Мертвая река (ЛП)
* * *
Пег и Дорогуша слышали выстрел, и Пег подумала: «Неужели отец застрелил ее? Прикончил? Может ли он каким-то образом узнать, что это она ее освободила, и будет ли она следующей? Или смерть ждет их обеих?» Ее отец способен на все, теперь она это знает. Дорогуша плачет так сильно, что едва дышит. Бедняжка в ужасе. Ей нужно отвлечься. Чем угодно. Пег торопит ее обратно на кухню. На полке – упаковка из шести литровых бутылок воды «Дир Парк». Она хватает одну и сует ее в руки Дорогуше.
– Вот, не урони, – говорит она. – Что бы ни случилась, не роняй ее. Пошли!
Это срабатывает. Теперь Дорогуше есть чем себя занять. Не уронить бутылку с водой. По крайней мере, теперь она не захлебывается слезами. Она бежит по коридору к входной двери.
– Погоди! СТОЙ! – кричит в ужасе Пег. Там лежит их мертвая мать.
Дорогуша останавливается на полпути и поворачивается к ней.
– Выходим через заднюю дверь, – говорит Пег. – Ну, живее!
* * *
Мужчина воет от боли.
Он поднимает окровавленную руку, умоляя о пощаде.
«Пожалуйста!» – говорит он.
Она понимает это слово. Она слышала его уже много раз. Она ударяет по запястью мужчины; рука не оказывает достаточного сопротивления, а лезвие не настолько острое, чтобы срубить его за один удар подчистую, поэтому запястье повисает на струпьях кости и сухожилий, фонтанируя кровью. Мужчина поднимает вторую руку, хватаясь ею за первую. Она ударяет и по этому запястью, и на этот раз результат куда лучше. Рука кувыркается в воздухе и ударяется о клетку, в которой лают собаки.
– Нет, нет, нет, – причитает он, – и она тоже понимает это слово.
Он кричит, как ребенок, когда она опускает лезвие. Она разрезает его от грудины до промежности. Для такой мягкой плоти лезвие достаточно острое.
Мужчина выглядит озадаченным – так быстро это произошло. Но он не понимает, что именно с ним только что произошло. Она ему показывает. Бросает лезвие, садится на корточки рядом с ним, тянется к каждой стороне длинной раны и раздвигает ее, как будто мужчина – это высокий камыш; она широко раскрывает его и погружает голову внутрь. Сквозь жар и сырость она слышит его крики.
Она вытаскивает зубами жгут кишок и тут же его выплевывает. Кишки воняют.
Мужчина все еще в сознании, машет руками, в его глазах удивление и ужас. Вторая рука отпала и лежит рядом с ним. Она снова погружает в него голову, впивается зубами в печень, вытаскивает ее и начинает жевать. Печень тоже воняет. Она выплевывает и ее.
На этот раз она протягивает руку внутрь и вырывает сердце.
Его она ест с удовольствием. Сердце нормальное.
Она встает. Собаки сходят с ума, лают и скребут клетку когтями, хотят добраться до свежего мяса. Внутри клетки – какое-то странное существо. Но оно не скребет стенку, а хватается за нее. У него нет глаз, и оно такое же окровавленное, как и собаки.
Но это – человек. Человеческое дитя.
Она помнит голос, доносившийся из погреба. Теперь она слышит его снова. Что-то среднее между лаем и криком.
Она подходит к клетке и открывает дверь. Собаки рвутся наружу и набрасываются на тела. Она видит, что собаки не голодны – они уже поели, а в клетке лежит третье тело, почти полностью съеденное.
Собаки не голодны, они злы.
Ребенок тоже выбегает, но Женщина хватает его сзади за шею и берет на руки. Видит, что ребенок женского пола. Девочка вырывается и пытается ее укусить.
– Чихо, – говорит она, – чихо. – В смысле – «тихо», «успокойся».
Но девочка не успокаивается. Она воет и огрызается. Женщина сильно ее шлепает, а затем начинает гладить. Поглаживает голову, спину, плечи и бедра. Дитя мало-помалу затихает. Женщина подводит ребенка к телу мужчины, наклоняется, достает наполовину съеденное сердце и предлагает ребенку. Тот сначала нюхает его, а затем цепко хватает – и начинает грызть.
Она снова наклоняется, вырывает у мальчика правый глаз, бросает в рот и жует. Пусть остальное достанется собакам. В доме есть маленькая девочка. Зрячая, не то, что эта, и младше ее. Она видела ее в погребе вместе с остальными.
Девочка явно вкусная.
Она поднимает оружие с окровавленного грязного пола и выходит в надвигающуюся ночь.
Глава 35
Дорогуша снова очень напугана.
Темно, а у них только один фонарик, да и тот постоянно мигает и норовит погаснуть, так что Пегги приходится трясти его, чтобы он снова включился, и она совсем не знает леса – ей не разрешают здесь играть. А где мама? Почему мама не с ними? И почему у Пегги такая потная рука? И что они вообще делают в лесу ночью?
Она крепко держит бутылку с водой под другой рукой, потому что Пегги сказала: «Не урони ее, что бы ни случилось», но потом свет снова гаснет, и старшая сестра встряхивает фонарик, чтобы заставить его работать, и она внезапно падает, потому что падает старшая сестра, и она падает вместе с ней, и бутылка ускользают от нее, и Пегги говорит: «А-а-а! Блядь!» – чего она говорить не должна.
* * *
В доме никого нет. Она понимает это, как только туда входит.
Женщину это забавляет. Безглазый ребенок последовал за ней и бегает вокруг нее на четвереньках, пыхтя, как собачка, пока они пробираются по дому. Ребенок очень похож на нее. Он не может видеть, но ощущает запахи. Это чувство у него сильно развито.
Женщина чувствует запах девушки и ее младшей сестры. Их страх витает в воздухе, как запах илистого берега у ручья. Они вышли через заднюю дверь. Когда она пересекала двор, то заметила, что за домом сплошной лес.
Они в лесу. Стоя на крыльце, она различает своим зорким взглядом дорожку, а за ней – тропинку.
Их будет легко выследить.
Она наклоняется навстречу легкому ветерку и прислушивается.
* * *
Пег испытывает сильную боль. Она подвернула лодыжку. Она знает эту тропинку через лес. Та ведет к небольшому ручью, а затем примерно через милю выходит на Вебер-роуд. Вебер-роуд, в свою очередь, выходит на шоссе. В детстве они с Брайаном часто ходили с пустыми банками из-под супа «Кэмпбелл» ловить раков в ручье. Но она никогда не бывала здесь ночью, а с этим чертовым мигающим фонариком нет никакой возможности увидеть нору, в которую она только что провалилась ногой.
Фонарик выпал из ее руки, но он лежит рядом, и, как ни странно, удар о землю, похоже, пошел ему на пользу, теперь он светит ровно. Она поднимает его, почти боясь, что, если она прикоснется к нему, то он опять начнет мигать, но этого не происходит.
Пег замечает ползающую в панике по грязи Дарлин, пытающуюся найти потерянную бутылку. Направляет луч фонарика на тропинку.
– Вот она, – шепчет Пег, осветив бутылку. Сестра подползает к ней, хватает ее и встает.
Пег тоже надо встать, но, черт возьми, больно даже пошевелить лодыжкой.
Но они должны выбраться отсюда.
В нескольких футах слева от нее, чуть в стороне от тропинки, растет молодое деревце. Она подползает к нему, хватается за ствол и подтягивается на руках. Дорогуша пытается помочь, но от ее помощи никакого проку. Луч скачет по листьям деревьев наверху, когда она подтягивается, опираясь на руки, и, наконец, встает. Прихрамывая, возвращается на тропу. Каждый раз, когда Пег становится на ногу, боль пронзает ее до самого бедра. Возможно, у нее перелом. Но она не может прыгать на одной ноге по такой поверхности, вмиг упадет.
Вдруг Дорогуша застывает на месте, как вкопанная.
Пег слышит, как ломается ветка, потом еще одна, и направляет луч фонарика туда, куда смотрит Дорогуша, держащая перед собой бутылку с водой, как талисман, отгоняющий зло.