пойдёт не так. На тебе лежит огромная ответственность за сотни миллионов людей. Так что улетай. Когда всё закончится, я вызову тебя.
– Вик прав, баронесса, – присутствовавший здесь же Грэг взял Геллу под локоть, – нам нужно улетать. Когда всё закончится, мы сюда вернёмся. Идёмте. – Он чуть заметно подтолкнул Геллу к стоящему неподалёку флаеру.
Я благодарно кивнул ему.
– А вы? – Я повернулся к настоятелю.
– Даже не просите, юноша. Я с вами. Без меня вы просто не сможете извлечь кофр из хранилища. Да и, если честно, крайне любопытно, что же там такое. Ради этого стоит рискнуть жизнью.
– Ну, будь по-вашему. Ведите.
Я проводил взглядом взлетевший флаер и пошёл следом за настоятелем мимо лестницы к неприметному входу. Следом за мной потопали все пятеро кронов. Этих убеждать улететь было бессмысленно. Более того, они заявили мне, что обязаны присутствовать при вскрытии кофра (я им видео с посланием от земляков показал), который оставили великие воины. Это не мои слова. Это так кроны выразились. Ну да с ними всё понятно. Если оставить их на корабле, то в случае моей гибели их уничтожит система безопасности крейсера, которая взорвёт реакторы. На материке остаться они категорически отказались.
Пройдя довольно длинным коридором, мы вошли в просторное помещение. Настоятель подошёл к расположенной на стене панели и ввёл код. Стена разошлась, открывая взору находящийся в скрытой нише небольшой контейнер. Настоятель отошёл в сторону, жестом приглашая меня.
Вес контейнера был небольшим, и я без труда извлёк его из держателей в нише и поставил на стол. Теперь предстояло открыть его, а меня вдруг охватило нешуточное волнение. Я обвёл взглядом своих спутников. Настоятель смотрел на контейнер с нескрываемым интересом, а что за эмоции были на лицах кронов, разглядеть за опущенными забралами боевых шлемов всё равно было невозможно. Однако в ментальном поле уверенностью от них фонило, как от вскрытого реактора. Уверенностью и… Верой. Безграничной верой на грани фанатизма.
Набрав полные лёгкие воздуха, я мысленно перекрестился, попросил прощения у Кайры за те слова, что собирался произнести, и выдал, что называется, на полную катушку. Даже и не подозревал, что столько матерных слов знаю на великом и могучем.
Выговорившись, я замер. Прошло несколько секунд, и всё это время я ждал, что вот-вот рванёт заложенная в контейнер капсула с антивеществом. Однако вместо взрыва вдруг раздалось на русском языке с металлическими нотками:
– Вы идентифицированы как носитель русского языка. Для разблокировки защиты продолжите фразу. У вас будет 10 секунд, после чего сработает система самоуничтожения. Внимание! Продолжите фразу «Где же моя черноглазая, где…». 10, 9, 8…
Я на миг замешкался, но, опомнившись, на автомате выдал:
– В Вологде-где-где-где, в Вологде-где, в доме, где резной палисад.
Ну да, какой же русский не знает слов этой песни. Тем более что перед, так сказать, вторым пришествием аграфов на Землю стали особенно популярны песни советских лет. Но всё же земляки – шутники. А если бы не вспомнил? Однако обратный отсчёт прекратился. Раздался щелчок, от которого я едва не присел, и из контейнера показались два малых дискообразных разведдроида старой конструкции. Они на миг замерли и, чуть слышно жужжа, взмыли в воздух, расходясь в стороны, а между ними было закреплено… Красное Знамя. ТО САМОЕ! ЗНАМЯ ПОБЕДЫ! Красное полотнище с серебряными пятиконечной звездой, серпом и молотом и надписью «150 стр. ордена Кутузова II ст. идрицк. див. 79 С. К. 3 У. А. 1 Б. Ф.» [2].
Я безмолвно смотрел на Священное Знамя, и внутри меня поднималась какая-то неописуемая волна, словно неведомая сила стремилась вырваться наружу и хлынуть, заполняя собой всю Вселенную. Повинуясь внутреннему порыву, я сделал шаг вперёд, преклонил колено и, прикоснувшись к святыне рукой, припал губами к углу красного полотнища. В этот миг у меня в груди словно прорвало плотину, и та сила, что заполнила каждую клеточку тела, как невидимая взрывная волна, ударила во все стороны. Стоящие позади меня кроны синхронно ухнули на одно колено, по традиции преклонив голову и скрестив все четыре руки на груди, настоятель храма вообще стоял на коленях и с благоговением смотрел на чуть заметно колышущееся полотнище.
  
А где-то в пустынной системе, которую в последний раз залётный корабль посещал несколько тысяч лет назад, из подпространства вывалился бесформенный обломок, ещё совсем недавно бывший курьерским кораблём аграфов, везущим в своём чреве в одну отдалённую систему делегацию, задачей которой было не столько провести расследование странной гибели своего посланника, сколько организация убийства строптивой молоденькой баронессы, посмевшей вести самостоятельную политику. Впрочем, как говаривали в Одессе, уже никто никуда не летит. Всё, отлетались.
Где-то в самом центре пространства Союза Кланов аграфов. Зал Совета кланов.
Ардхонадар, глава Великого Совета, с ужасом смотрел на Великую Сферу Пророчества, или, как её чаще называли, Сферу Правды. Обычно (впрочем, не обычно, а всегда, с древних времён) эту сферу использовали в качестве индикатора правдивости слов, когда кто-либо из аграфов выдвигал серьёзное обвинение в адрес другого аграфа или дело касалось споров кланов между собой. Обе стороны по очереди возлагали на сферу руку и произносили свои обвинения или оправдания. И если сфера начинала едва заметно светиться, то это означало правдивость слов. Эта процедура всегда проходила в кромешной тьме, ибо только так можно было увидеть слабое свечение, возникающее в глубине белого матового шара диаметром чуть больше метра.
Из какого материала изготовлена сфера, было неизвестно, так же как неизвестно, откуда она появилась. Сфера просто всегда была здесь, на этом самом месте, на этом самом постаменте. Взять пробу материала не представлялось возможным, так как даже самые твёрдые инструменты не оставляли на отполированной поверхности ни малейшей царапины. Сканеры и другие приборы показывали, что сферы вообще не существует, однако вот она, во всей своей красе. И даже, можно сказать, во всём своём сиянии.
Да, сфера сияла. Сияла нестерпимо ярким, ослепительно белым светом, который разогнал вечный сумрак зала, осветив многие неприглядные детали интерьера, невидимые в другое время.
Когда слуга Совета с криками вбежал в личные покои Ардхонадара, то первым порывом главы было приказать немедленно убить нарушителя спокойствия. Никто не смел тревожить его в часы отдохновения, особенно тогда, когда он нежился в объятиях прекрасных юных аграфок. Кланы боролись между собой за право подложить в постель главы своих дочерей, зная, что после того, как он наиграется с ними, девушек ждёт прекрасное будущее и они станут желанными невестами для самых влиятельных представителей их народа. Далеко не все юные аграфки доживали до того момента, когда прикасались к балдахину огромной кровати в покоях главы. Конкуренты не дремали. В ход шли все способы, вплоть до жестоких убийств. Впрочем, самого Ардхонадара это волновало меньше всего. Он не знал изречения одного мудреца с планеты Земля, который сказал: «Разделяй и властвуй», но действовал именно так.
Слуга с криками «Сфера! Сфера!» ворвался в покои в тот самый момент, когда Ардхонадар почти достиг пика наслаждения.
– Мерзкий червь! Как ты посмел?! – прорычал он, отрываясь от прекрасной юной Исилиэль, чтобы уничтожить посмевшего помешать ему.
– Сиятельный лэр… – Слуга только сейчас понял, что он сделал и что его ждёт, поэтому голос его задрожал, а в лёгких вдруг закончился воздух. – Сфера… она… светится… ярко, – просипел он и судорожно вздохнул.