Мертвая река (ЛП)

Дети же стояли и смотрели. Они учились.
Бык снова загремел цепями.
К тому моменту, когда с поркой было покончено, все трое обливались потом, стоя во влажной и жаркой пещере. Все тело Второй Добытой покрылось кровью, как если бы его измазали соком алых ягод. Отличие состояло лишь в том, что на теле совершенно отчетливо проступали раны – что было необходимо, – а с прутьев капал жизненный сок.
  
Теперь оставалось лишь запастись оружием.
Женщина надела драную клетчатую рубаху, давным-давно снятую с одного убитого рыбака. Она тогда обезглавила его одним мощным ударом топора, чтобы показать Первому Добытому, как умело и быстро это следует делать. Нож рыбака болтался в притороченных к поясу ножнах – он даже не успел к нему прикоснуться тогда.
Дети поднялись, подошли к куче – и вскоре тоже снарядились на славу.
20:20
Они шли по пляжу, ступая по усеянному камнями песку.
Женщина знала эту местность. Неподалеку отсюда находилась та пещера, где они пережили Ночь первых слез. По другую сторону канала, незримый в темноте, лежал остров, где она родилась.
Те места она помнила смутно. Вспомнила, как они прятались много дней, пока в конце концов не бежали, спасаясь от людей с ружьями, разыскивавших тех, кто успел стать добычей. В то время Женщина еще не понимала, что такое ружье. Зато старшие осознавали угрозу и потому подались на материк.
Она помнила, что на том острове водилось много рыбы и птиц, и, хотя настоящие пиршества случались редко, охота всегда была безопасной.
Сейчас же, когда Женщина повзрослела и стала главой семейства, безопасной охота не выдавалась никогда. Ружья были повсюду. Планирование стало необходимостью, а еще – осторожность.
Первому Добытому нравилось изображать из себя лидера – в конце концов, он ведь был старшим мужчиной в семье. Однако планов он строить не умел и понятия не имел о том, что такое осторожность. То есть никаким лидером он на самом деле не был. И не мог им быть. Его действиями руководила одна лишь глупая гордыня, когда он с топором через плечо шел – вот как сейчас – на шаг впереди нее. Во многом Первый Добытый до сих пор оставался ребенком.
Шедшая рядом обнаженная Вторая Добытая оказалась посмекалистее.
От нее исходили спокойствие и готовность воспринимать вещи такими, какими они были. Она обладала завидным умением ждать и рассуждать.
Правда, так было не всегда. На протяжении целого лунного цикла Женщина была вынуждена держать Вторую Добытую в мелкой и темной норе в дальнем конце пещеры связанной по рукам и ногам и к тому же ежедневно поколачивать, потому что девчонка постоянно плакала и то и дело вспоминала мать – как ни странно, при этом она ни разу не вспомнила отца, – хотя к тому времени ей миновало уже шесть лет и она должна была стать сильнее.
Со временем плач прекратился. А потом и вовсе стало так, будто девочка жила вместе с ними с самого начала.
Женщина устремила взгляд в сторону моря. Был высокий прилив, как в ту самую ночь, когда ее семья покидала остров.
От семьи давно никого не осталось – всех уничтожили. И вот вновь настали темные времена.
Она возродила семью. Взрастила их сильными.
Дети брели по пляжу по обеим сторонам от нее. Первым шагал Заяц – лучший из всех охотник, хотя в остальном полнейший дуралей. Следом за ним шла пара мальчиков-близнецов, а дальше Девочка, Землеедка и Мальчик с помутневшим глазом. С собой не взяли только младенца.
Женщина ощущала, как внутри ее волнуется и вздымается их сила.
В чем-то ее семья напоминала собой морскую водоросль при отливе – сморщенную на солнце, почерневшую от многих потерь, иссохшую чуть ли не до хруста. Пока вновь не поднимется море, наполнив ее, сделав зеленой, гибкой, полной жизни.
Море было кровью.
Ночь разбивалась о прибой, отдаваясь в ушах Женщины ярким громом.
20:45
– Плохо дело, – сказал Манетти. – Очень уж темно. В такое время того и гляди кто-нибудь размозжит себе голову об эти скалы.
«А ведь парняга прав», – подумал Питерс. Поиски и в самом деле сильно затруднял высокий прилив, превративший пляж в узкую полоску песка, заставлявший жаться к гранитным скалам и тянувшимся у их основания потрескавшимся валунам. Их поверхность стала скользкой от брызг прибоя. Волны стремительно заполняли малейшие расщелины и выемки на берегу, и полицейским приходилось то огибать, а то и перепрыгивать через водные потоки. Волосы и одежда Питерса промокли от брызг, а сам он ощущал на губах острый привкус соли. Люди были вконец вымотаны.
Что ж, пора было закругляться.
Под таким углом, стоя так близко к скале, они все равно ни черта не найдут. Невозможно было определить, что вообще являлось пещерой (не говоря уж о том, насколько она глубока и можно ли в ней жить), а что всего лишь трещиной или небольшим углублением в скале.
Патрульные снабдили их увесистыми фонарями «Мэглайт» на шести батарейках – стоили такие недешево, целых сорок долларов, но их мощные лучи запросто прорывались сквозь разлитую в воздухе испарину. И даже в свете этих крепышей все вокруг казалось совершенно одинаковым. С таким же успехом можно было надеяться разглядеть в стенке отверстие от гвоздя, если сам лежишь, прижавшись лицом к плинтусу. Дохлая затея.
– Пора с этим кончать, – сказал Питерс. – Не думаю, что кому-то другому на нашем месте повезло бы больше.
– Вот черт! – ругнулся Гаррисон, на ходу осматривая каменные стены над головой. Он наступил в приливный бассейн, и теперь в его ботинке плескалась морская вода.
В детстве Питерса ребятня называла это «хапнуть крокодила».
Манетти достал рацию и вышел на связь.
– Всем бригадам, начать пункт два, – сказал он в микрофон. – Срочно.
Под «пунктом два» подразумевалась операция по обходу всех домов в округе.
Чтобы ее организовать, требовалось время – черт возьми, уйма времени требовалась даже на то, чтобы просто покинуть пляж. Для каждой группы уже отвели свою территорию вдоль береговой линии. Им предписывалось не стращать, но донести мысль до каждого. «Оставайтесь дома, не занимайте радиоэфир и телефонную связь пустой болтовней, заприте окна и двери, немедленно свяжитесь с полицией, если вдруг случится что-то необычное».
Дело займет целую ночь.
Сам Питерс встал в полчетвертого утра и потому сейчас почти не чувствовал под собой ног. Это было даже больше, чем просто смертельная усталость; в сущности, двигался он уже на одном «автопилоте», почти не отдавая себе отчета в том, что творится перед глазами. Он практически потерял представление о времени, то и дело мысленно вопрошая: «Черт побери, куда это я забрел?» – и это несмотря на то, что береговую линию он знал не хуже собственного крыльца. Краем глаза Питерс видел, как по бокам от него движутся какие-то силуэты, размерами вроде как с людей, но стоило повернуть голову, и там никого не оказывалось. И дело было не в похмелье – от него давно не осталось следа.
В бардачке машины у Питерса была припрятана початая бутылка виски. Он держал ее на крайний случай, но в данный момент машина стояла у дома, а они направлялись к патрульному автомобилю Манетти. Питерс прикинул, а не захочет ли Манетти сделать остановку, чтобы, так сказать, подзаправиться. Но как-то в этом сомневался.
Они брели по узкой полоске пляжа – все лучше, чем карабкаться по скользким камням. Вперед вырвались Гаррисон и четверо патрульных; Манетти и Питерс тащились в нескольких метрах у них за спиной. Манетти поднял на старика взгляд. «Ну вот, сейчас опять начнется», – подумал Питерс, прекрасно понимая, какой у него видок.
  
– Если захочешь пойти на боковую, Джордж, я все пойму.
– Я чертовски хочу пойти на боковую, да только, боюсь, пока рановато. Правда, если все же свалюсь в обморок, то можешь просто оставить меня в машине.
– Скажи, как думаешь, что они сейчас делают? Сидят дома и смотрят телевизор? Или снова вышли на охоту?