Мертвая река (ЛП)

Он услышал, как Мардж рассмеялась за стенкой.
Мардж...
Именно на совести Мардж – то, что эти чувства никак не остынут. Если быть с собой до конца честным, именно за нее он держался прочнее, чем за ее сестру. Между ними ничего не было за все это время – Мардж и Карла были слишком близки друг другу, одна из сестер ни за что не стала бы спать с мужчиной другой. Слишком уж подло. Мардж была красива – особо остро Ник стал это подмечать уже после разрыва с Карлой. Но к тому времени фундамент их взаимоотношений уже окончательно сложился. Они с Марджори во многом разделяли отношение к различным людям и вещам, часто вместе ходили в бары, но потом, расставаясь, спокойно шли каждый своей дорогой. И в кино на фильмы ужасов они тоже часто ходили на пару – никто больше не соглашался составить им компанию.
  
Ник замечал, как на особо жутких сценах она судорожно сжимала его руку.
Но ничего по-настоящему серьезного между ними так ни разу и не случилось. Ник допускал, что кое-какие из «странностей» Мардж – вроде ее боязни темноты, замкнутого пространства и больших скоростей, ее неприязни к фастфуду, склонности к беспричинной хандре и одиночеству – довольно сильно раздражали бы его в Мардж-любовнице, тогда как в Мардж-подруге они всего лишь удивляли и даже веселили его. Как знать, возможно, именно поэтому он за все это время так ни разу и не сделал попытки пойти на дальнейшее сближение. Может, они оба понимали, что именно такие отношения им больше подходят. Конечно, нельзя было сбрасывать со счетов и то, что над обоими постоянно висела смутная тень Карлы.
«Как дела у Карлы?
Чем Карла занимается?»
Это был тяжелый разрыв. В чем, как и во многом другом, была и его вина.
Их любовь постепенно переросла в самую настоящую войну. Карла находилась на подъеме карьеры, работала на интерес и получала хорошие деньги, пока Ник перебивался с пятого на десятое. Желая податься в писатели, он вдруг взял и ушел с насиженного местечка – но творить так по итогу ничего и не начал. Сейчас, по прошествии года с небольшим после ухода от Карлы, он зарабатывал намного больше, чем в ту пору – за полный рабочий день. Но тогда его самолюбие всячески уязвляла ее самодостаточность.
Однажды, ближе к развязке, она сказала:
– Если ты будешь жить без меня, все у тебя наладится. Вот увидишь.
Слова оказались пророческими: на пятый день после расставания Ник задержался у пишущей машинки... сел за нее... и его пальцы пустились в пляс.
Он стряхнул последнюю каплю, выключил свет и вышел на кухню. У Мардж все еще горел свет, и в гостиной – не выходило это не подметить – тоже. Меж этих двух помещений притулилась его спальня.
Спальня, где его ждала Лора.
Ник нахмурился. С Лорой ему было сложновато. Что-то постоянно не клеилось. Она эпатировала публику решительными выходками, но на деле не уступала Мардж в зажатости и неуверенности в себе. Она не могла найти в себе душевных сил отвезти кошку к ветврачу, так как боялась, что на нее там «неправильно посмотрят». Она не пила на вечеринках и как огня боялась дури. Ник понимал, что эта девчонка по уши влюблена в него, – сдержанность в проявлении чувств в ее случае ровным счетом ничего не значила. Стоило ему отдалиться от нее немного, как она буквально сделалась сама не своя. Паршивая ситуация – он сам никак не рассчитывал на что-либо серьезное с ней. У Ника в ту пору не было на примете никого более стоящего, вот он и не решился дать ей от ворот поворот. А все-таки стоило – он ведь попросту водит ее за нос, кормит пустыми обещаниями.
Даже сейчас, когда она ждет его там, разгоряченная и готовая отдаться, он думает о Карле за стенкой.
Видимо, этой ночью снова придется говорить «дорогая, у меня болит голова после всех этих колдобин на дороге». Лишь бы не представлять во время секса с ней, что вместо нее под ним – Карла, как раньше. Кто бы мог подумать, что старые привязанности до того сильны. Он и не подозревал – до тех пор, пока прошлое не начало нашептывать ему через стену, зовя вернуться – и вместе с тем предостерегая: соблюдай дистанцию, дружок.
Ник подошел к двери спальни и заглянул внутрь. Лора уснула, пока ждала его.
Он выдохнул с искренним облегчением.
* * *
В соседней комнате Мардж встала и закрыла окно. Какое-то время она смотрела в темноту.
– Жуткая холодрыга тут, – сказала она.
– У тебя есть два одеяла, – резонно заметил Дэн.
– Этого мало. – Она юркнула назад в кровать.
– А как насчет хорошего, чистого деревенского воздуха? – Он сел рядом с ней и снял туфли и носки.
– Хороший чистый деревенский воздух слишком холодный, – парировала она.
– Подбирайся поближе и покрутись на моем члене, – сказал он. – Так и согреешься.
Ей нравилось, когда Дэн вульгарничал. Хотя он почти всегда держался грубовато. Он лег в постель уже голым, в полной боевой готовности. Его тело было гладкокожим и подтянутым – и это ей тоже нравилось.
– Сними эту тряпку, – приказал он, дергая за подол ее ночной рубашки.
– Мне холодно.
– Я понял, что тебе холодно. Раздевайся.
– Ну уж нет, ночнушка останется на мне.
– А если я попрошу по-хорошему? – Он забрался на нее сверху.
– Фигушки!
Он нырнул под простыни, под подол ее ночной рубашки. Она засмеялась. Дэн нежно укусил ее за живот.
– Через что приходится проходить ради того, чтобы пристроить ненадолго шишку, – сказал он приглушенным голосом.
– Ты мудозвон! – бросила она. До Дэна она бы никогда не сказала мужчине подобное. Он что-то в ней изменил, сделал более открытой. С Дэном было весело. Он припал губами к ее животу и громко выдохнул, породив неприличный звук. Мардж захихикала от щекотки.
– Перестань, – попросила она. – Это не смешно.
– А с чего должно быть смешно? Я тут, вообще-то, потрахаться пытаюсь. – Он встал из-под одеяла и начал расстегивать ее ночную рубашку. Как обычно, его пальцы двигались жутко неуклюже.
– Нет, подожди, – осадила его она. – Да погоди же! Я хочу, чтобы ты сделал для меня только одну вещь. Одну-единственную!
– Гос-с-споди. И какую же?
– Всего одну, прежде чем ляжем.
– Я уже лежу на тебе, если не заметила.
– Я в курсе. Я не об этом.
– А о чем тогда?
– До того как мы приступим, не мог бы ты сперва подложить в огонь немножко дров? Иначе я здесь околею. Прошу! – Она состроила ему жалобные глазки. Обычно это помогало – сработало и сейчас.
– Ладно-ладно. Устроим. Где тут вся эта фигня для растопки хранится?
– Кажется, прямо перед печкой. – Потом она как можно более застенчиво добавила: – Спасибо, Дэн.
– «Спасибо, Дэн», – передразнил он. – Какая же ты фальшивка, ты бы знала.
Она шлепнула его по заднице. Не утруждая себя процедурой надевания халата, Дэн подошел к двери и выглянул в темную кухню. Дверь Ника была закрыта, а в самой гостиной свет погас. Кажется, никого. В струившемся из спальни слабом свечении Дэн на цыпочках подошел к печке и отворил дверцу. Внутри почти все прогорело – золы накопилась гора, а из всех поленьев уцелело одно-единственное жалкое бревнышко. Мардж была права: к утру они основательно продрогнут с таким запасом.
Он протянул руку, поднял с пола кедровое полено и просунул его в топку. В доме не было слышно ни звука. Даже жутковато как-то. Дэн решил подбросить в огонь еще полено и раздраженно поморщился, когда нечаянно зацепил его краем угол дверцы топки – та на весь дом лязгнула. Нет, тут быстро вопрос не решить. Очень осторожно он извлек из ящика самую крупную чурку и плавно погрузил ее в горнило.
  
Лишь сделав это, он заметил, что поленья легли вплотную друг к другу – разумеется, так они гореть не будут. «Вот дерьмо», – раздраженно подумал Дэн и заозирался, ища кочергу. Та лежала у стены, рядом с буфетом. Орудуя ею как можно деликатнее, Дэн стал ворочать поленья, образуя меж них зазор, достаточный для прохождения потоков воздуха. Наконец он отложил кочергу, глубоко вздохнул и глянул внутрь печки, чтобы проверить, насколько весь этот труд окупился.